Дремова Наталья: Антон Чехов - "Ялта лучше Ниццы"

Ялта. Дача А. П. Чехова. Старинная открытка.

«Еду в Крым», «буду в Ялте» — ​эти слова часто повторяются в письмах Антона Павловича Чехова. «Ялта лучше Ниццы, несравненно чище ее», — ​признавался он писательнице Лидии Веселитской.

Ялта была для писателя целительницей, прибежищем, где возвращались силы и отступала болезнь. Здесь Чехов создал сокровища мировой драматургии: «Три сестры» и «Вишневый сад». В «Белой даче» на окраине Ялты он принимал друзей — ​писателей Бунина, Куприна, Горького, репортера Гиляровского, основателей МХАТа Станиславского и Немировича-Данченко. Крым давал Чехову материал для творчества: на страницах чеховских рассказов и повестей, как искры, «вспыхивают» крымские характеры, ситуации, приметы. И писатель не оставался в долгу, активно помогая ялтинцам, Ялте и приехавшим в этот город.

«Шартрезы, крюшоны, купанье…»

Крым — ​от перекопских степей до Севастополя — ​Антон Павлович впервые увидел в 1888 году, из окна поезда. «Таврическая степь уныла, однотонна, лишена дали, бесколоритна, как рассказы Иваненко, и в общем похожа на тундру, — ​писал Чехов родным. — ​От Симферополя начинаются горы, а вместе с ними и красота. Ямы — ​горы, ямы — ​горы, из ям торчат тополи, на горах темнеют виноградники — ​все это залито лунным светом, дико, ново и настраивает фантазию на мотив гоголевской «Страшной мести». Особенно фантастично чередование пропастей и туннелей, когда видишь то пропасти, полные лунного света, то беспросветную, нехорошую тьму… Немножко жутко и приятно».

И продолжает о Севастополе: «Город красив сам по себе, красив и потому, что стоит у чудеснейшего моря».

Из Севастополя планировалось путешествие на пароходе до Феодосии (с заходом в Ялту): Чехову предстояло провести несколько недель на даче своего друга и издателя Алексея Суворина.

Море примирило Антона Павловича с однообразным феодосийским пейзажем.

«Купанье до того хорошо, что я, окунувшись, стал смеяться без всякой причины», — ​признавался он в письме.

Еще будучи в Москве, Чехов строил на поездку в Крым большие писательские планы. Но общение с Сувориным, его семьей, многочисленными знакомыми издателя, море, поездки по окрестностям «съедали» часы и дни. Писатель корил себя и каялся перед родными: «Выезжаю из Феодосии. Гонит меня из Крыма моя лень. Я не написал ни единой строки и не заработал ни копейки; если мой гнусный кейф продлится еще 1–2 недели, то у меня не останется ни гроша. Кейф на берегу, шартрезы, крюшоны, ракеты, купанье, веселые ужины, поездки, романсы — ​все это делает дни короткими и едва заметными; время летит, летит, а голова под шум волн дремлет и не хочет работать… Дни жаркие, ночи — ​душные, азиатские… Нет, надо уехать!» Но «гнусный кейф» остался в памяти, и Чехов, устав от московской круговерти, писал Суворину в Феодосию: «Ах, хорошо бы на песочке сыграть в пикет!»

В Крым за здоровьем

Следующим летом Чехов приехал в Крым снова и поселился в самом центре Ялты, на даче богатейшего купца Григория Фарбштейна — ​она стояла у набережной, на том месте, где сейчас находится киноконцертный зал «Юбилейный».

«Живу я на очень приличной даче, плачу за 1½ комнаты 1 рубль в сутки. Море в двух шагах. Растительность в Ялте жалкая. Хваленые кипарисы не растут выше того тополя, который стоит в маленьком линтваревском саду налево от крыльца; они темны, жестки и пыльны… Женщины пахнут сливочным мороженым, — ​описывал публику Чехов в письме сестре. — ​Одинокий человек отлично может прожить в Ялте за 60–75 руб. в месяц. Дороговизну преувеличили».

