Пенина Т. П.: Языковые средства, фиксирующие невербальное поведение персонажей в рассказе А. П. Чехова "Устрицы"


Языковые средства, фиксирующие невербальное поведение персонажей в рассказе А. П. Чехова «Устрицы»

Описание невербального поведения персонажей в художественном тексте при их портретном представлении, в авторском комментарии, оформляющем реплики героев, - это особое изобразительно-выразительное средство, основная функция которого - раскрыть внутренний мир героя, его истинное состояние и отношение к происходящему или к собеседнику. Подобные описания также помогают читателю не только визуализировать героя, адекватно воспринимать ситуацию, но и понять авторскую позицию, часто явно не выраженную. Таким образом, с помощью невербальной характеристики поведения изображается и внутренний мир действующих лиц произведения, и внутренний мир самого автора.

Поведенческие (невербальные) характеристики встречаются на протяжении всего художественного произведения, сопровождая разные ситуации и взаимодействуя с портретными описаниями. Д. С. Лихачев отмечал, что «поведение обнимает стиль авторских высказываний» (2, с. 198-199). В поле зрения авторов попадают различные поведенческие компоненты героев: жесты, позы, голоса, улыбки, выражения глаз и т. д. Их описание актуализирует вербальную информацию текста.

В любом произведении А. П. Чехова достаточно много места отводится описанию жестов, мимики, походки, фонационных средств коммуникации, манеры поведения героя. Такие описания играют важную эмоциональноэкспрессивную роль.

словосочетания, фразеологические выражения и, наконец, целые предложения.

Интересно отметить, что не только при создании портрета или комментировании разговорной ситуации персонажей Чехов описывает поведение героев. Автор прибегает к этому и в текстах с минимальными диалогическими вкраплениями, построенных на воспоминаниях кого-либо из действующих лиц, пронизанных глубоким психологизмом. Невербальные описания создают при этом образную панораму происходящего, как, например, в рассказе «Устрицы» (1884).

Проследим экспликацию паралингвистической информации в этом рассказе. Рассказ пронизан нотками затаенной грусти. Он ведется от первого лица, что создает иллюзию восприятия живого голоса героя, но необычность этого произведения в том, что оно выдержано в формах речи взрослого человека, хотя передает воспоминания и переживания восьмилетнего мальчика. Эти детские воспоминания настолько крепки и сильны, что рассказчик помнит мельчайшие детали того далекого драматического эпизода из их с отцом жизни. В рассказе всего несколько диалогических реплик, большая же часть текста - это передача эмоционального состояния персонажа.

Рассказ начинается с описания «странной болезни», овладевшей мальчиком: «Боли нет никакой, но ноги мои подгибаются, слова останавливаются поперек горла, голова бессильно склоняется набок... По-видимому, я сейчас должен упасть и потерять сознание.» и далее: «Голова моя слабо откинута назад и набок, и я поневоле гляжу вверх...»

В данном примере устойчивые обороты можно, но нашему мнению, назвать «соматическими речениями», которые «. все чаще не отражают, а фактически замещают соматизмы» (1, с. 416). Как видим, Чехов (не только как писатель, но и как врач) досконально воссоздает устами своего героя невольные действия, вызванные этой «странной болезнью» (голодом). Далее этот процесс раскрывается фонационным лексико-семантическим рядом, передающим зрительные и звуковые изменения. Зрительные: вглядываюсь (в одно из окон трактира), усматриваю (белеющее пятно), напрягаю зрение, не отрываю глаз (от вывески), притягивает мои глаза (вывеска), гипнотизирует мозг, стараюсь прочесть, не видно. Зрительные и звуковые, к которым добавляются и одоративные: «шум экипажей начинает казаться мне громом, в уличной вони различаю я тысячи запахов, глаза мои в трактирных лампах и уличных фонарях видят ослепительные молнии. Мои пять чувств напряжены и хватают через норму» («хватать через норму» - здесь ’ненормально, болезненно остро воспринимать окружающее’).

«историю болезни» главного персонажа.

