Мелиховский летописец
Павел Егорович Чехов, отец Антона Павловича Чехова, родился в 1825 г. в селе Ольховатке Острогожского уезда Воронежской губернии в семье крепостного крестьянина. Только в 1841 г. его отец, Егор Михайлович Чехов, выкупил всю семью на волю.
Павел Егорович был летописцем по призванию. Из составленной им "Жизни Павла Чехова" узнаем, что никакого систематического образования он не получил. Человек одаренный, он обладал хорошим музыкальным слухом, играл на скрипке, любил духовную литературу, был склонен к устному проповедническому жанру и чуток к слову.
В 1844 г. судьба привела его в Таганрог, где он начал заниматься торговлей. Здесь же в 1854 г. Павел Егорович вступил в брак с Евгенией Яковлевной Морозовой. В 1855 г. у них родился сын Александр, в 1858 г. - Николай. В 1860-м родился Антон, в 1861 г. - Иван (как назвал сыновей в своем жизнеописании сам отец, Антоний и Иоанн). В 1863 г. родилась дочь Мария, а в 1865-м появился сын Михаил.
В краткой летописи своей жизни Павел Егорович с большой торжественностью отмечает 1871 год, когда ему "Государь император в 17-м декабря соизволил пожаловать серебряную медаль для ношения на Станиславской ленте на шее за усердную службу".
Между тем торговые дела его шли плохо и кончились полным разорением, о чем, однако, в жизнеописании он выразился весьма осторожно: "1876. Окончательно я оставил собственную торговлю и Таганрог, выехал в Москву 23 апреля".
В Москве семья буквально нищенствовала. Положение изменилось, когда в 1879 г., по свидетельству Павла Егоровича, "Антоша по окончании курса в Таганрогской гимназии приехал в Москву 8 августа для поступления в университет". Антон Павлович Чехов сразу стал кормильцем большой семьи, зарабатывая уроками и публикацией небольших рассказов в юмористических журналах.
Постепенно менялось и положение Павла Егоровича в семье, он вынужден был смирять свои деспотические наклонности, а рукоприкладство, как в былые годы, становилось уже невозможным.
Одно из самых значительных событий отнесено в "Жизни Павла Чехова" к 1892 г.: "Куплено имение Антоном при с. Мелихове, 1 марта вся семья наша переехала из Москвы в деревню жить".
"комната у него была отдельная и уютная, и в ней пахло ладаном. На столе у него лежала большая тетрадь-дневник с короткими ежедневными записями: "Иван Петрович приехал в гости", "Иван Петрович переночевал и уехал", "Посылали на станцию", "Антоша уехал в Москву", "Без него приезжал в гости Федор Степаныч с женою" и т. п. в этом же роде. Забот у него не было никаких".
Заботы у Павла Егоровича, конечно, были. Вот свидетельство частой мелиховской гостьи Т. Л. Щепкиной-Куперник: "Он жил в своей светелке, похожей на монашескую келью, днем много работал в саду, а потом читал свои любимые "божественные книги" - огромные фолианты жития святых, "Правила веры" и пр. Он был очень богомолен: любил ездить в церковь, курил в доме под праздник ладаном, соблюдал все обряды, а у себя в келье отправлял один вечерню и всенощную, вполголоса читая и напевая псалмы. Помню, часто - когда я проходила зимним вечером мимо его комнаты в отведенную мне, я слышала тихое пение церковных напевов из-за дверей, и какой-то особенный покой это придавало наступлению ночи".
Зачем он вел дневник, скрупулезно отмечая домашние события? Видимо, в этом сказывалась его привычка к порядку. Может быть, он хотел дневниковыми записями подчеркнуть свою причастность ко всему, что делалось в Мелихове, и прежде всего к сельскохозяйственным работам. Он чувствовал, что попал в новую среду, и очень хотел ощущать себя хозяином, помещиком, над чем подтрунивали старшие его сыновья. "Поселившись у сына в Мелихове и оказавшись не у дел, - писал в своих воспоминаниях Ал. П. Чехов, - он никак не мог расстаться со своей старой привычкой, как с атрибутом власти, и не раз угощал подзатыльниками двух прислуг - девочек Машу и Анюту. Брата это страшно возмущало, но отец всякий раз прибегал к своей покаянной фразе:
- Прости, Антоша, больше не буду... А если их не учить, то никакого повиновения не будет".