Ялтинские каникулы оказались намного плодотворнее феодосийских. Жалуясь в письмах родным на скуку, Антон Павлович работал и написал большую часть повести «Скучная история».

Весной 1894-го Чехов приехал в Крым уже не отдыхать, а лечиться. Свирепствовавшая в Российской империи чахотка жертвы не выбирала, туберкулезом заболевали и бедняки, и талантливые писатели. Антон Павлович поселился в ялтинской гостинице «Россия» — ​в Крыму еще не было заведений, специализирующихся на лечении пациентов с чахоткой, первое из них открылось в 1899-м. Собственно, и особого лечения не было, считалось, что больным на курорте (это же не больница!) нужно «подсушить легкие», регулярно питаться, есть фрукты. В этот приезд родился рассказ «Студент». Также с целью поправить здоровье Чехов будет приезжать в Крым и в последующие годы.

«Дама с собачкой»

Было бы, конечно, неправильно судить о «крымском вкладе» в чеховское творчество только по написанным в Крыму повестям, рассказам, пьесам. Антон Павлович копил впечатления, поразившие его фразы, черты характеров, всевозможные жизненные углы, несуразицы, курьезы. В его записных книжках можно найти, например, такую историю: «Две жены: одна в Петербурге, другая в Керчи. Постоянные скандалы, угрозы, телеграммы. Едва не довели до самоубийства. В конце концов нашел средство: поселил обеих жен вместе. Они в недоумении, точно окаменели: и молчали, стали тихи». И еще крымское наблюдение: «Мусульманин для спасения души копает колодезь. Хорошо, если бы каждый из нас оставлял после себя школу, колодезь или что-нибудь вроде, чтобы жизнь не проходила и не уходила в вечность бесследно».

В конце 1899 года в журнале «Русская мысль» вышло самое «ялтинское» произведение Чехова — ​«Дама с собачкой». Хотя, наверное, правильнее сказать, самое курортное. Исключите чисто ялтинские детали вроде реальных кондитерской Вернье или японского магазина на набережной, уберите дамские турнюры и украшенные гирляндами цветов шляпки — ​и получите рассказ о любви на все времена.

не трагедией или сентиментальным романом со страдавшими, но счастливо воссоединившимися героями. «Дама с собачкой» — ​как сама курортная жизнь.

«Черт возьми, как хорошо Антоний написал «Даму с собачкой!», — ​воскликнул Левитан.

Героиня рассказа вместе с ее курортным возлюбленным (и, конечно, с собачкой) уже тринадцать лет украшает ялтинскую набережную. Гуров и Анна стоят точь-в-точь как в рассказе: «По случаю волнения на море пароход пришел поздно, когда уже село солнце, и, прежде чем пристать к молу, долго поворачивался. Анна Сергеевна смотрела в лорнетку на пароход и на пассажиров, как бы отыскивая знакомых, и когда обращалась к Гурову, то глаза у нее блестели. Она много говорила, и вопросы у нее были отрывисты, и она сама тотчас же забывала, о чем спрашивала…»

Ялтинец поневоле

Чехов считал, что его здоровье подорвало путешествие на Сахалин — ​дорога через Сибирь и Дальний Восток заняла почти три месяца, ехать пришлось на лошадях, по весенним дорогам, часто в сырой одежде и промокшей обуви. Поездки в Крым давали лишь временное облегчение, и весной 1897 года дело приняло совсем серьезный оборот. Во время обеда с Сувориным в роскошном московском ресторане «Эрмитаж» у Чехова неожиданно открылось легочное кровотечение, да такое сильное, что остановить его удалось только через несколько часов. Пришлось срочно уехать в Ялту. Несколько следующих лет Антон Павлович кочевал в Крыму по съемным апартаментам: жил на даче доктора Иванова, в номерах «Омюр» на улице Ауткинской, в гостинице «Мариино» в центре набережной.

