О. Л. Книппер - А. П. Чехову
21-ое марта утро [1901 г. Петербург]
Ты мне вчера кокетливое письмо прислал, ты это чувствуешь? Что-то скользило. Ну, шучу, шучу.
Что ты мне о здоровье пишешь? Разве ты себя нехорошо чувствуешь; меня это беспокоит, Антон. Меня мучает, что ты хочешь приехать в Москву, кто знает, какая там погода будет. А видеть тебя хочу. Я бы приехала к тебе, но ведь мы не можем жить теперь просто хорошими знакомыми, ты это понимаешь. Я устала от этого скрыванья, мне тяжело это очень, поверь мне. Опять видеть страдания твоей матери, недоумевающее лицо Маши - это ужасно! Я ведь у вас между двух огней. Выскажись ты по этому поводу. Ты все молчишь. А мне нужно пожить спокойно теперь. Я устала сильно. Эти дни слегла от переутомления. Целый день лежала как пласт, ни одним пальцем шевельнуть не могла, т. ч. сегодня думали сменить "Одиноких" "Штокманом", но ночь я спала хорошо и встала довольно бодрой. Сейчас заходил Влад. Ив. узнать, могу ли я играть. Дотяну еще три денька - ничего! Сегодня должна была завтракать у Чюминой, но отказалась. Завтра буду у Крестовской, у моей симпатии. Она вчера навещала меня с Щепкиной. С Авиловой не виделась1.
Вчера мне в театре говорила редакторша "Женского дела"2, что будто арестовали Л. Толстого и с жандармами отправили за границу - мне кажется это чудовищным и пока не верю. Она говорит, что ей написал Булацель. Она взволнована сильно, т. к. знакома с Толстым и любит его. Здесь на выставке молодежь убрала цветами его портрет (Репина) и сильно шумела и аплодировала3. На "Штокмане" у нас происходило ужас что благодаря смутному времени. Не давали говорить Штокману - зала была наэлектризована, - беснование было полное4. Познакомилась я с Потапенко, но не разговаривала с ним, так, перекинулась словечками, Немирович представил мне его в моей уборной. На "Дяде Ване" 2 раза уже были велик, князья. На "Сестрах" 23-го будет Владимир, Конст. Константинович, Сергей Михаил, и еще что-то много. Раскусили!
Милый, пиши мне моментально, как получишь мое письмо, - где мы увидимся, и сейчас же пришли мне телеграмму в Москву, как здоровье, непременно, слышишь? Не смей ездить в Москву, если не по себе. Если не в Ялте, то увидимся где-ниб. на юге - я приеду. Уеду отсюда 24-го. Завтра увижу Меньшикова, он мне писал.
Твоя актриска.
Немирович на Страстной уезжает в Севастополь. Посылаю фельетон Потапенко5. Может, у тебя такая жизнь малиновая, что и меня не нужно? Тогда напиши.
Примечания
1
2 Редактором-издателем "Женского дела" (с 1900 г. - "Новое дело") была А. Н. Толиверова.
3 Речь о 29-й выставке передвижников, на которой был выставлен портрет работы И. Е. Репина "Толстой на молитве". Дочь писателя А. Л. Толстая в своей книге "Отец" писала об этом эпизоде с портретом: "... публика, экспромтом собравшись в большую группу, устроила овацию. Какой-то студент вскочил на стул и произнес речь, кричали ура, разукрасили портрет цветами, гирляндами, а когда демонстрация повторилась еще раз, - портрет Толстого, по распоряжению властей, был снят. Группа людей, пройдя на выставку и увидев пустое место, послала Толстому гирлянду цветов и телеграмму: "Не найдя Вашего портрета на выставке, посылаем Вам нашу любовь"" (Толстая А. Л., Отец. Жизнь Льва Толстого. Т. 2. М., 2001, с. 294).
4 "Доктора Штокмана", бурно реагируя на каждую реплику героя. "В этот день я на собственном опыте узнал силу воздействия, которую мог бы иметь на толпу настоящий, подлинный театр", - писал К. С. в "Моей жизни в искусстве" (КС-9, т. 1, с. 322).
5 Статья И. Н. Потапенко "Чему они нас научили?" (подпись Фингал) появилась в "России" 20 марта.