«Пусть вас носит судьба».
О некоторых средствах передвижения, изображенных в произведениях А. П. Чехова и в книге «Остров Сахалин»
В пьесах, повестях и рассказах А. П. Чехова мы найдем описание средств передвижения от рождения (в пьесе «Три сестры» Андрей Прозоров катает своего сына в колясочке) до мерти (в рассказах «Страшная ночь» и «Скрипка Ротшильда» описываются разнообразие гробов, катафалки и дроги). В пьесах Чехова предчувствие общественных перемен подчеркивается стремлением героев к перемене мест обитания. Все спешат, как на вокзале: в «Вишневом саде» срочно собираются в Париж, в «Трех сестрах» мечтают уехать в Москву, Иванов каждый вечер уезжает к Лебедевым в гости, старик Шабельский мечтает умереть в Париже, в «Чайке» Треплев умоляет Нину Заречную остаться, но она уезжает, как и героиня – «невеста». Жажда движения, новых впечатлений владеет героями Чехова, и им не сидится дома. Какие же средства передвижения использовали герои Чехова? Это прежде всего поезда железной дороги. В «дачных» рассказах Чехов дает описания коротких путешествий по железной дороге, а сама дорога ассоциируется с «дорогой в светлое будущее». Вот как в «Невесте» Саша соблазняет девушку: «Поедете, будете учиться, а там пусть вас носит судьба. Когда перевернете вашу жизнь, то все изменится. Главное – перевернуть жизнь, а все остальное не нужно». «А когда сели в вагон и поезд тронулся, то все это прошлое, такое большое и серьезное, сжалось в комочек, и разворачивалось громадное, широкое будущее, которое до сих пор было так мало заметно... и радость вдруг перехватила ей дыхание: она вспомнила, что она едет на волю, едет учиться...». На прозаическом, конкретном вокзале Николаевской железной дороги разворачивается классический рассказ «Толстый и тонкий». В другом юмористическом шедевре, «Жалобная книга», перед читателем выпукло и ярко предстает жизнь маленькой станции с ее сплетнями, с жалобами проезжающих. «Злоумышленник» – рассказ о чисто «железнодорожном» преступлении – отвинчивании гаек на грузила.
«Ионыч» доктор ходит пешком, в середине – у него «пара»: коляска, запряженная двумя лошадьми, в конце у Старцева уже тройка с бубенчиками.
«У крыльца стоял высокий, сытый белый жеребец, запряженный в шарабан. Старик Цыбукин разбежался и сел молодцевато, и взял вожжи. Анисим тоже сел с подскоком и подбоченился, так как считал себя красивым». «Аксинья... ездила в тарантасе, она сама правила и при встрече со знакомыми вытягивала шею, как змея из молодой ржи...» (из повести «В овраге»),
В рассказе «Попрыгунья» доктор Дымов ездил на службу в больницу на конке. В конце XIX века конка – основной вид общественного транспорта, – городская железная дорога с конной тягой. Пара тяжелых лошадей с трудом трогалась с места, двухэтажный вагон (с местами для пассажиров внутри и на крыше) затем довольно быстро катился по рельсам за счет инерции, но и остановить вагон из-за инерции было так же трудно и потому тормозить начинали с половины прогона. А как же было при подъеме на мост или в гору? Оказывается, около таких мест держали дежурных лошадей-помощников, которых припрягали к конке, а на вершине отпрягали и возвращали назад ждать очередной вагон. Управлял лошадьми кучер, стоявший на открытой площадке впереди конки, он беспрерывно звонил в висячий колокол для предостережения пешеходов. Площадка на крыше называлась империалом. К империалу конки с открытой задней площадки вела крутая винтовая лестница, ограждения империала были увешаны рекламными щитами.
Паровая конка (без коней) – это поезд с паровозом и тремя вагончиками. Маршрут ее пролегал по Петербургу от Московского вокзала на Невскую заставу. Паровая конка просуществовала на окраинах до 1917 г., неожиданно она появилась в блокадном Ленинграде, перевозя бойцов и грузы (из-за бездействия трамваев).
«битвы» трамвайных сторонников и противников, отраженные в юмористических журналах тех лет. Реально конка приносила городу доходы при небольших затратах, а трамвай требовал постройки электростанций, дорог и еще много всего. В итоге постройку трамвайных линий отдали бельгийцам (в Киеве, где прошел первый в России трамвай), немцам (в Петербурге). Чехов мог видеть первые трамвайные поезда, состоящие из моторного вагона и маленьких вагончиков. В 1908 г. их сменили на более крупные вагоны, продержавшиеся почти до Отечественной войны.