Большая ценность дневника - его полнота. Даже в те дни, когда Павел Егорович уезжал на богомолье или в гости, дневник вели домашние, те, кому он доверял свою хронику. Ряд записей принадлежит А. П. Чехову. Вначале он явно пародировал стиль отца, а затем старался выдерживать его манеру и привычные словесные обороты.
участие в строительстве школ, в переписи, в открытии почтового отделения в Лопасне и т. д.
Дневник по-своему передает характер отношений Антона Павловича Чехова с местными крестьянами, сельскими священниками и учителями, монахами Давыдовой пустыни, владельцами окрестных поместий, служащими волостных, уездных и губернских учреждений.
Значительное место в дневнике занимают зарисовки домашнего быта. Например, взаимоотношения со слугами: очень исполнительным отставным солдатом Романом; пользовавшимся доверием у Павла Егоровича Александром Кретовым (он даже был свидетелем на свадьбе у одного из братьев Чеховых); кухаркой Марьюшкой, прижившейся на долгие годы в доме Чеховых; сиротой Андреем, которого А. П. Чехов упоминает даже в своих заграничных письмах.
Многие мемуаристы вспоминают о двух таксах Броме и Хине, сопровождавших обыкновенно Чехова на прогулках. У Павла Егоровича был свой взгляд на домашних животных. Особой любовью и признательностью пользовался у него дворовый пес Шарик. Он не приминет упомянуть, что Шарик купался в большом пруде, а затем с горечью записать, что его загрызли деревенские собаки, и закончить подлинной эпитафией: "Собака Шарик издох. Добрый был и верный сторож". С такой же признательностью мелиховский летописец помещает на страницах своего дневника некролог павшей кобыле Анне Петровне. Вообще мир природы, животный мир были необычайно значимы для Павла Егоровича Чехова. Недаром он часто писал с заглавной буквы: Корова, Овца, Гроза, Овес.
В отце А. П. Чехова удивительным образом уживались практицизм и поэтичность. В записи одного дня он мог отметить количество кирпичей, привезенных на стройку, и число бутонов на расцветающем кусте пиона. Порой одной строкой он передает красоту заходящего солнца, дыхание наступающей весны: "Соловей пел... Сирень расцвела. Ароматный воздух от яблонь".
вкраплений иностранных слов. Повсюду встречается сочетание высокого и низкого стиля, торжественной и обыденной интонации: "Коронация. Картошку сажают... Комары кусаются". Словесные обороты, сама речь Павла Егоровича - это сколок с его жизни в Таганроге, в Москве, в Мелихове. Отсюда выражения: "Этот год весна рекомендует себя хуже прошлогоднего"; "Парник наклали навозом"; "Сено свезенное сгноили по случаю дождя"; "М-м Чехова и М-ль Чехова приехали из Москвы", "Был в бане... купил кальсоны весьма широкие", "Павел Чехов уехал в С. Петербург".
Этот дневник не требует исправлений (кроме явных грамматических погрешностей), он не терпит речевой нивелировки. Дневник хорош таким, каков он есть. С характерным разнобоем в написании слов и окончаний, со словечками, бытовавшими в чеховской семье, с тем произношением, которое существовало в мелиховском доме у его обитателей.
А. П. Чехов и Ал. П. Чехов часто обыгрывали стиль отца и в переписке, и в своих произведениях, а М. П. Чехов процитировал некоторые записи отцовского дневника в одном из ранних рассказов. Иногда в письмах А. П. Чехова встречаются пародии на речи отца. Он, например, писал брату Александру в марте 1897 г., явно рассчитывая, что тот поймет, чей голос звучит в шутке: "Птицы едят семя и благодарят тебя за благодеяние. Саша, как приятно быть добрым!" И тут же Чехов уточняет, кого он имеет в виду: "Сейчас за чаем Виссарион (домашнее прозвище П. Е. Чехова. - Ред.) разводил о том, что необразованные лучше образованных. Я вошел, он замолчал".