В необходимости купить или построить в Ялте дом Чехова убедил местный врач Альтшуллер — ​коллега и собрат по несчастью: он тоже перебрался в Крым, рассчитывая на выздоровление. Один из выставленных на продажу участков — ​заброшенный виноградник на склоне, обнесенный плетнем, — ​был Чехову по карману. Просили недорого — ​четыре тысячи рублей. Может быть, потому, что сразу за ограждением находилось действующее татарское кладбище. Но вид с холма примирил Чехова со скорбным соседством, панорама на горы и море открывалась потрясающая. «Участок очень хороший, все хвалят… в 15 минутах ходьбы от моря, сад, виноградник, своя вода», — ​написал он потом брату. С деньгами решили так: тысячу Чехов отдал сразу, а затем сходил в банк вместе с владельцем земли, участок заложили, а деньги выплатили продавцу.

Как радовался Чехов, выводя строчки в письме сестре: «20 ноября 1898 г. Постройку начали. Груша не уцелеет. Внизу в доме будет три комнаты плюс кладовая, ватер и подвал»!

Строительство заняло всего 10 месяцев. Дом по проекту архитектора Шаповалова был тщательно продуман: комнаты для гостей, для родных (Чехов забрал из подмосковного Мелихова сестру и престарелую мать), большая терраса — ​обедать и пить чай, балконы — ​любоваться морем и горной панорамой.

Дом был распахнут навстречу саду — ​небольшое по размерам здание имело девять выходов, обитателям было удобно уединяться в своих комнатах и выходить в сад, не пересекая оживленную гостиную.

В саду своей «Белой дачи» Чехов посадил больше полутора сотен видов растений. Он вел записи о них, записывал названия по-русски и на латыни. К нашему времени сохранилось около половины растений, посаженных писателем. Среди них — ​кипарисы, тополя, кедры, гледичия, ива, магнолия, мушмула, индийская сирень, пальма, шелковицы.

Толстой, Горький, Бунин…

Крым для отдыха, лечения и творчества выбирало множество именитых литераторов, актеров, художников. Среди них было немало друзей и знакомых Чехова. Писатель постоянно принимал гостей и наносил визиты. Например, в сентябре 1901 года он посетил в Гаспре Льва Толстого.

«Видаю здесь Чехова, совершенно безбожника, но доброго», — ​писал Толстой после того визита в одном из писем. А вот строки из дневника Льва Николаевича: «Уяснил себе, что он (Чехов), как Пушкин, двинул вперед форму. И это большая заслуга. Содержания же, как и у Пушкина, нет». Но разве на такое сравнение можно обидеться?

С Максимом Горьким у Антона Павловича с первой встречи получилась крепкая дружба, несмотря на разницу в возрасте. Чехов приезжал к Горькому на дачу, в Олеиз, но тот навещал старшего коллегу намного чаще.

«У меня здесь бывает беллетрист М. Горький… Он простой человек, бродяга и книги впервые стал читать, будучи уже взрослым, — ​и точно родился во второй раз, теперь с жадностью читает все, что печатается, читает без предубеждений, душевно», — ​писал Чехов Василию Розанову. Антон Павлович ввел Горького в свой круг, познакомив с Иваном Буниным, писателем Маминым-Сибиряком, актрисой Ермоловой, художником Ярцевым.

Небольшое здание имело девять выходов, обитателям было удобно уединяться в своих комнатах и выходить в сад, не пересекая оживленную гостиную.

А. П. Чехов о «Белой даче»

Ялтинский дом очень хорош. Лучше не надо. Комнаты малы, но это не бросается резко в глаза. Виды со всех сторон замечательные, а из твоей комнаты такие виды, что остается пожалеть, что этого дома у нас не было раньше. Флигель готов совершенно. Уютно и мило. Все деревья, которые я посадил, принялись. Комната для мамаши тоже очень хорошая. Одним словом, не дом, а волшебство.