Нарастание темы голода связано со словом-образом «устрицы», вынесенным в заглавие рассказа. Это его семантический центр. Ассоциации мальчика, который сначала воспринял устрицы как нечто съедобное и вкусное, передаются новым невербальным рядом, начинающимся с одоратив- ных описаний (несется запах рыбного жаркого и ракового супа; запах щекочет мое небо, ноздри; овладевает всем моим телом; все пахнет этим запахом; пахнет до того сильно) и завершающимся кинесическими описаниями (я начинаюжевать; я жую и делаю глотки; ноги мои гнутся от наслаждения; хватаю отца за рукав; припадаю к его пальто).

Иллюзия об устрицах как о вкусной еде быстро пропадает после реплики отца: «Их едят живыми.». Устрицы становятся предметом реального мира, возникает новый образ: устрицы-гадость («Какая гадость, - шепчу я, - какая гадость!»). Появляется иное представление об устрицах, которое за счет невербального описания становится ярким, эмоционально-выразительным: «Я воображаю себе животное, похожее на лягушку. Лягушка сидит в раковине, глядит оттуда большими блестящими глазами и играет свои- миотвратительными челюстями... Дети все прячутся, а кухарка, брезгливо морщась, берет животное за клешню, кладет его на тарелку. Взрослые берут его и едят. едят живьем, с глазами, с зубами, с лапками! А оно пищит и старается укусить за губу.

Я морщусь, но. но зачем же зубы мои начинают жевать?»

Не только слова и словосочетания, но и синтаксис данного отрывка передает нарастание темы голода, параллельно которой нарастает и тема нищеты. Слово-образ «устрицы» выступает уже как непосредственный участник социального конфликта в сцене в трактире. Возникает контраст между репликой мальчика и ее невербальным сопровождением: «Дайте устриц! Дайте устриц! - вырывается из моей груди крик, и я протягиваю вперед руки» - и ответной репликой отца и ее невербального описания: «Помогите, господа! - слышу я в это время глухой, придушенный голос отца». В то же время их связывает фраза «и я протягиваю руки вперед», которая сочетает в себе и прямой, и переносный смысл (ср.: «протянуть руку» - ’просить милостыню, подаяния’).

« А ты разве ешь устриц? Такой маленький! - слышу я возле себя смех», и далее: «со смехом глядят мне в лицо»; «толпа... глядит на меня с любопытством и смехом»; «смеется толпа. Повтор однокоренных слов подчеркивает связь смыслов устрицы - крик и устрицы - смех. Темы голода и нищеты слились в этом крике, темы достатка и жажды развлечений - в смехе. Таким образом, «невербальные» лексемы обрели и символический смысл.

Заканчивается рассказ описанием отца мальчика, о котором в начале произведения было сказано, что «все пять месяцев он шатался по городу, просил дела и только сегодня решился выйти на улицу просить милостыню.». Для него просьба о подаянии словно роковые слова. Недаром в рассказе читаем: «Отец мой не слышит. Он всматривается в движение толпы и провожает глазами каждого прохожего. По его глазам я вижу, что он что- то хочет сказать прохожим, но роковое слово тяжелой гирей висит на его дрожащих губах и никак не может сорваться. За одним прохожим он даже шагнул и тронул его за рукав, но когда тот обернулся, он сказал «виноват», сконфузился и попятился назад». Именно благодаря определенным выразительным жестам, мимике, действиям героя мы понимаем всю тяжесть его состояния и положения. Его страдания равносильны замкнутому кругу. Уже дома, вечером, мальчик видит, как отец «ходит из угла в угол и жестикулирует руками»; что-то «бормочет». К полудню следующего дня картина не меняется: « он все еще ходит и жестикулирует».

Таким образом, благодаря достаточно пространным и разнообразным невербальным описаниям, ориентированным на психологическую атмосферу, небольшой по объему рассказ обрел острое социальное содержание. В письме к А. П. Чехову М. Горький отметил: «Вы человек, которому достаточно одного слова для того, чтобы создать образ, и фразы, чтобы создать рассказ, который ввертывается в глубь и суть жизни, как бурав в землю».

Библиографический список

1. Верещагин Е. М., Костомаров В. Г Язык и культура. Три лингвострановедческие концепции: лексического фона, речеповеденческих тактик и сапиентемы. - М., 2005.

3. Чехов А. П. Устрицы // Чехов А. П. Драма на охоте: повести и рассказы. - Ставрополь, 1984. - С. 61-64.

Раздел сайта: