Чехов А.П.: Записи на отдельных листах.

Чехов А. П. <Записи на отдельных листах> // Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. / АН СССР. Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Наука, 1974—1982.

Т. 17. Записные книжки. Записи на отдельных листах. Дневники. — М.: Наука, 1980. — С. 194—218.

Соломон (один). О, как темна жизнь! Никакая ночь во дни детства не ужасала меня так своим мраком, как мое не постигаемое бытие. Боже мой, отцу Давиду ты дал лишь дар слагать в одно слова и звуки, петь и хвалить тебя на струнах, сладко плакать, исторгать слезы из чужих глаз и улыбаться красоте, но мне же зачем дал еще томящийся дух и не спящую, голодную мысль? Как насекомое, что родилось из праха, прячусь я во тьме и с отчаянием, со страхом, весь дрожа и холодея, вижу и слышу во всем непостижимую тайну. К чему это утро? К чему из-за храма выходит солнце и золотит пальму? К чему красота жен? И куда торопится эта птица, какой смысл в ее полете, если она сама, ее птенцы и то место, куда она спешит, подобно мне должны стать прахом? О, лучше бы я не родился или был камнем, которому бог не дал ни глаз, ни мыслей. Чтобы утомить к ночи тело, вчера весь день, как простой работник, таскал я к храму мрамор; но вот и ночь пришла, а я не сплю... Пойду опять и лягу. Форзес говорил мне, что если вообразить бегущее стадо овец и неотступно думать о нем, то мысль смешается и уснет. Я это сделаю... (уходит).

<...> как глупо, а главное — фальшиво, потому что когда один человек хочет съесть другого или сказать ему неприятное, то Грановский тут решительно ни при чем.

Вышел я от Григория Ивановича, чувствуя себя побитым и глубоко оскорбленным. Я был раздражен против хороших слов и против тех, кто говорит их, и, возвращаясь домой, думал так: одни бранят свет, другие толпу, хвалят прошлое и порицают настоящее, кричат, что нет идеалов и т. п., но ведь все это было и 20—30 лет назад, это отживающие формы, уже сослужившие [слу] свою службу, и, кто повторяет их теперь, тот, значит, не молод и сам отживает; с прошлогоднею листвою гниют и те, кто живет в ней. Я думал, и мне казалось, что мы некультурные, отживающие люди, банальные в своих речах, шаблонные в намерениях, заплеснели совершенно и что пока мы в своих интеллигентных кружках роемся в старых тряпках и, по древнему русскому обычаю, грызем друг друга, вокруг нас кипит жизнь, которой мы не знаем и не замечаем. Великие события застанут нас врасплох, как спящих дев, и вы увидите, что купец Сидоров и какой-нибудь учитель уездного училища из Ельца, видящие и знающие больше, чем мы, отбросят нас на самый задний план, потому что сделают больше, чем все мы вместе взятые. И я думал, что если бы теперь вдруг мы получили свободу, о которой мы так много говорим, когда грызем друг друга, то на первых порах мы не знали бы, что с нею делать, и тратили бы ее только на то, чтобы обличать друг друга в газетах в шпионстве и пристрастии к рублю и запугивать общество уверениями, что у нас нет ни людей, ни науки, ни литературы, ничего, ничего! А запугивать общество, как мы это делаем теперь и будем делать, значит отнимать у него бодрость, то есть прямо расписываться в том, что мы не имеем ни общественного, ни политического смысла. И я думал также, что прежде чем заблестит заря новой жизни, мы обратимся в зловещих старух и стариков и первые с ненавистью отвернемся от этой зари и пустим в нее клеветой.

В [писании] священном писании сказано: «Отцы, не раздражайте чад ваших», даже дурных и никуда не годных чад, но отцы меня раздражают, страшно раздражают; им слепо вторят мои сверстники, за ними подростки; [и] меня каждую минуту бьют по лицу хорошими словами.

Внутреннее содержание этих женщин так же серо и тускло, как их лица и наряды; они говорят о науке, литературе, тенденции и т. п. только потому, что они жены и сестры ученых и литераторов; будь они женами и сестрами участковых приставов или зубных врачей, они с таким же рвением говорили бы о пожарах или зубах. Позволять им говорить о науке, которая чужда им, и слушать их значит льстить их невежеству.

У писарей в канцелярии начальника острова с похмелья болят головы. Хочется выпить. Денег нет. Что делать? Один из них, каторжник, присланный за фальшивые бумажки, изобретает способ. Он идет в церковь, где на клиросе поет бывший офицер, присланный за пощечину, и говорит ему, запыхавшись:

— Идите, вам пришло помилованье! Телеграмму сейчас в канцелярии получили.

Бывший офицер бледен, дрожит, еле идет от волнения.

— А за такое известие с вас на водку следовало бы, — говорит писарь.

И отдает ему рублей пять... Приходят в канцелярию. Офицер боится умереть от радости и держится за сердце.

К старым, отживающим креслам, стульям и кушеткам Ольга Ивановна относилась с такою же почтительной нежностью, как к старым собакам и лошадям, и комната ее была поэтому чем-то вроде богадельни для мебели. Около зеркала, на всех столах и этажерках стояли фотографии неинтересных, наполовину забытых людей, на стенах висели картины, на которые никто никогда не смотрел, и всегда в комнате было темно, потому

что горела только одна лампа с синим абажуром.

— Мама все говорит о бедности. Все это странно. Во-первых, странно, что мы бедны, побираемся, как нищие, и в то же время отлично едим, живем в этом большом доме, на лето уезжаем в собственную деревню и вообще не похожи на бедняков; очевидно, это не бедность, а что-то другое, похуже; во-вторых, мне странно, что вот уже десять лет всю свою энергию мама тратит только на то, чтобы доставать деньги на уплату процентов; если бы, мне кажется, эту страшную энергию мама тратила на что-нибудь другое, то мы имели бы уже двадцать таких домов; в-третьих, мне странно, что самую тяжелую обязанность в семье несет мама, а не я. Для меня это самое странное и ужасное. У нее, как она сейчас сказала, гвоздик в голове, она просит, унижается, долги наши растут с каждым днем, а я до сих пор палец о палец не ударил, чтобы помочь ей. И что я могу сделать? Я думаю, думаю и ничего не понимаю. Я вижу ясно только, что мы быстро летим вниз по наклонной плоскости, а куда — черт его знает. Говорят, что нам грозит бедность, а в бедности будто бы позор, но я и этого не понимаю, так как никогда не был бедным.

Все это в сущности грубо и бестолково, и поэтическая любовь представляется такою же бессмысленной, как снеговая глыба, которая бессознательно валится с горы и давит людей. Но когда слушаешь музыку, все это, то есть что одни лежат где-то в могилах и спят, а другая уцелела и сидит теперь [в ложе] седая в ложе, кажется спокойным, величественным, и уж снеговая глыба не кажется бессмысленной, потому что в природе все имеет смысл. И все прощается, и странно было бы не прощать.

1 то, что тетушка страдает и не морщится, производило на него впечатление фокуса.

2 [в древности, когда был антропоморфизм и уподобление стихийных сил и богов человеку, поклонение пластике и красоте ч<еловече>ского тела

имело смысл, теперь же, когда мы имеем систему мироздания и т. д.]

3 О. И. была в пост<оянном> движении: такие ж<енщи>ны, как пчелы, разносят оплодотворяющую цветочную пыль...

4 Не женися на богатой — бо выжене с хаты; не женися на убогой — бо не будешь спаты, а женись на вольной воле, на казацкой доле.

5 Алеша: часто я слышу, как говорят: до свадьбы поэзия, а там — прощай, иллюзия! Как это бессердечно и грубо!

6 Пока ч<елове>ку нравится плеск щуки, он поэт; когда же он знает, что этот плеск не что иное, как погоня сильного за слабыми, он мыслитель; когда же он не понимает, какой смысл в погоне и зачем это нужно равновесие, к<ото>рое достигается истреблением, он опять становится глуп и туп, как в детстве. И чем больше знает и мыслит, тем глупее.

Ивашин любил Надю Вишневскую и боялся этой любви. Когда швейцар сказал ему, что барыня только что уехала, а барышня дома, он порылся в шубе и во фраке, достал визитную карточку и сказал:

Но было совсем не отлично. [Когда он выехал] Выезжая утром из дому делать визиты, [то ему казалось] он думал, что к этому побуждали его условия светской жизни, которыми он тяготился, теперь же [он понимал] ему было понятно, что выехал он делать визиты только потому, что где-то далеко в глубине души, словно под вуалью, таилась [у н<его>] в нем надежда, что он [в] увидит Надю... И ему стало вдруг жаль, грустно, немножко страшно...

А у него на душе, как казалось ему, шел снег и все уже увяло. Он боялся любить Надю, потому что был стар для нее [и], считал свою наружность непривлекательною [и потому что не в] и не верил, чтобы такие молодые девушки, как Надя, могли любить мужчин только за ум и душевные качества. Но все-таки у него иногда бродило в душе что-то похожее на надежду. [Теперь же Н]

Теперь же, с той минуты [когда впереди затихли], как прозвучали и потом затихли офицерские шпоры, затихла и его робкая любовь... [И он] Все было кончено [и он думал], надежда невозможна... «Да, теперь все кончено, думал он. Я рад, очень рад...»