Письмо М. П. Чеховой

Позже Горький несколько лет подряд приезжал в Ялту. Местные газеты, уведомлявшие о визитах знаменитостей, уже привычно писали: «Летний сезон закончен. Прибыл Чехов. Ожидается Горький» — ​«Московский листок», 1 ноября 1901 г. Кстати, именно в том году Горький был арестован и выслан под надзор в Арзамас. Но власти сочли возможным удовлетворить его прошение о перемене места высылки, разрешили пожить в Крыму. Остановиться в Ялте Горькому не разрешили — ​он мог выбрать какую-либо из близлежащих деревень. И тогда Антон Павлович оформил Горькому прописку на своей «Белой даче»: формально та находилась за городской чертой, в деревне Аутка. Два писателя нередко располагались для бесед на скамейке в уютном закутке чеховского сада. Эту скамейку в семье называли «горьковской».

Ялтинская «Белая дача» стала самым настоящим культурным центром, здесь даже зимой и осенью можно было застать гостей.

У Чехова нередко гостил будущий нобелевский лауреат Иван Бунин — ​он написал там стихотворение «Сосны» и рассказ «Туман на море», работал над рассказом «Белая смерть».

«Дни мои протекают, — ​писал Бунин из чеховского дома, — ​в каком-то поэтическом опьянении. Там, на горах, многое творится — ​и снег, и бури, и туманы, и мрачные тучи, а у нас большей частью солнце, бирюзовое, радостное небо и залив моря вдали. Если бы ты знал, какой у меня вид из окон! Мы живем почти у самого Учан-Су. А в кабинете Антона Павловича огромнейшее полукруглое окно тройное и верх — ​из цветных стекол. Как тут в солнечные дни, можешь вообразить! Антон Павлович здоров и работает. Семья его очаровательная. Сегодня проводил в Москву своего большого друга, его сестру Марью Павловну. Редкая девушка!

… обычно. И мечтаю».

Часто приезжал в Ялту писатель Дмитрий Мамин-Сибиряк. Чехов очень ценил умение его обращаться со словом: емкой, меткой, весомой кажется каждая фраза. И даже шутил, что из какого-нибудь рассказа Мамина-Сибиряка французский беллетрист написал бы пять толстых романов. «Он как тот же чернозем — ​жирный, плотный, сочный, который тысячу лет может родить без удобрения», — ​отзывался о своем друге Чехов.

В сентябре 1901 года Чехов посетил в Гаспре Льва Толстого. «Видаю здесь Чехова, совершенно безбожника, но доброго», писал Толстой после того визита.

Другие частые гости «Белой дачи» из литераторов — ​Александр Куприн, Леонид Андреев, Николай Гарин-Михайловский. Сестра Чехова — ​Мария Павловна не раз замечала, что в дни, когда прибывают «приятные гости», Антон Павлович оживляется. Вспыхивает в глазах огонек, он охотно и много смеется шуткам, сам вспоминает смешное. На благо здоровью шел не только ялтинский воздух, но и поддержка близких по духу людей.

Навещавший Чехова в Ялте журналист и писатель Владимир Гиляровский вспоминал, как, прощаясь, писатель попросил: «Гиляй, оставайся у меня жить. С тобой и умирать неохота…»

«Своим человеком» у Чеховых был знаменитый художник Исаак Левитан, с ним Чехов подружился еще в юности. Левитан был из тех друзей, что, узнав о несчастье, сами предлагают помощь, а их искреннее сочувствие не ранит, не принижает.

«Не нужно ли денег? Я уверен, что, если ты и лето, и зиму проведешь хорошо, все пройдет, и врачам не придется торжествовать. Ах, зачем ты болен, зачем это нужно…» — ​писал он Антону Павловичу сразу после того, как врачи поставили тому неутешительный диагноз.

За полгода до своей смерти, в декабре 1899 года, Левитан приезжал на «Белую дачу». Чехов пожаловался ему на свою тоску по северу, на приторность южных красот. Художник, попросив кусок картона, тут же написал прелестный этюд: лунная ночь, скошенное поле — ​и вставил пейзаж в нишу кабинета Антона Павловича.

Первые гастроли МХАТа

Московский художественно-общедоступный театр (ставший позднее МХАТом) был создан наперекор царившему на академических сценах ложному пафосу, декламациям, излишне эмоциональной игре актеров.

