О. Л. Книппер - А. П. Чехову
18-ое сент. [1902 г. Москва]
Я ужасно утомлена, дусик дорогой мой, необыкновенный. Я только что вернулась из Любимовки. Весь день было много впечатлений. Осенняя природа, бледное солнце, сквозной лес. Все грустно, все сжимается, угасает... Переживала свой первый приезд в Любимовку, все свои ощущения, весь блаженный месяц. Самые чудные минуты были, когда я совершенно одна пошла в наш флигелек. Шаги как-то одиноко звучали. Вошла в спальню - все стоит, как было при мне. Отчего мне стало так ужасно больно, так защемило, так сжалось сердце? Как было все полно летом! Сочная зелень, запах сена, липового цвета, церковное пенье, колокольный звон... Как все было гармонично, и как у меня на душе было тихо и полно! Повторится ли это?! На балконе все маркизы были спущены, висели грустно, уныло, только ветер их шевелил и возил металлические кольца по полу - единственный звук, нарушавший тишину. Я сбегала на плотик, посмотрела, нет ли Антона моего там, хотела позвать его чай пить, но он ушел... Постояла на плотике, посмотрела на темную, холодную, стальную воду, на берега и думала о двух удивительных художниках, таких близких друг другу, - о Чехове и Левитане. И обожала их. Это были лучшие моменты этого дня. Всюду я видела тебя, моего нежного, мягкого, изящного поэта. Видела тебя за удочкой, и лежащего на балконе с газетой, и на лавочке в саду во время обедни, и в спальной на диване. Весь июль месяц пережила вновь. Ты не смейся над моей сентиментальностью. А если смешно, так смейся. Мне было очень хорошо.
Конст. Серг. много говорил о тебе. Я гуляла с Марией Петр. Было холодно: +2°.
Целую тебя, мою драгоценность, целую тепло и горячо и сильно и нежно, как хочешь. Не хандри, дусик. Мы еще дождемся жизни. Не сердись на меня, не разлюби меня.
Твоя собака