<...> лучом благодати твоей просвети мою душу.

Она читала молитву, написанную на листке почтовой бумаги и сочиненную одним стариком, товарищем ее покойного мужа. Эта молитва была тем хороша, что в ней в сжатой форме и на обыкновенном разговорном языке говорилось обо всем, что нужно: и о счастии, и о детях, и о сомнениях, и об усопших... Ольга Ивановна молилась редко и всякий раз находила в этой молитве всё новые и новые прелести. Теперь ей особенно понравилось выражение, которого она раньше как-то не замечала: «Солнце светит, а в душе моей темно». Зеленые и красные окошечки лампадки отражались в золотой ризе маленькой иконы, и это было так красиво и ласково, что Ольга Ивановна пожалела, что дочитала до конца молитву и что ей уже не о чем говорить богу.

Алеше не хотелось спать. Сегодня утром он был в аптеке и видел мертвеца, потом пять часов, не слезая, просидел на лошади и сильно озяб, потом завтракал с одним товарищем и выпил бутылку вина; обедал он не дома и тоже пил, видно, потом, вернувшись домой, долго ходил по комнатам и думал; когда мать и сестра приехали из театра и привезли с собою Ивашина, он очень обрадовался и не заметил, как прошло время. Теперь он чувствовал, что ему еще чего-то недостает и что-то еще нужно. Весь день он молчал, и ему хотелось теперь говорить, но говорить долго, часа три.

Иванову [сказали] сказал Федя [племян<ник>], брат жены управляющего, что за лесом пасутся дрохвы. Он зарядил ружье картечью. Вдруг — волк. Он выпалил. Размозжил ishiadic в обоих бедрах. Волк обезумел от боли и не замечает его. «Что же я могу сделать, милый?» Думал-думал, пошел домой, позвал Петра... Тот с палкой. Сделав ужасное лицо, стал бить... Бил, бил, бил, пока тот не сдох... Вспотел и отошел, не сказав ни слова.

1 [Его не пригласили с собой за город под тем предлогом, что у него гость, между тем он понимал, что им не хочется его общества.]

2 [Я<рцев> говорил так, как будто объяснял ученикам.]

4 [— Прости, но в последнее время ты ужасно переменился!

— Да, может быть. Я переменился, потому что стал сознавать себя истинно русским, православным человеком.]

5 [Ей уж были противны не слова его, а уж одно то, что он заговорил.]

6 Смерть ребенка. Только что успокоишься, а судьба тебя — трах!

и выпустила его изо рта, а он за ней... Пришли на место. Он стал сосать ее вместе с волчатами. — [Через] К следующей зиме он мало изменился, только похудел, и ноги у него стали длинней, да белое пятно на лбу приняло совершенно трехугольную форму. У волчихи было слабое здоровье.

8 Приглашали на эти вечера знаменитостей, и было скучно, потому что талантливых [певцов и чтецов] людей в Москве мало и на всех вечерах участвовали всё одни и те же певцы и чтецы.

9 [Д<окто>р выразил неудовольствие, что его не поздравили с днем рождения.]

10 [Никогда] она еще не чувствовала себя с мужчиной так легко и свободно.

11 Ужо, погоди подрастешь, я буду тебя декламации учить.

12 Ей казалось, что на выставке много одинаковых картин.

13 Случалось ему платить дорого за вещи, к<ото>рые потом оказывались грубой подделкой.

15 Костя бил на то, что они сами у себя украли.

16 Л<аптев> поставил себя на место прис<яжного> заседателя и понял так: [была кража [со взломом], [но взлома не было] но без взлома] взлом был, но кражи не было, так как белье пропили сами прачки, [кража была, но без взлома], а если кража была, то без взлома.

17 За этот промежуток времени осталось также приятное впечатление от поездки в Сокольники, когда ездили смотреть дачу.

18 [У бедности есть привилегия: не одолжаться у [Ва] вас и презирать. Не отнимайте у меня этой привилегии. О, я знаю, вам было бы... Прислала его книги, фотографии, письма и записку, состоящую только из одного слова: баста!]

19 [Я<рцев> хвалил девочек и говорил, что растет замечательное поколение.]

20 Федору льстило, что его брат застал за одним столом с известным артистом.

21 [О, есть кое-что выше богатства, чего не купишь. Я не Юличка!]

22 [Религиозность ее была заставой, к<ото>рая прятала все.]

25 [Саша побежала через двор по снегу; на лавочке сидела одна только нянька.] [Ни один богатый ч<елове>к не бросит своих денег, так как у него нет еще уверенности, что бросить деньги — хорошо.]

27 [Сегодня сам старик, француз, ванну принимал.]

28 Когда Я<рцев> говорил или ел, то борода у него двигалась так, как будто у него во рту не было зубов.

30 [Костя, чокаясь: дай бог, чтобы не так душно жилось и ч<елове>к идеи имел бы больше значения, чем старший дворник.]

31 [Она лгала, что его романы ей очень нравятся.] [Он во всякое время мог доставать билеты.] [У него была страсть описывать деревню и помещицкие усадьбы, хотя он в них бывал не больше пяти раз в жизни.]

32 Гувернантка Мария Васильевна. [Вообще эту книжицу читайте, но не особенно ей доверяйте.] хохочет и никак не может остановиться.

34 Прекрасная смуглянка. Преподает девочкам нервы.

— Неужели, если не соглашаться, то это уж значит, что нервы расстроены?]

37 Одно могу сказать, господа: как вы счастливы, что живете не в провинции!

38 [Брать взятки и писать доносы — это дурно, а любить — это никому не вредит.]

39 [История должна быть историей не королей и битв, а идей.]

40 [Романов его нигде не печатали, и он объяснял это цензурными условиями. — Правда, я не гениальный администратор, но зато порядочный, честный ч<елове>к, а по нынешним временам это дорогого стоит. Каюсь, обманывал я ж<енщи>н, но по отношению к русскому правительству я всегда был джентльменом.]

41 [Чем меньше действуют на преступника хорошие влияния (наприм<ер>, чтение Белинского), тем меньше надежды на его исправление.]

42 [—Я думаю, что только на том свете будет равенство людей[, так как], а на земле оно невозможно. Даже религия признает господ и рабов, богатых и бедных... <азала> Ю<лия> С<ергеевна>.]

Женится [он] этот Петя самый на Елене Петровне Смурыгиной, [дочери чиновника] а она, понимаете ли, дочь чиновника, который только шесть лет назад получил дворянство. На ее гербе должны быть [изображены] судак, лещ и бутылка [водки] сивухи, так как дед ее торговал в Харькове рыбой, понимаете ли, а отец служил по акцизу. Старик же Боев, как хотите, настоящий столбовой, женат на графине, гофмейстер и прочее. Его предок Казань брал, некоторым образом. Но все-таки, я [думаю] полагаю, главная причина тут не мезальянс, а то, что молодому Боеву, Пете-то этому самому, только двадцать четвертый год. В такие годы нужно не жениться, а учиться. На месте отца я высек бы его розгами.

1 он брюнет с бачками, одет франтом; темные глаза, жгучий брюнет. Выводит клопов, о землетрясении, о Китае. У невесты 8 тыс. приданого, очень красивая, как говорит тетушка. Агент анонимного общества страхования и проч. — Ты ужасно красивая, душечка, ужасно! да еще 8 тыс.!

[<3 нрзб.>] Ты красавица, я как взглянула на тебя сегодня, так вся похолодела.

— Будь я за границей, мне бы за такую фамилию медаль дали.

4 — Нельзя сказать, чтобы я была [хороша] красива, но я хорошенькая.

1 он ехал на извозчике и думал, глядя на уходящего сына: «Быть может, он принадлежит к людям, которые уже не будут трепыхаться на паршивых извозчиках, как я, а летать на шарах в поднебесье...»

2 Красива, что даже страшно; черные брови; умствование.

3 Сын ничего не говорит, но жена чует в нем врага. Чует! Он все подслушивал...

4 Сколько между дамами идиоток! К этому так привыкли, что не замечают этого.

5 Ходят часто в театр и читают толстые журналы — и все же злы и безнравственны.

1 Мишка ходил так, как будто начинал первую кадриль. Богомолен. Бывает у гадалок. После

случая со Сливой долго с раскаянием молился богу. Кадит у себя в к<омна>те ладаном.

2 3 февраля за обедом: — А ты, д<олжно> б<ыть>, имеешь большой успех у ж<енщи>н...

4 Мысли ночью: Что ее так сильно тянет к рабочей среде? Грязь, клопы, вонь? Нет, это противно. Нецивилизованность? Нет, и не это. Она бы ни за что не согласилась отказаться от своего образования, напр<имер>, от французского яз<ыка> и уменья читать хорошие книги... Бедность? Нет, она не хотела бы быть бедной... Что же? А то, что-то очень здоровое, сильное, божеское, что было у ее отца и у матери, а у нее вот нет.

