О. Л. Книппер - А. П. Чехову
21-ое янв. [1903 г. Москва]
Твое письмо меня взволновало, родной мой! Ты, верно, был сильно не в духе. Я тебе ничем не угодила, дусик? Прости. А бумажник мне очень по вкусу, там так много отделений, я его долго рассматривала и вертела и перебрала весь магазин. Отчего тебя рассердила игрушечка? Я просто так послала ее, мне хотелось послать что-нибудь из моих вещей. У меня был целый оркестр таких птиц, и они меня потешали; в последнюю минуту, когда уходил учитель, я ее завернула и отдала. Не сердись, милый. Мармеладу и мятных не прислала, потому что первого ты в Москве в рот не брал, когда я приносила, а вторых можно достать в Ялте, а абрикосовские конфекты ты всегда любил. Пиво очень жалко, но я тебе еще пришлю. Учитель - дубина; я ему твердила сто раз, что надо короб отдать кондуктору, поставить в холодок. Вишневский огорчится, когда узнает.
Так мы едем в Швейцарию? С наслаждением, милый мой! Я на все согласна, что ты ни придумаешь. Поживем в горах, в чудном воздухе, тем более что ты еще не был в Швейцарии. Собирай сведения - куда лучше ехать, приобрети карту и составляй маршрут, и я тоже буду думать, будем писать друг другу, что надумаем, а потом вскоре и поговорим. Так, милый мой?
"Вишневый сад" - правда? Наверное даже. Ты будешь на репетициях, будешь все говорить. Подготовимся потихоньку к отъезду и катнем. Побываем и в Венеции. В дороге я все буду делать, и с билетами, и с багажом возиться. Тебе будет хорошо и покойно, ты увидишь. Ты будешь у меня веселый и хороший.
Сегодня заходила к маме: она хиреет, утром у нее свело руку, перекорючило, и она сильно испугалась. Хочет на неделю уехать в деревню к знакомым. Так мне что-то непокойно за нее. Ее надо иначе устроить на будущую зиму и чтоб она наполовину меньше работала, чтоб не держала квартиры. Как это все будет - я не знаю, но должно измениться, без сомнения, иначе мы, дети, свиньи. Коренная перемена нужна. Володе лучше. В ту ночь и он и Эля ночевали у мамы. Володя не мог уехать домой. Доктор говорит, что эти боли от слепой кишки, что-то там есть.
Сегодня мы с Машей обедали у Алексеевых. Были: Лужские, Немировичи, Вишневский, жена Амфитеатрова. Котик молодеет, хихикала очаровательно, Перетта тараторила. Я, дусик, больше решила не пить и не есть закусок. Ты доволен? На долго ли хватит, не знаю, но решила. Сегодня уже не пила и не закусывала. Было просто, не скучно, не натянуто. Я много разговаривала с Евлалией Амфитеатровой. Она мне рассказывала про Минусинск, про жизнь там, как там страшно было жить1 знала. Говорит, что в Минусинске ложились всегда часов в 5, потому что боялись быть ограбленными и убитыми. Там ежеминутно резня и грабеж, а их считали там богатыми. Жизнь там дорогая. Они ни с кем не были знакомы. Он и сейчас пишет в "Русском слове" под двумя псевдонимами: кажется, Борус и еще какой-то. Ты знаешь?
Мы с ней расцеловались, она мне объявила о своей симпатии ко мне.
Ну, дусик, пора, уже скоро три часа. Завтра надо рано вставать, ехать в Серебряный бор. Обнимаю тебя и целую нежно и прошу прощения, если не угодила тебе. Чего тебе прислать из Москвы? Напиши, родной мой. Будь здоров, целую твои глаза, губы много, много раз и улыбаюсь тебе.
Твоя Оля
1 В Минусинске Амфитеатров с женой находился в ссылке (см. No 401).