громких событий.

«Я задался целью указать на дивные, по-моему, изображения жизни и человеческой души в произведениях «Иванов» и «Чайка». Последняя особенно захватывает меня, и я готов отвечать чем угодно, что эти скрытые драмы и трагедии в каждой фигуре пьесы при умелой, небанальной, чрезвычайно добросовестной постановке захватят и театральную залу…» — ​писал Чехову один из создателей МХТ, драматург Немирович-Данченко. И добавлял: «Чайка» — ​единственная современная пьеса, захватывающая меня как режиссера, а ты — ​единственный современный писатель, который представляет большой интерес для театра с образцовым репертуаром».

Премьера чеховской «Чайки» состоялась уже через два месяца после открытия МХТ, на репетициях Чехов познакомился с актрисой Ольгой Книппер — ​и с тех пор творчество и жизнь писателя были тесно связаны с театром.

Зиму 1898–1899 годов Чехов провел в Ялте, а на лето вернулся в Москву и снова участвовал в репетициях. На следующий год писатель остался летом в Крыму: перебраться в Москву не позволило здоровье. Но зато пригласил в Крым театр в полном составе.

«Антон Павлович не может приехать к нам, так как он болен, поэтому мы едем к нему, так как мы здоровы. Если Магомет не идет к горе, гора идет к Магомету, — ​вспоминал режиссер МХТ Константин Станиславский. — ​Артисты, их жены, дети, няни, рабочие, бутафоры, костюмеры, парикмахеры, несколько вагонов имущества, в самую распутицу, двинулись из холодной Москвы под южное солнце. Шубы долой! Вынимайте легкие платья, соломенные шляпы! Нужды нет, что день-другой померзнем в дороге! Зато там согреемся! Целый вагон был отдан в наше распоряжение. Ехать предстояло двое суток. Когда люди молоды и весна на дворе, все кажется веселым и радостным. Нельзя описать всех шуток, забавных сцен, комических происшествий во время нашего путешествия. Мы пели, шалили, заводили новые знакомства».

А Ялта, конечно, ждала знаменитый театр, впервые в своей истории выехавший на гастроли.

«Вчера весь день у Синани (владелец ялтинской книжной лавки. — ​ДК), продающего билеты, был растерянный, ошеломленный вид, и лавочку его публика брала приступом, — ​писал Чехов Немировичу-Данченко. — ​Билеты все проданы, и если бы театр был вдвое больше, то и тогда бы билетов не хватило. И это в Ялте, где полных сборов в театре никогда не бывает и театр пустует».

До Ялты труппа добиралась через Севастополь. 10 апреля 1900 года состоялось первое знакомство жителей полуострова с московскими актерами. Летний деревянный театр, пронизываемый весенними сквозняками, был забит под завязку. Севастопольцы увидели «Одиноких» Гауптмана, «Эдду Габлер» Ибсена и две чеховских пьесы — ​«Дядя Ваня» и «Чайка». Сам Чехов, хоть и чувствовал себя неважно, добрался до Севастополя, чтобы увидеть спектакли. Многие известные люди, бывшие в Крыму, ухитрились гастрольные спектакли просмотреть дважды, в Севастополе и потом в Ялте.

С 14 апреля «Белая дача» наполнилась смехом, громкими спорами, шутливыми пикировками. Пожалуй, это были самые счастливые ялтинские дни Чехова. Рядом были его друзья, компания талантливых, замечательных людей. Станиславский вспоминал, как Антон Павлович «помирал от смеха» — ​таким, оживленным и хохочущим, его давно не видели.

«Он все время двигался с места на место, держа руки назади, поправляя ежеминутно пенсне. То он на террасе, заполненной новыми книгами и журналами, то с не сползающей с лица улыбкой покажется в саду, то во дворе. Изредка он скрывался у себя в кабинете и, очевидно, там отдыхал».