5 Адвокат, поверенный по делам завода, здоров, сыт, богат, выиграл, кроме того, 75 тысяч и молчит об этом; любит хорошо поесть, в особенности сыры и трюфли; говорит складно, без запинки, но изредка из кокетства тянет «мммне»... и запинается; во все то, что он говорит на суде, он давно уже не верит, т. е., б<ыть> м<ожет>, и верит, но не дает этому никакой цены: все это давно уже надоело, наскучило, старо...; он любит одно только оригинальное. Прописная мораль в оригин<альной> форме возбуждает слезы; проповедуй самый гнилой и подлый разврат, но в оригин<альной> форме — и он в восторге. Он говорит А<нне> А<кимовн>е после обеда 3-го февр<аля>:

— Самостоятельная, независимая ж<енщи>на — я разумею богатую и молодую — должна быть умна, изящна, интеллигентна, смела и немножечко развратна... [Чуть-чуть.] Развратна в меру, немножко, потому что сытость есть тоже зло... Она должна не жить, как все, а смаковать жизнь, а легкий разврат есть соус к жизни...

6 Жены своей не любит. Влюблен в А<нну> А<кимовну> и в то же время развратничает со Сливой. Украл на шпалах 20 тыс.

7 А<нна> А<кимовна>: я не люблю своего городского дома; в нем страшно — удар сделался с отцом.

8 Когда Пим<енов> вечером 3-го марта увидел массу карет и саней, то подумал: «Нет, то невозможно...»

9 А<нна> А<кимовна> со Сливой на простом извозчике, потом в санях — в «Аркадию»; смех; отдельный кабинет, таинственность, порция зернистой икры, устрицы, вино, от лакея совестно, потом разговор в санях...

«Если бы каждый ч<елове>к знал хорошо свое дело, не было бы бедных». Заводчик знай рабочих, судья — подсудимых, механик — кочегаров...

11 Адв<окат>. Вот вы, ваше пр<евосходительство>, скажите ей, чтобы она нас как-нибудь обедать позвала. Повар у нее удивительный.

А<нна> А<кимовна>. Я не стану звать. Приходите запросто.

Адв<окат>. Кстати, именины у нее скоро... 3-го февр<аля>. Приходите, ваше пр<евосходительство>.

Каницын (со станисл<авской> лентой). Сочту за приятный долг.

Адв<окат>. Миша, скажешь повару, чтоб на именины непременно был матлот из налимов. Ваше пр<евосходительство>, делает он матлот — ну просто не матлот, а откровение.

12 А<нна> А<кимовна>: Разницы особенной между нами и рабочей средой — нет, и потому отчего бы не сравнять?

13 Никакого капитализма нет, а есть только то, что какой-то сиволапый мужик случайно, сам того не желая, сделался заводчиком. Случай, а не капитал.

15 Голос в нос, точно его в телефонной трубке слышишь.

16 Он любил Тургенева, певца [чист] девств<енной> любви, чистоты, молодости, красивого слова и грустной русской природы. Но сам он любил девств<енную> любовь не вблизи, а понаслышке, как нечто отвлеченное, существующее вне действ<ительной> жизни.

17 Он любил литературу и знал всех даже соврем<енных> писателей. Но совр<еменную> литер<атуру> он недолюбливал; говорил: она должна быть такою, какая есть; если она такая, то и должна быть такою, но... какой-то особый тон. Жизнь — это шествие в тюрьму. Литер<атура> по-настоящему должна учить, как бежать, или обещать свободу, а она: как темно и сыро в тюрьме! ах, как тебе будет там скверно! ах, ты погибнешь!

18 На улице пьяный Чаликов делал ей под козырек.

19 А<нна> А<кимовна> (кучеру): Тебя ведь уволила тетушка. У нее и проси.

Тет<ушка>. Что тетушка? Ты тут хозяйка, а по мне их, подлецов, хоть бы и вовсе не было. Ну, вставай, боров! [В другой раз.] В последний это раз прощает тебя Анна Акимовна — [вон, хам,] — а случится опять грех — не проси милости!

20 Адв<окат>: Нет, милая, вы обмозгуйте это! Обмозгу-уйте!

21 И она видела, как внизу оба они дали Мишеньке по рублю.

22 М<ишенька>: Ее дразнят Мишенькина [Маша] Машенька, а я этого не желаю.

<евич>, когда ел сыр, даже замурлыкал от удовольствия.

24 Вкусы наши не совпадают: вы должны быть развратны, я же уже пережил этот фазис и хочу любви, [эфирно-тонкой и неуловимой] [сотканной из тончайших и невидимых] тончайшей и нематериальной, как солнечный луч

25 Любовь предполагает обязанности к мужу, детям, к дому. В моем миросозерцании не хватает большого куска, точно оно месяц на ущербе, и мне кажется, что этот ущерб может пополнить только любовь.

26 Жуж<елица>: Приняла закон, а тогда — гуляй, Малашка!

27 Продолжать эту жизнь или выйти за такого же праздного человека — было бы просто преступлением.

У нас единственный, если хотите, неоцененный писатель — это Жулябко, писавший в 1867 г.

Он больше всего любил литературу, которая его не беспокоила, — Шекспира, Гомера...

Находил общие черты у Гомера, Гюго и Диккенса, называл их стихийными; не читал никого из русских авторов, но ненавидел их.

Это мой товарищ; когда-то, лет 15 назад, я получил от него письмо с просьбой пристроить рассказ, но он, по-видимому, забыл об этом, не помнил; теперь мы встретились случайно, в имении.

Литература очевидно ела его, сосала его кровь, не давала ему спать; он любил ее страстно, но она не отвечала ему взаимностью.

И когда утром я уезжал, он стоял в спальне, еще не одетый, и смотрел на меня с ненавистью — ведь я писатель!

Единственный человек, который бывал у него, — это Гавриленко (писавший свою фамилию: Гаврыленко), который говорил только одно: премного вам благодарен! Давал деньги по 12%, сам брал в Двор<янском> банке по 4% и все-таки считался добрым и порядочным ч<елове>ком.

Был и еще [один] знакомый: отставной военный, пьяный, который тоже все время молчал и только напевал за картами: тирли-тирли-солдатирли.

Он, выйдя из себя, кричал за обедом: «лижи свою тарелку!»

Теперь модно говорить про психопатов, но какие там психопаты? просто мошенники, которые представились сумасшедшими, и больше ничего.

1 [Бабы мечтают: как Сергей (лакей) помрет, Федору (солдату) льгота выйдет, вернут назад.]

4 [О<льга> любила слово аще (аще ударит тебя в одну щеку, подставь другую).]

7 [— Да. [Теперь] Об эту пору в «Слав<янском> Баз<аре>» уже обед.]

9 Потом Ольга получила в Москве письмо из дому: жалобы, что старики всё еще не умерли, даром хлеб едят.

13 [Николаю было стыдно перед женой за свою деревню.]

16 [в Москве и Кирьяк снимался, взявши у кого-то сюртук.]

19 [во время пожара и на другой стороне зазвонили.]

21 [Н<икол>ай про омоновского лакея: Это мой благодетель, я через него хорошим ч<елове>ком стал. Видя бедность и невеж<ество>, он возненав<идел> брата и мать.]

24 [Горничные служат в №№ без жалованья, на одних чаевых.] Ей известны все моск<овские> м<е>бл<ированные> комнаты

25 [— Пухлую морду в Москве нагуляла, толстомясая!]

27 [Мужик за перегородкой: «Барина привел» (обиженным голосом). Его никто никогда не видит!]

28 [Ольга давно уже не была в церкви: некогда.]

30 [Каждому мешало жить что-то назойливое; деду — боль в спине, бабке — злость и заботы, невесткам — горе, детям — голод [и], чесотка и страх, одной Ольге было покойно, она была всегда одинакова и ровна.]

31 [Во всем земство виновато — [это] они не понимали, что [за] такое земство, но это стали говорить с легкой руки фабрикантов и купцов.]

32 Шестой день, как Ольга ушла из м<е>бл<ированных к<омна>т, дома не ночевала; дочь беспокоилась;

вечером томилась, плакала и в этот же вечер пошла добывать денег.

33 Мужики смерти не боятся, но болезней боятся; кутаются, лечатся; старухи часто соборовались. «У-ми-ра-а-ю!» Богатые мужики боятся смерти и не верят в царство небесное.]

34 [Брат Кирьяк, лесной сторож, пьяный, щурил насмешливо глаза и говорил в нос: «тоже, московские! тоже московские!», повторяя без конца.]

36 [Грубость в населении поддерживают сами чиновники, особенно мелкие, тыкающие даже на старшин и церковн<ых> старост, и сами законы, третирующие мужиков как низших животных.]

4 Сидя на бульваре ночью, Саша думала о боге, о душе, но жажда жизни пересиливала эти мысли.

6 [Младшая невестка, красивая, гуляла за рекой; злилась на приезжих за то, что [он] они съедали лишний кусок: когда здоров был, ничего не слал, а заболел, к нам же тебя принесло.]

7 Когда Кирьяк буянил, Саша шепотом: Господи, смягчи его сердце!

8 [Бабка любила Кирьяка. Он послал ей из Москвы свою фотографию.]

9 [К осени Кирьяка рассчитали, и он жил в избе.]