«А» и «Б». «А» («Аннушка») ходил по бульварному кольцу, «Б» – по Садовому кольцу. Трамваи «на электрическом ходу» не имели электрической сигнализации, а только ручную, и вагоновожатый непрерывно звонил в ножной звонок, предупреждая встречных об опасности. При входе в вагон надо было назвать нужную остановку и купить билет, причем билет до каждой станции был разного цвета.
«транспортных» профессий: ломовых извозчиков, ямщиков, возчиков, паромщиков, моряков Доброфлота, станционных служащих, подрядчиков и обходчиков. Очень часто Чехов упоминает извозчиков, и не удивительно, ведь это самый распространенный вид транспорта. Так, рассказ «Тоска» – о человеческом одиночестве в большом городе, а главный герой – извозчик Иона Потапов. Но из рассказа можно узнать и о средствах передвижения петербуржцев, и о ценах проезда, и о цене сена и овса для лошаденки, и о ночлежном доме извозчиков. Самым распространенным типом экипажа городского извозчика была пролетка или коляска (на юге называемая фаэтоном), со складным кожаным откидным верхом. Извозчики возили только на пролетках с поднятым верхом. Пролетки были черного цвета, снаружи покрыты лаком или обтянуты черной лаковой кожей. Место кучера (козлы), откидная скамеечка, сиденье и спинка для пассажиров были обтянуты сукном синего цвета. По бокам козел были укреплены два фонаря, в которых горели свечи или карбид. Ноги извозчика и пассажиров прикрывал кожаный фартук, защищая от дождя и ветра. Колеса пролеток были деревянными, окованные железными шинами (полосами), или вместо шины укреплялась литая резина. Колеса были черными, но чаще красились в желтый или красный цвет. Пролетки разделялись на два типа: петербургский и московский. Петербургские назывались «виктория» и имели более широкое сиденье и большую разницу в диаметре передних и задних колес. Пролетки подразделялись на четырехрессорные (у лихачей) и двухрессорные (у простых извозчиков). Русские писатели XIX века упоминают лихачей, описывая быт столиц России. Чаще всего это молодые, красивые удалые парни – «легковые извозчики со щегольскою закладкою» (В. Даль). Нужно было иметь немалые деньги, чтобы иметь свою (а не взятую в аренду, как у простых извозчиков, лошадь и пролетку) франтоватую пролетку с откидным верхом, электрические фонари, фартук из замши (зимой полость из медвежьей шкуры), колеса с пневматическими покрышками – «дутиками». Поэтому лихачи могли «заломить» цену, и их нанимали богатые купцы или офицеры, а также для особых случаев – кутежей, венчания, поездки в театр. В Москве и Петербурге извозчики были обязаны носить почти форменную одежду «волан» – синюю суконную поддевку до пят с завышенной талией и множеством складок сзади, подпоясанную тканым поясом. Под воланом обычно были надеты русская рубаха и жилет, обувались в сапоги и валенки, носили рукавицы. На голове извозчики носили специальный черный фетровый «извозчичий» цилиндр. А в провинции зимой извозчики могли ездить хоть в тулупах, на юге извозчики одевались в парусиновые поддевки и соломенные шляпы. Лихачи надевали летом разноцветные рубашки с перламутровыми пуговицами, бархатный жилет, шапку с павлиньим пером и белые перчатки, зимние воланы обшивали мехом куницы или соболя, кожаные пояса украшали серебряными бляхами. Сзади на поясе часто висели часы для удобства пассажиров. Лихачи, как и извозчики, подстригались «в скобку» (но волосы завивали), отпускали бороду (но не «веником», а подстриженную). Кучера из богатых домов одевались в воланы, армяки и шубы, ливреи и пальто. Кучера государственных учреждений носили сюртуки, пальто или шинели, застегнутые на пуговицы с изображением двуглавого орла.
На улицах Москвы и Петербурга встречались частные экипажи – кареты, запряженные парой лошадей, были и одноконные кареты, называемые «купе». Название «ландо» имела карета, но с двумя откидными верхами – спереди и сзади. Летом верхи откидывались, окно опускалось внутрь дверцы, и ландо превращалось в большую коляску. В Петербурге была распространена «английская» упряжь для «английских» колясок, ландо, карет. Упряжь отличалась от «русской» деталями, понятными знатокам, а внешне ее отличала стрижка лошадей. Им стригли гриву и хвост, передние ноги бинтовали белыми или цветными бинтами, зимой под сбрую надевали плотную клетчатую попону, летом на голову лошади водружали высокие шляпы с прорезями для ушей.
