О. Л. Книппер - А. П. Чехову
8-ое окт. [1902 г. Москва]
Ты теперь успокоился, что мать благополучно прибыла в Белокаменную? Дусик мой родной! Только что приехали с Машей из кружка, видела много людей. Ехала назад, думала о тебе, и весь ты как-то стоишь отдельно от них всех, такой чистый, такой светлый. Мне безумно захотелось видеть тебя, услышать голос твой. Встречусь с тобой, и мне опять покажется, что я еще не жила с тобой. Все будет ново и интересно. Это хорошо или скверно? Или я глупый вопрос предлагаю?
Я не думаю, чтобы театр открылся 15-го. Ты во всяком случае должен быть на открытии - хоть на ковре-самолете прилетай. Сегодня говорили о девушке Насте, и пожалуйста, если она нужна и если она хорошая - не надо отпускать ее.
Говорили в кружке о романтизме Горького. Говорил Любошитц, оппонировали Михеев, Голоушев и какие-то два задорные братья Койранские1 (кажется). Влетело и Худож. театру, но он говорил так смешно, что я хохотала. А что они вообще говорили, резюмировать я отказываюсь. Все как-то мелко и ненужно, и неглубоко. "Чайка" идет в Питере 23-го, говорил Эфрос. Маша, может, увидит. Она едет 18-го в Питер к Мише на неделю. Был Фейгин, были Кожевниковы, и все по-старому.
Сегодня я наконец снималась у Набгольца2. Через неделю посмотрим.
Неужели не будет твоей пьесы? У нас воют все. Я молчала, но тоже начну говорить.
Целую тебя крепко и говорю до скорого свиданья, дорогой мой.
Твоя Оля
Примечания
1 В эти годы активно входили в литературно-художественную жизнь Москвы три брата-погодки Койранские: Борис, Генрих и Александр Арнольдовичи; последний, в отличие от старших братьев (один из них был адвокатом, другой врачом), полностью посвятил себя творческой деятельности. Которые из братьев присутствовали в очередной вторник в кружке, трудно сказать с уверенностью.
2 "Шерер и Набгольц" в Кузнецком переулке.