10 К<лавдия> А<брамовна> хотела сводить Сашу к сводне, но та не хотела: «Не надо, чтобы кто-нибудь видел».

11 Метранпаж всегда был на отлете, говорил отрывочно; скажет: «все мы братья» и уйдет, не объяснив.

13 [богатые взяли себе все, даже церковь, единственное убежище бедных.]

14 Когда Саша рассказывала про деревню, то и метранпаж, сидя в своей к<омна>те, слушал.

16 [Фекла «определилась» в Мл. Колосов пер.; сначала была кухаркой и судомойкой в Стрельне — по протекции старого [Луки] лакея]

18 Саша безропотно работала в прачечной: мы не можем быть счастливы, потому что мы простые.

20 Саша пила много чаю; выпивала за раз стаканов 6.

21 [Из Жукова много лакеев, благодаря протекции Луки Иваныча, старика, жившего когда-то очень давно, легендарного. От него пошла эта порча.]

23 [Осень.] [Лунная холодная ночь.] [На той стороне Феклу раздели, и она прибежала домой голая, постучалась в сарай; [пр] попросила платье, оделась, легла и потом уж заревела; ее, вероятно, тронуло, что ей ничего обидного не сказали ни Марья, ни Ольга.]

24 [Хозяйство маленькое, бедное, но работы всем много; чем беднее дом, тем больше труды, тем больше заботы и работы.]

<енщи>нам таких лет, как К<лавдия> А<брамовна>, хочется, чтобы девушки выходили замуж, так ей хотелось, чтобы к девушкам ходили [гости] хорошие гости.

26 Метранпажа утомляло многолюдство в типографии, так что дома он старался оставаться один.

28 По бульвару ходили студенты, взявшись за руки, шумно; один из них [помял] руками помял Саше грудь.

30 Ночью приходил Кирьяк и шумел. Иеромонах в кальсонах. Метранпаж дал ему денег. Дворник спустил по лестнице, так что покатился кубарем и было удивительно, что остался жив.

31 Саша, ставши 13—14 л., считала себя серьезнее рассеянной матери и заботилась о ней.

32 [Ольга в религиозном увлечении забывала про все и потом вспоминала, [и потом] точно делала радостное открытие, что у нее есть муж, дочь.]

33 [На стене фотография, на которой К<лавдия> А<брамовна> снята с мужем-почтальоном; с ним пожила она только один год и ушла от него, влекомая своим призванием.]

34 К<лавдия> А<брамовна> не верила, но приличия того требовали, по ее мнению, чтобы креститься и говеть, и если простой народ будет не веровать, то всех будут на улице убивать.

35 Ничто так не усыпляет и не опьяняет, как деньги; когда их много, то мир кажется лучше, чем он есть.

36 Ив<ан> Мак<арыч> во всякую погоду ходил с зонтом и в калошах.

37 [Староста: потрудитесь, православные, на случай такого несчастного происшествия!]

38 [Хоронили Николая. Около каждой избы останавливались и служили панихиду.]

1 [Староста: действительно, Чикильдеевы недостаточного класса, но народ [это, ваше выс<окоблагородие> они недостоверный, пьют шибко, и по [этой] той причине, слова эти без последствия, ваше выс<окоблагородие>. Вы извольте спросить прочих [и по этой причине оставить без последствий], что пьют шибко, не дай бог как, и озорной народ. Без всякого понимания.]

2 [становой сказал Осипу спокойно, как «дай воды», ровным тоном: «пошел вон».]

4 [Клавд<ия> Абр<амовна> прежде ходила по бульвару и на маскарады, теперь же, с годами, стала домоседкой [с годами, сидела дома] и к ней ходили ее старые клиенты, к<ото>рых все становилось меньше и меньше.]

5 На Покров — прест<ольный> праздник. Пропили общ<ественных> денег 50 р., налог на непьющих, бабы в отчаянии. Гуляли 3 дня.]

7 [Старик не верил в бога [или, вернее, никогда], потому что почти никогда не думал о нем; сорочья, животная жизнь.]

9 Господа порядочны, говорят о любви к ближнему, о свободе, о помощи бедному, но всё же они крепостники, так как не обходятся без лакеев, к<ото>рых унижают каждую минуту. Они что-то скрыли, солгали святому духу.

10 [Что-то снилось Марье и она ск<азала>: — нет, воля лучше!]

11 [Строгий Антип Сед<ельников> часто сажал в арестантскую, раз даже бабку посадил.]

12 Лакей говорит вслух сам с собой. Он просит Сашу рассказывать ему про деревню. Ему уже 76 лет, но он говорит, что 60.

14 [любит произносить в разговоре умные слова, и за это его уважали, хотя не всегда понимали].

15 [Марья, проводив немного Ольгу, упала на землю и заголосила: «опять я одна, бедная головонька!..»]

16 [— [Земский] От земского начальника все зависящее, а ежели [ты остаешься недоволен] кому покажется не по закону или [против формы] не по форме, [то 26 числа можно иметь] тот может в администр<ативном> заседании 26 числа выразить повод к своему неудовольствию словесно или на бумаге.]

17 Саша брезговала запахом белья, нечистотой, [жизнью] смрадной лестницей, брезговала жизнью, но была убеждена, что такая жизнь в ее положении неизбежна.

18 [Осип верил в сверхъестественное, но думал, что это может касаться одних лишь баб, и когда [ему рассказывали про какое-нибудь чудо] давеча говорили о чудесах и задавали ему какой-нибудь вопрос, то он нехотя гов<орил>: — А кто ж его знает!]

19 Саша: до смерти еще далеко, и нужны, пока живешь, правила жизни, — и потому-то она так любила прислушиваться к отрывочным фразам метранпажа.

20 [Детей не учили молиться и думать о боге, не внушали им никаких правил, а только запрещали в пост есть скоромное.]

21 Как теперь мы удивляемся жестокостям, какими отличались христианские мучители, так и со временем будут удивляться лжи, с какою теперь борются со злом, служа лицемерно тому же злу; наприм<ер>, говорят о свободе, широко пользуясь услугами рабов.

1 Вера: Я не уважаю тебя за то, что ты так странно женился, за то, что из тебя ничего не вышло... Оттого я и имею тайны от тебя.

3 Я счастлив, доволен, сестра, но если бы я родился во второй раз и меня бы спросили: хочешь жениться? Я ответил бы: нет. Хочешь иметь деньги? Нет...

4 Нет того понедельника, который не уступил бы своего места вторнику.

5 Леночке в романах нравились герцоги и графы, но мелкоты она не любила. Любила главы, где любовь, но [не терпела чувственных описаний] чистая, идеальная, а не чувственная. Описаний природы не любила. Разговоры предпочитала описаниям. Читая начало, нетерпеливо заглядывала в конец. Не знала и не помнила имен авторов. Писала карандашом на полях: дивно! прелесть! или: и поделом! Леночка пела, не открывая рта.

6 Post coitum: — Мы, Бондаревы, всегда отличались крепким здоровьем...

1 Кто-то стучит внизу в пол. Ирина отвечает тоже стуком. Это внизу жилец.]

2 Нат<аша>: Я в истерику никогда не падаю. Я не нежная.

3 [Феогност] [Ферапонт из земской управы пришел, глуховатый старик: «колдобинку, ровчечок-то этот я за тово... оно и [ничего] того, словно бы и ничего. И буравчиком я немножко того...» Он в старом отрепанном пальто с поднятым воротником. «Тут маленькую цвиристелочку нужно, дудочку то есть».]

4 Нат<алия> Фед. всегда сестрам: ах, как ты подурнела! ах, как ты постарела!

5 [Ирина: буду в Таганроге, займусь там серьезной работой, а здесь пока служу в банке.]

8 [В III акте Соленый приходит прощаться: переводится в другую бригаду.]

9 Чтобы жить, надо иметь прицепку... В провинции работает только тело, но не дух.

10 [В III акте Ирина: ты ничего не делаешь! Маша: я отравилась!]

11 [Чеб<утыкин>: Если бы меня полюбила какая, я бы теперь любовницу имел...

12 [Ирина, телеграфистка, придя во II акте, рассказывает: сейчас одна дама телеграфирует своему [сыну] брату в Саратов, что у нее сын умер, и никак не может вспомнить адреса... Так и послала без адреса, просто в Саратов... И плачет.]

14 Кулыгин: Я веселый человек, я заражаю всех своим настроением.

16 [Ирина: в конце III акта жалобы на одиночество.]

17 [Кул<ыгин>, узнав, что Маша отравилась, прежде всего боится, как бы не узнали в гимназии.]

18 [Ирина: как гадко работать! и никакого сознания, никаких мыслей...]

20 [К ним ходит только затем, чтобы отдохнуть, посидеть, потолковать, успокоиться, закусить...]

21 [— Незадолго до смерти отца гудело в печке... И теперь гудит. Слышите? Как странно!]

22 [Маша с предрассудками, прекрасная музыкантша.]

23 [— ваша жена артистка — да, она очень нравится директору и учителям; я ее очень люблю, Машу. Она славная.]