Ялта была едва видна сквозь утренний туман, на вершинах гор неподвижно стояли белые облака. Листва не шевелилась на деревьях, кричали цикады, и однообразный, глухой шум моря, доносившийся снизу, говорил о покое, о вечном сне, какой ожидает нас. Так шумело внизу, когда еще тут не было ни Ялты, ни Ореанды, теперь шумит и будет шуметь так же равнодушно и глухо, когда нас не будет.

«Дама с собачкой», 1899

Череда людей, которые жаждали общества Чехова, в те дни его не тяготила. Пожалуй, даже давала силы. Вечером, в театре, после спектакля, Антона Павловича просили на сцену, и публика рукоплескала ему не меньше, чем актерам.

«Ему пришлось несколько раз выходить на вызовы публики. Я еще никогда не видала такого подъема в зрительном зале. Все аплодировали, кричали, бесновались. Тогда же брату поднесли пальмовые ветви с красной лентой и надписью: «Глубокому истолкователю русской действительности» — ​и большой адрес с массой подписей», — ​писала о тех днях сестра Мария Павловна.

— ​то, в котором ялтинцы впервые увидели «Чайку», через пять месяцев после гастролей МХТ сгорело из-за непотушенной свечи. Новый театр построить удалось уже после смерти Чехова, в 1908 году. Он работает до сих пор.

Кстати, второй визит МХТ в Ялту состоялся в 1917 году, за несколько месяцев до революции. Театр привез, конечно же, Чехова — ​«Дядю Ваню». На сцене играла и Ольга Книппер-Чехова.

Дом для творчества

Обложка первого отдельного издания пьесы «Три сестры» (1901 год) с портретами первых исполнительниц в Художественном театре: М. Г. Савицкая, О. Л. Книппер и М. Ф. Андреева.

Тихой ялтинская жизнь Чехова не была: постоянные телефонные звонки, посетители, многим из которых нельзя было отказать в визите — ​их приводили друзья, знакомые.

несловоохотливыми обитателями «Белой дачи» — ​собаками.

Александр Куприн писал, что «белый каменный домик в Аутке осаждают посетители. Ученые, литераторы, земские деятели, доктора, военные, художники, профессора, светские люди, сенаторы, священники, актеры… На железных решетках, отделяющих усадьбу от шоссе, целыми днями висли, разинув рты, девицы в белых войлочных широкополых шляпах».

Лавры знаменитости, слава — ​это было для Чехова ненужно и утомительно. «В Ялте, где живет А. П. Чехов, образовалась целая армия бестолковых и невыносимо горячих поклонниц его художественного таланта, именуемых здесь «антоновками», — ​писала в январе 1902 года газета «Новости дня». — ​Они бегают по набережным Ялты за писателем, изучают его костюм, походку, стараются чем-нибудь привлечь на себя его внимание и т. д. — ​словом, производят целую кучу нелепостей. Идеал этих безобидных существ весьма скромен: «видеть Чехова», «смотреть на Чехова».

Работать приходилось иногда урывками, хотя сестра Мария Павловна делала все, чтобы оградить Чехова от «лишних» посетителей, дать ему возможность побыть в тишине и покое. И Чехов решил… бежать. Хотя бы на время, в уединенное место. В 1900 году он присмотрел в Гурзуфе татарскую саклю на самом берегу моря. День и ночь море ворочало гальку у подножия домика, даже в тихую погоду напоминало о себе. Хозяин заломил за продуваемую ветрами хибарку немыслимые деньги, но писатель торговаться не стал — ​как и в случае с покупкой ялтинского участка, оказался беззащитным перед потрясающим видом.

«Я купил кусочек берега с купаньем и Пушкинской скалой около пристани и парка в Гурзуфе. Принадлежит нам теперь целая бухточка, в которой может стоять лодка или катер. Дом паршивенький, но крытый черепицей, четыре комнаты, большие сени. Одно большое дерево — ​шелковица», — ​порадовал он сестру.

«Трех сестер» — ​первую пьесу специально для Московского художественного театра.

«Крымская чепуха», покорившая мир

Незадолго до этого Константин Станиславский обрадовал Владимира Немировича-Данченко: Чехов обещал закончить пьесу к началу театрального сезона.