– шарабан вообще не имел откидного верха. Его называли «эгоисткой» потому, что на нем не было кучера (значит, не было и козел), правил лошадью (или двумя лошадьми) сам седок. Шарабаны часто были на дутых шинах, похожих на велосипедные. В уголовном рассказе «Шведская спичка» становой пристав и следователь разъезжают по участку в поисках убийцы на шарабане. В провинции встречалось больше видов экипажей, чем в Москве и Петербурге. Самым распространенным был тарантас, приспособленный для езды по плохим дорогам. Кузов его окрашивался масляной краской, на жесткие сиденья для седоков клали подушки, колеса были обтянуты железными шинами, рессоры или полурессоры стояли только на задней оси. В книге «Остров Сахалин» два раза упомянут тарантас: «Однажды я и инспектор сельского хозяйства г. фон Фрикен возвращались из Красного Яра в Александровск: я в тарантасе, он верхом». В Александровске священник отец Егор венчает наборщика-каторжного и женщину-каторжную, венчание окончено, все выходят на паперть. «Дождь. Около церкви, в потемках, толпа, два тарантаса: на одном молодые, другой – порожнем». Если тарантас имел кожаный или брезентовый верх, то он уже назывался «бричкой». Вся «История одной поездки» – повесть «Степь» о поездке на бричке. В самом начале повести дается ее «портрет»: «... выехала и с громом покатила по почтовому тракту безрессорная, ошарпанная бричка, одна из тех допотопных бричек, на которых ездят теперь по Руси только купеческие приказчики, гуртовщики и небогатые священники» – и перед глазами предстает эта старая и старомодная, от долгого употребления ободранная и не имеющая рессор для смягчения толчков при езде, а значит, издающая грохот-гром бричка, пассажиров в ней трясет и подбрасывает на каждой рытвине и кочке. Красивое название «кабриолет» означает то же, что простецкая «таратайка»-двуколка – простая тележка или городская коляска с одной лошадью и двумя очень большими колесами. По российским дорогам можно было встретить «линейку», названную по своей конструкции – длинной доске на колесах. Кучер сидел на доске, поставив ноги на упоры, пассажиры сидели на доске спиной друг к другу, положив ноги на длинную ступеньку по бокам линейки. В книге «Остров Сахалин» первый экипаж, встреченный и упомянутый в книге, – линейка. «На берегу стояла чья-то лошадь, запряженная в безрессорную линейку» – и мы представляем, как Чехов покатил по дороге, подскакивая на каждой рытвине. Но на самом деле было не так, ведь Чехов в пяти местах дальше по книге восхищается хорошими, «шоссированными» гладкими дорогами, некоторыми ухоженными селами с тротуарами. «Я любил кататься по долине между постом и деревней Ново-Михайловской, дорога здесь гладкая, ровная...». Его возмущение вызывает только явная бестолковость (строительство туннеля), непрактичность (слишком много обслуги на постоялом дворе в Арковском станке – ямской станции) или непонятная глупость (строительства сначала села, а потом – дороги к этому селу). Ему понравились надзирательские и станки для кучеров в Тарайке, где есть «... не только ножи, вилки и рюмки, но даже чистые салфетки, ... а главное, клопов и тараканов здесь не так безобразно много, как на севере». Похожим на линейку был очень легкий одноконный экипаж – беговые дрожки – узкая доска на четырех колесах с тонкими ободьями и спицами. Седок сидел на доске верхом, ноги его упирались в подставку у передних колес. «Беговыми» дрожки назывались потому, что на дрожкахтого типа проводились рысистые бега (до появления америанских «беговых качалок»). Эти дрожки два раза упомянуты в овести «В овраге» как символ богатой и счастливой жизни. Основным видом крестьянского транспорта была телега. Несмотря на свою кажущуюся примитивность, она была приспособлена к крестьянскому быту.
Рассказ «На подводе» – о поездке. Учительница Марья Ваильевна на телеге едет из города, невеселы и тоскливы ее мысли, тяжела проселочная дорога весной. Попутчик ее, поручик Ханов – «в коляске четверкой», но и «... четверка ехала по дороге шагом, с напряжением вытаскивая из грязи тяжелый экипаж». Для нас, читателей XXI века, телега и подвода – одно и то же, а оказывается, что подвода – это телега с лошадью и проводником-кучером, оплаченная за счет земства (местного самоуправления) по прогонному листу.
– начала XX века.