24 [Кул<ыгин>: дом стоит 50 тысяч, нужно делить на всех, т. е. на 4 части, а брат один все забрал. (Он хочет делить, но Маша и сознать не хочет.)]

25 [Д-р Чеб<утыкин> всегда причесывается, приглаживается, любит свою наружность: «черт с нами, голубчик».]

27 [не рассчитывайте, не надейтесь на настоящее; счастье и радость могут получаться только при мысли о счастливом будущем, о той жизни, которая будет когда-то в будущем, благодаря нам.]

29 Ир<ина>. Трудно жить без отца без матери. — И без мужа. — Да и без мужа. Кому скажешь? Кому пожалуешься? [Кто] С кем порадуешься? Нужно любить кого-нибудь крепко.

30 Кул<ыгин> (жене). Я до такой степени счастлив, что женат на тебе, что считаю неблагородным и неприличным говорить и даже упоминать о приданом. Молчи, не говори...

31 [Бел. провожает Ирину каждый вечер, когда она возвращ<ается> со службы.]

33 [Д<окто>р: У вас сегодня Демилерский будет? — А что? — Да я ему должен.]

34 [барон Тузенбах, [Николай Карлович] Кроне-Альшауер, Николай [Карлович] Львович.]

35 Д<о>к<тор> присутствует на дуэли с удовольствием.

37 [Мать все рассказывает — то про Бобика, то про Соню, какие они замечательные.]

38 2, 3 и 6 батареи ушли в 4 часа, а мы выходим ровно в 12.

39 [Ир<ина>: в городе говорят, будто ты, Андрей, вчера в клубе проиграл тысячу рублей. Правда ли это? — Да, правда.]

40 [Боже мой, как все эти люди страдают от умствования, как они встревожены покоем и наслаждением, которое дает им жизнь, как они неусидчивы, непостоянны, тревожны; зато сама жизнь такая же, как и была, не меняется и остается прежней, следуя своим собственным законам.]

41 До тех пор человек будет сбиваться с направления, искать цель, быть недовольным, пока [поймет] не отыщет своего бога. Жить во имя детей или человечества нельзя. А если нет бога, то жить не для чего, надо погибнуть.]

42 [человек или должен быть верующим или ищущим веры, иначе он пустой человек.]

43 [Ир<ина>: в городе говорят, что ты вчера 300 р. проиграл! (то же говорит и Ольга).]

44 [Туз<енбах>: Зачем ждать того, что будет через 300 лет? И теперешняя жизнь прекрасна!]

45 для детей особый обед; нельзя пить воду, есть черное мясо, овощи, нельзя вспотеть.

46 днем разговоры о распущенности женской гимназии, вечером лекция о вырождении и упадке всего, а ночью после всего этого застрелиться хочется.

47 в жизни наших городов нет ни пессимизма, ни марксизма, никаких веяний, а есть застой, глупость, бездарность...

49 Феня бегает по лестнице то вверх, то вниз, спускается по перилам — у него даже в голове зашумело.

50 Фил<имонов>: он видел в Фене олицетворение той жизни, которую он утерял.

51 Он у себя во дворе устроил для нее каток, и она вошла в к<омна>ту на коньках.

52 он повез [Митю] Глеба в Москву в кадетский корпус.

53 была жажда жизни, а ему казалось, что это хочется выпить — и он выпил вина.

54 Фил. в думе: Серг. Ник. жалобным голосом: г<оспо>да, где же взять средств? Наш город беден.

55 быть праздным, значит, поневоле прислушиваться всегда к тому, что говорят, видеть, что делают; тот же, кто работает и занят, мало слышит и мало видит.

56 На катке; он гонялся за Л., хотелось догнать и казалось, что он это хочет догнать жизнь, ту самую, которой уже не вернешь, и не догонишь, и не поймаешь, как не поймаешь своей тени.

57 отвык ходить быстро и прямо, но заставил себя: вдруг выпрямился и пошел.

58 одно только соображение мирило его с д<окто>ром: как он пострадал от невежества д<окто>ра, так, быть м<ожет>, кто-нибудь страдает от его ошибок.

59 од<есский> попеч<итель> гор<одского> училища; учитель глуп: Пуш<кин> ничего не сделал для церкви.

61 но не странно ли: во всем городе ни одного музыканта, ни одного оратора, или [фи] выдающегося ч<елове>ка.

62 обречен на больную, одинокую, праздную жизнь.

63 почетный мир<овой> с<удья>, почетный член детс<кого> приюта — все почетный.

64 Л. училась, все училась — он же, остановившийся в своем развитии, не понимал ни ее, ни молодежи.

[Выйдет или не выйдет что-нибудь, а] жизнь уже перевернута [как казалось, вверх дном] и [уже беспокойство останется до конца дней, что бы там ни было, куда бы судьба ни] занесла. [VI Она Саше: — Вы [больны] возбуждаете во мне только досадное чувство. Ведь вы больны, а между тем выходите без шляпы. Отчего же не лечитесь? Отчего не обратите внимание на вашу болезнь?] И отчего вы не учились и не учитесь? [Ах, как это нехорошо и, извините, даже непорядочно.] Целый день пить чай — ведь это распущенность! вон, вон отсюда, жить здесь нельзя и не должно. и все он (А. А.) ждал, что она скажет ему что-нибудь... Она ходила по саду и удивлялась, как это она могла раньше жить в этом городе без надежды выбраться из него.

[— Когда вы вертите передо мною вашими худыми пальцами, то вы возбуждаете во мне только досадное чувство, я смотрю на вас, — сказала она.] А. А. пал перед ней на колени... В другое время, лет 20 назад, это[т роман, б<ыть> м<ожет>,] показалось бы и трогательно, б<ыть> м<ожет>, [вызвало бы сочувствие], а теперь, в наше время, А. А. [показался таким жалким, потерянным] был уже отжившим типом, и на него было только жаль смотреть.

но все же [совесть покойна] жизнь будет чистой, совесть покойной.

А. А. показался ей таким незначительным и горе его [мелким] маленьким, и она не нашлась, что сказать, а только пожала плечами и ушла.

Нечего сказать, хорошая моя жизнь! [То дзыга только глядит, чтобы я лишний] О господи, отчего я не умерла до сих пор!

— Милая, одно слово, только одно: надеяться ли мне? О, я буду ждать! Я готов ждать!

А когда она вышла в сад, на заборе [сидели два мальчика в соседнем дворе] из соседнего двора ей кричали мальчишки:

И все здесь дразнили ее, напоминали ей, что она невеста.

— Марина, — послышался из кухни крик, — ступай, [Дз<ыга>] дзыга зовет!