«Он завтра уезжает в Гурзуф, писать, и через неделю собирается приехать в Алупку читать написанное. Он надеется к 1 сентября сдать пьесу, хотя оговаривается: если она окажется удачной», — ​писал режиссер.

Трудно сказать, насколько подходящим местом для создания «Трех сестер» был крошечный домик на краю моря с неумолчным гулом волн.

«Три сестры» от многих других произведений Чехова отличались тем, что не были написаны «на одном дыхании». Каждая мелочь, каждая деталь и реплика не приходили сами собой, они были итогом кропотливой и тяжелой работы.

«Пьесу я пишу, уже написал много, но пока я не в Москве, судить о ней не могу. Быть может, выходит у меня не пьеса, а скучная, крымская чепуха… для Вас приготовляю роль инспектора гимназии, мужа одной из сестер. Вы будете в форменном сюртуке и с орденом на шее», — ​пообещал он актеру МХТ Вишневскому.

О том, как трудно шла работа, можно проследить по замечаниям из писем самого Антона Павловича:

14 августа 1900 г.: «Пишу не пьесу, а какую-то путаницу. Много действующих лиц — ​возможно, что собьюсь и брошу писать».

«Пьеса сидит в голове, уже вылилась, выровнялась и просится на бумагу», «Начало вышло ничего себе, гладенькое, кажется».

20 августа: «Пьеса начата, кажется, хорошо, но я охладел к этому началу, оно для меня опошлилось — ​и я теперь не знаю, что делать».

23 августа: «Пьесу пишу, но боюсь, что она выйдет скучная».

25 августа: «К 1–5 сентября уже окончу пьесу, то есть напишу и перепишу начисто».

30 августа: «Хотя и скучновато выходит, но, кажется, ничего себе, умственно», «Пишу медленно — ​это сверх ожидания. Если пьеса не вытанцуется как следует, то отложу ее до будущего года».

— ​а какими разными получились. Гостивший тогда у Чехова литератор Ладыженский стал первым читателем незавершенной еще пьесы. Он должен был ее читать, а Антон Павлович внимательно следил за текстом на слух, отмечая длинноты, комковатость текста.

«Часто автор останавливал чтение.

— Постой. Здесь, кажется, мало движения. Надо убрать лишнее в монологе.

И было ясно, что Чехов видит перед собой живых людей, даже слышит, быть может, их голос, и что все это достигается напряжением творческой мысли», — ​вспоминал Ладыженский.

Дописывал Чехов пьесу уже на своей «Белой даче», подолгу обдумывал каждую сцену, боялся, что «выйдет тесно», то и дело прерывался, чтобы остыть от нее, посмотреть «свежим глазом» на текст. «Что-то у меня захромала одна из героинь, ничего с ней не поделаю и злюсь», — ​жаловался он в письме к жене. Как раз тогда он выбирал, попробует ли одна из сестер, Маша, совершить самоубийство — ​или эта ее попытка окажется удачной. Тогда, кстати, Антон Павлович принял решение не печатать пьесу прежде, чем она будет поставлена в театре: рассчитывал — ​и совершенно справедливо, — ​что во время репетиций будут отточены все реплики, убраны неудачные фразы и действие «заиграет».

Лечение и просвещение

Несмотря на постоянную напряженную работу, всероссийскую славу, растущую популярность в мире, деньги появлялись и уходили.

«Кажется, что над моей головою высокая фабричная труба, в которую вылетает все мое благосостояние», — ​писал Чехов брату Михаилу.

О том, что он помогает беднякам, приехавшим на лечение в Ялту, писатель не распространялся. Больше того, те к нему шли как к практикующему врачу.

«Меня здесь одолевают больные, которых присылают сюда со всех сторон, — ​с бациллами, кавернами, с зелеными лицами, но без гроша в кармане», — ​признавался он.

Ялта спасала его самого. Как врач, он понимал, что более-менее обустроенный быт, свой дом — ​это очень много для больного чахоткой. И много делал для своих посетителей «с зелеными лицами».