"Антоша ходил в поле и на пруд"; "Антоша поехал на тройке на станцию и оттуда в Серпухов на собрание" и т. д. На этом фоне уже более развернутой кажется такая запись: "Сегодня обедали, все было вкусно, разговоров было много. Ростбиф понравился Антоше". Очевидно, что внутренний мир сына, его занятия, волнения, тревоги, обстоятельства личной жизни оставались для отца за семью печатями.
Так, за записью: "Антоша, Маша и Мизинова приехали из Петербурга. Забытые вещи возвращены в Лопасню целыми" - стоит провал "Чайки" в Александрийском театре в октябре 1896 г., одно из самых трагических событий в жизни А. П. Чехова. После возвращения Чехова из клиники Остроумова, где он лежал с тяжелейшим легочным кровотечением и после которого долго и трудно выздоравливал, Павел Егорович записывает кратко: "Антоша и Ваня приехали". И более не упоминает об этом, хотя все приезжавшие в Мелихово в те дни и последующие недели отмечали разительные перемены во внешнем облике Чехова, в его самочувствии.
Но стоит ли за это сетовать на Павла Егоровича Чехова? Будем благодарны ему за то, что мелиховское житие Чехова сохранено для потомков и передано человеком, чье мироощущение было столь отлично от чувств людей конца XX столетия. Отец Чехова жил в редком единении с природой. Смена времен года, каждодневное течение обыденной жизни, где каждое событие имело свою иерархию, - прилет птиц, сев озимых, сбор "картофли" (словечко Павла Егоровича), первый снег и первый дождь. Вчитаемся в строчки дневника: "Рожь красуется. Слава Богу, после дождику в поле посев повеселел, теперь вполне можно надеяться на урожай. Очень хорошо!"; "Бурьян скосили и дорожки почистили, лучше этого не может быть"; "Воздух ароматный"; "Семь дней погода стоит сухая и жаркая, благоприятствующая уборке сена и всему растению"; "Работники начали получать жалованье возвышенное, а дела никакого нет. Новолуние. Скворец прилетел в 10 часов утра"; "Жасмин расцвел. Благоухание!"; "На селе гулянье, песни и ликованье. Девушки наши разряженные в платья, а работники в красных рубашках гуляли до 11 ч. ночи".
Чеховы прожили в Мелихове шесть с половиной лет. Говоря словами одного из героев чеховского произведения, созданного по мелиховским впечатлениям, было здесь много "и хорошего, и дурного", всего было. Но все-таки больше было хорошего. Дневник совершенно особым образом передает и наполненность, и исчерпанность мелиховских лет в жизни Чехова. Это ощущение есть и в чеховских письмах, и в воспоминаниях родных. Но летопись-хроника, которую каждодневно и усердно вел Павел Егорович Чехов, раскрывает это с необъяснимой и непередаваемой отчетливостью.
Смерть Павла Егоровича была внезапной. Младший сын вспоминал: "Наш отец приподнял в Мелихове с полу тяжелый ящик с книгами, и у него произошло невправимое ущемление грыжи. Пока по отвратительной грязной дороге его довезли до станции (13 верст), пока три часа везли в поезде в Москву и пока поместили в клинику, кишка у него омертвела, и явилась необходимостью вскрывать брюшную полость. Отец не выдержал операции и умер <...> Опустело наше Мелихово! Точно один отец занимал весь наш дом, - так почувствовалось в Мелихове его отсутствие".
"... Грустная новость, совершенно неожиданная, опечалила и потрясла меня глубоко. Жаль отца, жаль всех вас <...> Мне кажется, что после смерти отца в Мелихове будет уже не то житье, точно с дневником его прекратилось и течение мелиховской жизни".