<ЗАПИСИ НА ОТДЕЛЬНЫХ ЛИСТАХ>

остается неизвестной. Большинство из них впервые были опубликованы в кн.: Слово, сб. 2.
За границами раздела — многочисленные библиографические, деловые, медицинские, садоводческие, денежные и проч. заметки. Поэтому некоторые записи, публиковавшиеся в соответствующем разделе двадцатитомного собрания сочинений, не включаются (например: «В чем причина...» — см. ПССП, т. XII, стр. 319; запись эта, имеющая отношение к редакторской работе Чехова, помещается в томе XVIII Сочинений).
В ТМЧ
Зеленые черти
» змии
Белые слоны
Розовые свиньи
Записи печатаются по автографам с указанием места хранения.
Л. 1
ЦГАЛИ. По почерку автограф относится ко второй половине 1880-х гг.
В 1888 г. у Чехова было желание создать произведение на исторический сюжет. Он предлагал в письме А. С. Суворину 15 ноября 1888 г. написать вместе с ним трагедию «Олоферн» и добавлял: «Сюжетов много. Можно „Соломона“ написать, можно взять Наполеона III и Евгению или Наполеона I на Эльбе...» Отзвук разговоров Чехова с Сувориным по поводу драмы о Соломоне содержится также в письме Чехова 4 мая 1889 г.: «Наконец-то Вы обратили внимание на Соломона. Когда я говорил Вам о нем, Вы всякий раз как-то равнодушно поддакивали. По моему мнению, „Экклезиаст“ подал мысль Гете написать „Фауст“». Когда Чехов умер, Суворин вспоминал: «Он начинал драму, где главным лицом является Соломон „Паралипоменона“ и „Песни Песней“» («Новое время», 1904, № 10179, 4 июля). А. Измайлов в книге «Литературный Олимп» (М., 1911, стр. 116) драмой о Соломоне открыл список неосуществленных замыслов Чехова. Сожалея, что этот замысел остался неосуществленным, А. В. Амфитеатров писал в 1912 г.: «Кто в европейской литературе мог бы лучше Чехова истолковать сложную и глубокую душу великого иудейского царя-пессимиста?» — и далее развивал мысль о «родственности» душ Соломона и Чехова, которого называл русским Экклесиастом («Славные мертвецы. А. П. Чехов». — В кн.: А. В. Амфитеатров. Сочинения. СПб., 1912, т. XIV, стр. 20, 43—44).
В 1914 г. автограф Чехова с монологом Соломона был опубликован в кн.: Слово, сб. 2«В бумагах А. П. сохранился переписанный им монолог Соломона». Во всех собраниях сочинений Чехова этот автограф печатался без каких-либо комментариев: вопрос о его происхождении обойден полным молчанием (см. Полное собрание сочинений в 12 томах. М. — Л., 1933, том 12, стр. 105; ПССП, т. XII, стр. 316). В Летописи автограф Чехова назван «отрывком рукописи» пьесы, о которой вспоминал Суворин (стр. 820).
В отрывке идет речь о времени, когда Соломон строил храм, т. е. о годах его расцвета. Это совпадает с указанием Суворина на книги «Паралипоменона». Но настроение монолога — целиком экклесиастическое. Очевидно, Чехов намеревался показать истоки духовной драмы Соломона еще в годы его могущества (ср.: «Соломон сделал ошибку, что попросил мудрости» — I, 5, 3 и примечание). То, что в драме могла отразиться и книга Экклесиаста, видно и из упоминаний Чехова, которые приведены выше.
ЦГАЛИ. Автограф представляет собой неполную страницу беловой рукописи (остальная часть страницы отрезана). Таких кусков текста, отрезанных от больших листов бумаги ножницами, сохранилось еще 6 (см. записи на лл. 3, 4, 5, 7—9). Все они по почерку относятся к концу 1880 — началу 1890-х годов и производят впечатление остатков, образовавшихся при переписывании каких-то произведений.
Л. 2 связан с содержанием «Рассказа неизвестного человека»: Григорий Иванович — в повести Георгий Иванович Орлов. Повествование ведется, как и в повести, от лица героя, который полемизирует с Григорием Ивановичем.
Взглядам Григория Ивановича в повести есть также соответствия. В гл. III описываются обычные разговоры в гостиной у Орлова. Орлов и его приятели обо всем говорили «с иронией». «Интеллигенция безнадежна <...> Народ же спился, обленился, изворовался и вырождается. Науки у нас нет, литература неуклюжа, торговля держится на мошенничестве...» и т. д. В комментируемом автографе ср. о запугивании общества уверениями, что у нас нет «ни людей, ни науки, ни литературы, ничего, ничего».
В гл. X Орлов защищает в споре с Зинаидой Федоровной высший свет перед тем светом, «где живут купцы, попы, мещане и мужики, разные там Сидоры и Никиты». В комментируемом автографе герой — антипод Орлова — верит в будущее «низшего» света и берет его под защиту: «...и вы увидите, что купец Сидоров и какой-нибудь учитель уездного училища из Ельца, видящие и знающие больше, чем мы, отбросят нас на самый задний план...»
В гл. XII неизвестный человек пишет Орлову обличительное письмо, в котором говорит о нем и о себе, как об изверившихся и опустошенных людях. «Вы и я — оба упали и оба уже никогда не встанем...» В автографе — то же обличение, смешанное с самообличением.
Л. 3
ЦГАЛИ. Об автографе см. в примечании к л. 2. Отрывок связан по содержанию с предыдущим. Ср.: «Я был раздражен против хороших слов...» (л. 2) и «...меня каждую минуту бьют по лицу хорошими словами» (л. 3).
ЦГАЛИ. Об автографе см. в примечании к л. 2.
О связи этого текста с замыслом рассказа «Душечка» см. Сочинения, т. X, стр. 404. Впервые на эту связь обратил внимание С. Д. Балухатый в статье: «Записные книжки Чехова». — «Литературная учеба», 1934, № 2, стр. 58. См. также: З. Паперный. Записные книжки Чехова. М., 1976, стр. 298—301.
«Душечка» в I, 48, 1.
Л. 5
ЦГАЛИ. Об автографе см. в примечании к л. 2. Возможно, запись имеет отношение к замыслу начатого романа (конец 1880-х гг.). Как заметил Д. Н. Медриш, Игнатий Баштанов, герой рассказа «Письмо», оставшегося от этого замысла, упоминает брата-каторжника и брата-монаха (см. Сочинения, т. VII, стр. 516).
Л. 6
ЦГАЛИ. Автограф — на листке плотной бумаги, может быть вырванном из записной книжки (страница «16» — помечено карандашом). Это либо сохранившаяся с сахалинского путешествия запись (о судьбе сахалинских записей см. стр. 451 наст. тома), либо заготовленный набросок к XX главе книги «Остров Сахалин». В конце этой главы говорится о писарях — каторжных в местной канцелярии, об их невежестве, недобросовестности и безнаказанности (см. Сочинения, т. XIV—XV, стр. 322).
ЦГАЛИ. Об автографе см. в примечании к л. 2.
К этой записи относятся строки письма Чехова сестре, написанном из Ниццы 17 декабря 1897 г.: «У меня в столе, налево, кажется, в среднем ящике, под фотографиями или ниже, в большом конверте хранятся вырезки писчей бумаги с кусочками начатой, но оставленной повести; действующие лица, помнится, называются Алеша, Маша, мать; есть описание комнаты, в которую со всего дома снесена симпатичная мебель. Поищи и пришли мне эти вырезки в письме <...> Вырезки имеют вид полосок, вырезанных ножницами из четвертушек. Ни одной нет целой четвертушки».
Но вырезки, как уже говорилось, были сделаны не из четвертушек, а из больших листов бумаги. На четвертушке бумаги (по размеру равной четвертой части большого листа) сделана запись 10. Настоящая запись — с описанием мебели Ольги Ивановны — относится к первоначальному замыслу повести «Три года» (см.: Э. А. . «Три года». От романа к повести. — В кн.: В творческой лаборатории Чехова. М., 1974, стр. 16). В 1897 г. Чехов к этому замыслу не вернулся; отдельные мотивы его использовал в повести «Три года» (см. также л. 8).
Л. 8
ЦГАЛИ. Об автографе см. в примечании к л. 2.
Из первоначального замысла повести «Три года». Мама — очевидно, действующее лицо из «начатой, но оставленной повести», о которой Чехов писал сестре 17 декабря 1897 г. (см. примечание к л. 7). Эта не осуществленная в повести «Три года» тема разоряющегося дворянства была использована позже на ином конкретном материале («У знакомых», «Вишневый сад»).
ЦГАЛИ. Об автографе см. в примечании к л. 2.
Возможно, относится к первоначальному замыслу повести «Три года». Ср., например, л. 10 (запись: «Алеша: часто я слышу, как говорят: до свадьбы поэзия, а там — прощай, иллюзия! Как это бессердечно и грубо!») и I, 9, 4. Рассуждения о любви и, в частности, о поэтической любви есть также в повести «Рассказ неизвестного человека».
Л. 10
ЦГАЛИ. Об автографе см. в примечании к л. 2.
«Три года». О. И. — очевидно, мать Алеши (см. примечание к л. 7). Оба действующих лица упоминаются в I Записной книжке Чехова (см. I, 4, 2; I, 9, 5). О «тетушке» см. в указанной статье Э. А. Полоцкой, стр. 17.