Редактор «Крымского курьера» Александр Безчинский вспоминал: «Мне лично точно известно, каким путем Чехов подчас помогал больным «дешево устроиться». Он через меня оплачивал их квартиру или целиком вносил за них плату в приют хроников благотворительного общества, куда мне, по его поручению, случалось помещать больных».

Ялтинское благотворительное общество устроило у себя отдельный отдел — ​для помощи неимущим приезжим. В 1902 году им была выдана огромная сумма — ​пять тысяч рублей. Но деньги не решали всего: нужно было где-то устраивать тяжелобольных, лежачих, неимущих. Таких не принимали в гостиницах, пансионатах и даже меблированных комнатах. Нужен был присмотр сиделок, наблюдение врачей, хорошая, питательная еда. Антон Павлович самое деятельное участие принял в сборе средств на строительство в Ялте санатория для туберкулезников. Когда было собрано около 40 тысяч рублей, писатель добавил 5 тысяч из своих средств — ​этого хватило на покупку в Ялте дома, который начал перестраиваться под санаторий. Открылся тот уже после смерти Антона Павловича. Так появился в Ялте первый общедоступный санаторий для малоимущих больных. Он существует и сейчас и носит имя Чехова.

Однажды Чехов получил послание от учителя крымско-татарской школы в Мухалатке: тот писал, что нет средств для покупки учебников. Антон Павлович за свои деньги заказал книги через редакцию газеты «Переводчик» (ею руководил известный крымско-татарский просветитель Исмаил Гаспринский) 256 учебников по арифметике, грамматике и вероучению.

«Белую дачу” целыми днями тянулись бедняки из окрестных деревень — ​знали, что «доктор Чехов» не откажется посмотреть захворавшего.

Памятник Чехову и героине его рассказа «Дама с собачкой», Ялта

Дом, ставший музеем

«Я целые дни копаюсь в саду. Погода чудесная, теплая, все в цвету, птицы поют, гостей нет, просто не жизнь, а малина. Я литературу совсем бросил, а когда женюсь на тебе, то велю тебе бросить театр, и будем вместе жить как плантаторы. Не хочешь? Ну поиграй еще годочков пять, а там видно будет», — ​это письмо из весенней Ялты 1901 года отправил Чехов любимой Ольге Книппер, которая вскоре станет его женой. А пяти годочков, после которых планировалась ленивая плантаторская жизнь, у него не было.

Здоровье писателя окончательно сломала зима 1903–1904 годов, впервые за долгие годы проведенная не в теплой Ялте, а в холодной Москве. 14 июля 1904 года Чехова не стало.

Дом, где осталась жить сестра Мария Павловна, не стал закрытым, сюда по-прежнему приходили люди.

«Кабинет и спальня покойного писателя Антона Чехова содержатся его родственниками до мельчайших подробностей в том виде, как было при его жизни. Туристы и почитатели ежедневно посещают сад покойного и уносят на память цветы и ветви и бесцеремонно портят стены дома надписями», — ​отмечала в мае 1905 года газета «Русское слово».

Потрясения революции и гражданской войны не пощадили дворцы крымского побережья и их обитателей, но скромная «Белая дача» и Мария Павловна пережили утюжившую Крым бурю.

В апреле 1921 года Ялтинский военно-революционный комитет выдал сестре Чехова охранную грамоту: «Ввиду исключительного внимания российского пролетариата к трудам и литературным заслугам умершего писателя Антона Павловича Чехова дачу его на Аутской улице взять под свое наблюдение в целях полной сохранности и неприкосновенности внутреннего размещения обстановки, в которой писатель провел свои последние года…»

Документ, подписанный председателем уездно-городского ревкома Шабулиным, запрещал вселять в дом новых жильцов, проводить обыски и конфисковать имущество, а также арестовывать родственников писателя, живущих в доме.

«Белая дача» и чеховское наследие теперь были одним из богатств новой страны.

• Главная страница → Биографические материалы о Чехове → Чеховские места, путешествия и музеи