О. Л. Книппер - А. П. Чехову
29-ое августа [1902 г. Любимовка]
Голубчик мой, Антонка моя дорогая! Я тебе написала вчера очень тяжелое письмо. Ты только не обвиняй меня, не сердись на меня, а, повторяю, пойми. Мне ведь некому сказать так все, все, что у меня на душе. Ты только не делай из всего свой обыкновенный вывод: "Ты, дуся, сердита на меня". Если бы я была сердита, я бы никогда не написала тебе так.
Пишу так, потому что меня гнетет моя слабохарактерность и мое ничтожество. Я ужасно хочу, чтоб тебе было хорошо, и вместе с тем вижу, что тебе от меня не лучше. Мне сейчас хочется стоять перед тобой на коленях и просить прощения.
Мне грустно, грустно. Ты счастливый. Ты всегда такой ровный, такой безмятежный, и мне иногда кажется, что на тебя не действуют никакие разлуки, никакие чувства, никакие перемены. Это не от холодности твоей натуры, не от равнодушия, а что-то есть в тебе одно, что не позволяет тебе придавать значение всем явлениям нашей каждодневной жизни. Ты улыбаешься? Я вижу твое лицо, когда ты читаешь мое письмо. Вижу твою улыбку, все твои морщинки, кот. я так люблю, и мягкие линии рта. Дорогой мой!
Пьесу начал писать? Борис Серг. кланяется тебе и говорит, чтоб ты не горевал - ерши не клюют. К. С. пишет mise en scХne "На дне". Воронин кланяется, да все о тебе спрашивают, спрашивают, отчего ты хотел приехать, а теперь уже не приедешь. Все кланяются. Сегодня я с Элей в лодке писала масляными красками пейзаж. Гуляла. Целую тебя крепко и люблю.
Твоя Оля