Л. 11
ЦГАЛИ.
Из первоначального замысла повести «Три года». Ивашин (Иван, Ив.) упоминается во многих записях к повести. Ср. записи на обороте письма В. И. Бибикова 1 февраля 1891 г. на стр. 219 (л. 4) настоящего тома и в начале I записной книжки. О родстве образа Ивашина с образом Лаптева см. Сочинения, т. IX, стр. 453. Надя Вишневская больше нигде не упоминается; но о том, что Ивашин ходит в гости к Вишневским, также есть заметка на обороте письма В. И. Бибикова 1 февраля 1891 г.
Л. 12
Один из кусков «начатой, но оставленной повести», присланных Чехову в Ниццу по его просьбе Марией Павловной (на обороте автографа — текст ее письма от 20 декабря 1897 г., карандашом, — ответ на письмо Чехова от 17 декабря с этой просьбой; см. Письма М. Чеховой, стр. 58—59). Относится к первоначальному замыслу повести «Три года». Фраза: «Солнце светит, а в душе моей темно» есть и в I записной книжке, стр. 134, 10.
Л. 13
Фамилия героя и имя его лакея позволяют предположить, что запись могла быть связана с первоначальными набросками к повести «Три года». См. Сочинения, т. IX, стр. 452—453.
Л. 14
ЦГАЛИ.
Все записи, за исключением 7-й, относятся к повести «Три года» и связаны с текстом X—XV глав. Запись 7-я — сюжет рассказа «Белолобый» (о ней см. Сочинения, т. IX, стр. 467—468).
«Три года», гл. X. О Лаптеве. Ср. Сочинения, т. IX, стр. 58.
2. Гл. X. О Ярцеве. Ср. Сочинения, т. IX, стр. 56.
3. Гл. X. Ф. — Федор Лаптев.
4. Гл. X (частично и только в первой публикации: РМ, 1895, № 2. См. Сочинения, т. IX, стр. 380).
6. Гл. XIII (конец главы).
8. Гл. XV.
9. К гл. XI (не вошло). О докторе Белавине.
10. Либо к гл. IX (об отношении Юлии к Косте Кочевому), либо к гл. XI (о Панаурове).
12. Гл. XII.
13. Гл. XII.
14. К гл. XII (не вошло). К речи Кочевого на суде.
15. Гл. XII.
17. К гл. XII (не вошло).
18. Гл. VII. К Рассудиной.
19. Гл. X и XIV.
20. Не вошло.
22. Гл. VII. К Юлии (изменено).
23. Гл. VIII. Слова Нины Федоровны.
24. Гл. X. Отнесено к Кишу.
25. Гл. VIII (Саша — дочь Панауровых) и гл. X (к социальному спору — РМ
26. Гл. IX.
27. Гл. IX. Слова Кочевого.
28. О Ярцеве, не вошло.
29. Не использовано.
31. Гл. IX. «Она» — Юлия. О билетах отнесено к Кишу (гл. X), «страсть описывать деревню и помещицкие усадьбы» — к Кочевому (гл. IX). В повести вместо «пяти раз» в деревне и усадьбе — «один раз» в усадьбе.
32. К гл. X (о гувернантке, не вошло) и гл. IX (о священном писании).
33. Гл. IX. О Кочевом, от автора.
34. Гл. X. В РМ«смуглая девица», «страдает нервами» (см. Сочинения, т. IX, стр. 378).
35. Возможно, к словам Ярцева в гл. XIII.
36. К гл. XV (не вошло).
37. К гл. IX (не вошло). К Панаурову.
38. Либо к гл. I, либо к XI. К Панаурову.
«человек идеи» (запись 30-я). Об устаревшем понимании истории, сходном с тем, против которого направлены эти слова, см. также: I, 2, 4 (история как «ряд битв»).
40. Гл. IX. О Кочевом (первая фраза); далее — к гл. XI. Слова Панаурова.
41. Возможно, к гл. XII (речь Кочевого на суде).
42. Гл. X (в РМ, 1895, № 2 — см. Сочинения, т. IX, стр. 380).
ЦГАЛИ.
Судя по почерку, этот отрывок относится ко второй половине 1890-х годов.
Л. 16
ЦГАЛИ.
«В родном углу». (В рассказе тетушка тоже восторженно называет молодую героиню красавицей; «брюнету с бачками» соответствует брюнет доктор Нещапов).
«Тетушка» упоминается также на более ранней по почерку записи, относящейся ко времени первоначального замысла повести «Три года» (л. 10).
Л. 17
ЦГАЛИ.
С какими замыслами связаны записи, неясно.
ГБЛ. Все заметки относятся к рассказу «Бабье царство».
1. Гл. II (мотив набожности Мишеньки) и гл. III (походка, напоминающая первую фигуру кадрили). Персонажа Слива в рассказе нет.
2. «Бабье царство». В текст не вошло (действие рассказа происходит в первый день Рождества и ограничено одними сутками.)
3. Гл. I. О способности Анны Акимовны краснеть — дважды.
5. Гл. III (с изменениями).
6. Жена Лысевича среди персонажей отсутствует. О влюбленности Лысевича и о наживе во время продажи шпал («больше пятнадцати тысяч») — в гл. III.
7. Не вошло.
8. Не вошло.
10. Гл. I и II.
11. Гл. III. Вместо Крылин «со станисл. лентой» стало Каницын, «с аннинскою лентой». Слова Лысевича о матлоте из налимов вошли в текст в прошедшем времени. Остальное в текст не вошло.
12. Гл. III (сходный мотив).
13. Не вошло. Сходную мысль высказывает Лаптев в повести «Три года» (см. Сочинения, т. IX, стр. 81).
15. Не вошло.
16. Гл. III. Лысевич (с незначительными изменениями).
17. Гл. III. Лысевич (с некоторыми изменениями).
18. Не вошло.
20. Гл. III.
21. Гл. III («по бумажке»).
22. Конец гл. II (в тексте дразнят не Машеньку, а Мишеньку).
23. Гл. III. Вместо сыра — семга.
25. Гл. III (слова Анны Акимовны).
26. Гл. IV.
27. Гл. III (слова Анны Акимовны).
Л. 19
В набросках к неизвестному произведению использованы заметки в I записной книжке: «Он больше всего любил...» — I, 1, 120, 22, «Гаврыленко» — I, 116, 4 «по 12%...» — I, 94, 2, «тирли-тирли...» — I, 122, 11. Последняя из этих записей относится примерно к 1902 году.
ЦГАЛИ. Первоначальные записи к повести «Мужики», а также к продолжению (гл. X—XI), которое осталось незавершенным и не вошло в печатный текст; см. в I и III записных книжках. Повесть задумана, судя по этим записям, примерно в конце 1894—1895 годах. Написана в феврале 1897 г. Записи на отдельных листах — следующая стадия творческой работы после заготовок в записной книжке. Эти заметки относятся примерно к 1896—1897 гг. Над главами, относящимися к продолжению «Мужиков», Чехов работал и в 1898 г., после публикации повести (см. I, 85, 4 и др.). О работе Чехова над продолжением повести см.: З. Паперный. Записные книжки Чехова. М., 1976, стр. 197—226.
1. Сергей — первоначальное имя лакея — Василий (I, 42, 3), затем Сергей и в окончательном тексте — Николай. Федор — в повести брат Николая Денис, муж Феклы (гл. I).
3. Гл. I (две девочки тащат снизу ведро с водой).
4. Гл. I. Ольга говорит Марье.
5. Продолжение «Мужиков», гл. XI (Ольга и Саша мечтают скопить деньги и «отслужить панихиду на могилке Николая»).
6. Гл. I. Сережа — см. примечание выше, к № 1. В повести Ольга говорит: «Раздолье, господи!»
8. Продолжение «Мужиков» (см. в гл. IX — решено, что Кирьяк пойдет в Москву вместе с Ольгой, но он остается в деревне из-за болезни).
9. Продолжение «Мужиков», гл. XI (Ольга читает письмо Саше).
10. Не вошло. Очевидно к I гл., к сцене, где Кирьяк избивает жену Марью.
11. Гл. I. Слова старика Чикильдеева («похоже, Кирьяк идет...»).
12. Продолжение «Мужиков», гл. XI (рассказ Ольги). См. также ниже — л. 21, записи 7 и 30.
13. Гл. IV. Николаю стыдно за отца и мать.
14. Гл. V (слова старика Осипа).
15. Продолжение «Мужиков», не вошло.
«Мужиков», гл. X. См. описание портретов на стене в комнате Клавдии Абрамовны.
17. Продолжение «Мужиков», не вошло.
18. Гл. VII. См. примечания к т. V Сочинений, стр. 651.
19. Гл. V. Добавлено «в церкви».
20. Гл. V. Не вошло.
«Видя бедность...»).
22. Гл. III («гончар <...> жег горшки»).
23. Продолжение «Мужиков» (ср. гл. XI). См. развитие этого мотива ниже, запись 33, а также в Записной книжке (I, 85, 4).
«Мужиков» (ср. гл. XI, слова Ольги: «Жалованья не получаю...»).
25. Гл. VI Фекла кричит Ольге.
26. Гл. III (ср. выше запись и продолжение, гл. X — «дедушка Иван Макарыч». Сын наборщик — метранпаж из типографии в гл. X.
27. Продолжение «Мужиков». Не вошло.
«Мужиков», гл. XI. В этой главе подробнее говорится о занятости Ольги.
29. Не вошло.
30. Не вошло. Возможно, относилось к VIII гл., где речь идет о характере Ольги.
31. К концу гл. VII.
32. Продолжение «Мужиков». Не вошло. См. выше запись 23. Дальнейшее развитие судьбы Саши — в I, 85, 4 («И она стала заниматься проституцией»).
34. Гл. I (с изменениями).
35. Не вошло.
36. Гл. IX. Слова о «законах, третирующих мужиков», не вошли, возможно по цензурным соображениям.
Л. 21
«Мужики», гл. IX. В начале главы Ольга смотрит на разлив.
2. Гл. I («Марья сказала, что она никогда не бывала...»).
3. Продолжение «Мужиков». Слова Саши Клавдии Абрамовне. Не вошло.
4. Продолжение «Мужиков». Не вошло.
6. Гл. II и VI. Ср. слова Феклы в начале VI гл.
7. Продолжение «Мужиков», гл. XI (слова не Саши, а Ольги).
8. Продолжение «Мужиков» (см. упоминание фотографии Кирьяка в гл. X).
9. Гл. VIII. Добавлено: «за пьянство».
«Мужиков» (ср. л. 20, запись 32).
11. Продолжение «Мужиков». Метранпаж — в гл. X.
12. Гл. VIII. Добавлено — «батюшка <...> брал».
13. Гл. VIII, с изменением. Говорится, что «не все еще захватили богатые и сильные...»
14. Продолжение «Мужиков». Не вошло.
15. Гл. I (упоминание Дениса).
16. Продолжение «Мужиков». Ср. гл. XI, где описывается жизнь в городе не Феклы, а Ольги.
17. Продолжение «Мужиков», гл. X. В повести Клавдия Абрамовна упоминается в гл. IV.
«Мужиков». Ср. л. 22, запись 17.
19. «Мужики», гл. II (вместо «стадо» — «стаи»).
20. Написано карандашом. Продолжение «Мужиков». Не вошло.
21. «Мужики», гл. III; фраза о «порче» снята.
22. Очевидно, продолжение «Мужиков». Не вошло.
«Мужики», гл. VI. Вошло в более развернутом виде. Снято, что Феклу тронуло отношение Ольги и Марьи.
24. «Мужики». Не вошло.
25. Продолжение «Мужиков». Ср. гл. X. Развернуто описание того, как Клавдия Абрамовна относится к «гостю», опущено упоминание о девушках.
26. Продолжение «Мужиков». Упоминание метранпажа в гл. X.
27. «Мужики», гл. III.
«Мужиков». Не вошло.
29. «Мужики», гл. IV. Добавлено, что осталось шестеро девочек.
30. Продолжение «Мужиков», гл. XI, с изменением. Опущено, что дворник спустил Кирьяка с лестницы.
31. Продолжение «Мужиков». Не вошло.
32. «Мужики», гл. VIII.
«Мужиков», гл. XI. Вместо «влекомая своим призванием» — «не чувствовала призвания к семейной жизни».
34. Продолжение «Мужиков», гл. X. Не вошло.
35. Продолжение «Мужиков». Не вошло.
36. Продолжение «Мужиков». Ср. с записью в Дневнике с 15 по 18 августа 1896 г. («М. в сухую погоду ходит в калошах, носит зонтик»), а также заметки к рассказу «Человек в футляре» — I, 86, 2 и III, 30, 4.
37. «Мужики», гл. V.
«Мужики», гл. IX. Вместо «служили панихиду» — «заказывали панихиду».
Л. 22
1. Гл. VII.
2. Гл. VII.
3. Продолжение «Мужиков», гл. XI (Ольга рассказывает о приходе Кирьяка).
«Мужиков», гл. X. Вместо «ходила» — «хаживала».
5. Гл. VIII.
6. Гл. VII. О «грамоте с золотой печатью» см. конец главы.
7. Гл. VIII. Слова о «животной жизни» сняты.
8. Продолжение «Мужиков», гл. X, с изменением. Ср. л. 21, запись 34.
«Мужиков». Не вошло. Запись связана с впечатлениями после обеда 19 февраля 1897 г. (см. запись в Дневнике за этот год).
10. Гл. VI. См. конец главы.
11. Гл. VII. Добавлено: «и продержал ее там целые сутки».
12 и 13. Продолжение «Мужиков», Иван Макарыч (см. гл. X). Не вошло.
14. Гл. VII. Староста Антип Седельников. См. его слова Осипу («От земского начальника...»).
15. Гл. IX. Вошло в более развернутом виде.
16. Гл. VII. Слова старосты. См. выше, запись 14.
17. Продолжение «Мужиков». Ср. л. 21, запись 18.
18. Гл. VIII. Вместо «сверхчувственное» — «сверхъестественное».
«Мужиков». Не вошло.
20. Гл. VIII.
21. Продолжение «Мужиков». Не вошло. Здесь развивается мысль записи 9 (см. выше).
Л. 23
ЦГАЛИ. Записи к произведению, оставшемуся незавершенным, — «Расстройство компенсации».
Неудачная, по мнению сестры, женитьба брата, из которого «ничего не вышло», — эта ситуация перешла в пьесу «Три сестры».
Л. 24
ЦГАЛИ. Все записи, за исключением 48—64, относятся к «Трем сестрам».
Первоначальные записи к пьесе см. также в I, II и III записных книжках. Судя по этим записям, пьеса задумана в конце 90-х годов (первое упоминание — в письме Вл. И. Немировичу-Данченко 24 ноября 1899 г.). Заметки на отдельных листах можно приблизительно датировать 1900 годом. В ГЛМ
1. Д. I. См. слова Чебутыкина: «Зовут меня вниз, кто-то ко мне пришел».
2. Не вошло.
3. Д. II. Ферапонт. Его речь изменена.
4. В пьесу не вошло.
«Теперь служу в городской управе»).
6. В окончательном тексте Вершинин говорит в д. II: «Мои волосы седеют, я почти старик уже...»
7. Д. II, слова Чебутыкина. К. С. Станиславский рассказывает о подготовке спектакля «Три сестры» в Художественном театре: Чехов «уехал в Ниццу. Оттуда мы получали записочки — в сцене такой-то, после слов таких-то добавить такую-то фразу. Например, „Бальзак венчался в Бердичеве“ — было прислано оттуда» (Станиславский
8. Не вошло.
9. Не вошло.
10. Этот мотив — попытка Маши кончить жизнь самоубийством — не вошел в окончательный текст. Ср. ниже запись 16.
11. Не вошло.
13. Не вошло.
14. Д. I. Ср. I, 117, 2.
15. Д. III (Кулыгин: «Уроки даю»).
16. Конец III д. изменен. Ирина не жалуется на одиночество.
18. Ирина в III д. говорит: «Не могу я работать». Она дает согласие выйти за барона — «только поедем в Москву!»
19. См. ремарку в начале д. IV.
20. Не вошло.
21. Д. II, слова Маши.
«Вы с предрассудками?» В д. III Тузенбах говорит о чудесной игре Маши на рояле.
23. Д. III, разговор Тузенбаха с Кулыгиным о Маше.
24. Д. III, с изменениями — о поведении Андрея говорит не Кулыгин, а Маша, Кулыгин же с нею спорит.
25. Запись к характеристике Чебутыкина не вошла.
26. Начало д. II, Наташа и Андрей.
28. Вероятно, к «Трем сестрам». Не вошло.
29. «Три сестры», не вошло.
30. См. разговор Кулыгина с Машей в д. III. Ср. выше, запись 24.
31. Д. II. Тузенбах — Ирине: «Я провожаю Вас каждый вечер». «Бел». — сокращенная запись фамилии героя, получившего затем фамилию Тузенбаха.
«Андрей проиграл <...> весь город говорит...»
33. Не вошло.
34. Д. II, слова Тузенбаха («У меня тройная фамилия...»).
35. Д. IV, с изменением.
36. Д. II (Маша: «У нас уже нет денщиков»), д. III (Ольга: «Не дозвонишься»).
37. Д. II и IV. Наташа.
38. Д. IV, слова Чебутыкина (с изменениями).
40. Вошло в пьесу с изменениями. Ср. слова Тузенбаха в д. II — его спор с Вершининым (Жизнь следует «своим собственным законам»).
41 и 42. Вошло в пьесу с изменениями. Ср. слова Маши в д. II («человек должен быть верующим»).
43. См. выше, запись 39.
44. Д. II, спор Тузенбаха и Вершинина.
46. Возможно, к «Трем сестрам». Не вошло.
47. Возможно, к монологу Андрея в д. IV. Ср. ниже запись 61.
48. 58, 60, 62—64. К начатому рассказу (или повести) «Калека». О судьбе этого замысла см. Сочинения, т. X, стр. 481—484.
59. См. I, 102, 1.
65. «Три сестры», д. IV. Кулыгин.
66. Вероятно «Три сестры». Чебутыкин.
Л. 25
ТМЧ. О соседстве названия начатого рассказа (или повести) «Калека» с именем одной из героинь пьесы «Три сестры» см. Сочинения, т. X, стр. 482.
ГБЛ. С каким замыслом связана запись, неизвестно.
Л. 27
ГБЛ. Вырванный из блокнота лист с заметками к «Невесте» сохранился вместе с черновым автографом рассказа, но сделаны эти заметки уже после того, как весь рассказ был переписан набело и отправлен в редакцию «Журнала для всех», т. е. после 27 февраля 1903 г.
Заметки относятся к шестой, заключительной главе и реализованы (неполно) лишь в корректуре. Посылая 27 февраля беловую рукопись, Чехов просил редактора журнала В. С. Миролюбова: «Корректуру пришлите, ибо надо исправить и сделать конец. Концы я всегда в корректуре делаю».
«Она пошла к себе наверх укладываться, а на другой день утром уехала». В первой корректуре (гранки) добавлены последние слова — «как полагала, навсегда», а также текст, развивающий первую заметку на листке: «Настоящее, как казалось ей, уже перевернуто вверх дном, беспокойство останется до конца дней, что бы там ни было, куда бы судьба ни занесла, но все же жизнь будет чистой, совесть покойной...» (Сочинения, т. X, стр. 320—321).
В первых же гранках находится вставка, соответствующая заметке «Она Саше»: укоризненные слова Нади, обращенные к Саше. В законченном рассказе эпизод сохранен, но чувство, которое больной Саша возбуждает у Нади, не досада (как в заметках), а сочувственное волнение (см. Сочинения, т. X, стр. 317 и 216).
Намечался эпизод, совсем не реализованный в тексте рассказа: объяснение с бывшим женихом, Андреем Андреичем, его мольба: «О, я буду ждать! Я готов ждать!» В корректурах об Андрее Андреиче сказано, что он приходил «тихий, молчаливый», играл на скрипке и чего-то ждал; все это было вычеркнуто во второй корректуре, и в окончательном тексте появились слова: «Бабуля и Нина Ивановна не выходили на улицу из страха, чтобы им не встретились отец Андрей и Андрей Андреич» (Сочинения, т. X, стр. 319 и 218—219).
Во второй корректуре была сделана намеченная на листке вставка о «мальчишках из соседнего двора», дразнивших Надю: «Невеста! Невеста!» Это вошло в окончательный текст.