О. Л. Книппер - А. П. Чехову
2-ое апреля вечер [1903 г. Москва]
Я сегодня колесила целый день, дорогой мой, и устала здорово. Утром возилась дома, чистила сундук, прибирала. Пела с упоением. Была в голосе. Потом поехала на Новинский бульвар отыскивать столяра, которому заказали буфет.
Насилу нашла переулок, это рядом с Проточным; меня окружили типы из "На дне", и никто не мог мне указать, где живет столяр. Подходит ко мне средних лет дама и с приятной улыбкой спрашивает, не ее ли я ищу. Я только потом догадалась, - не содержательница ли это "заведения" - и рассмеялась. Жаль, что не познакомилась с ней ближе. Отыскала наконец столяра, в темноте, грязный подвальный коридор, вонь, грязь, куча детей; буфет, оказывается, еще не начат. Я рассердилась только для видимости, т. к. жаль мне его ужасно. Говорит, что мастера ушли, сам растерянный. Так я и ушла. Скажи это Маше. Обещает сделать к 15-му мая, или, говорит, деньги возвратит, но сказал это робко. Не знаю - что делать. Потом поехала к Леониду Андрееву, но, оказывается, вчера уехали в Крым. Поехала в Грузины к старухе Галяшкиной, не была весь год; ее не было, посидела с дочерью. Потом ездила к Якунчиковой за выкройкой для пальто - уехала за границу. Навестила Марию Григорьевну. Она худа, темна, лежала у Штрауха, рассказывает, что все так ее любили, что все сидели у нее. Жены докторов приходили смотреть на нее, что это, мол, за женщина, около которой их мужья сидят до ночи. По ее словам, ей дали самую лучшую палату во всей лечебнице. Много она фантазирует. Детки славные. Рада за Сашу, что он отдохнет от тяжелой зимы.
Билет уже куплен на пятницу. Значит, едем. Что-то там будет!
Дусик милый, узнай, умоляю, принимают ли в Яузларе, или где в санатории, больных с туберкулезом спинного хребта, и можно ли устроиться на несколько месяцев рублей на 40, 50. И хорошо ли на летние месяцы. Спроси все у Альтшуллера и ответь мне немедленно.
Ах, Христос воскресе, родной мой! Только что подумала, что письмо это придет в первый день. Трижды лобызаю тебя в уста и ужасно хочу, чтобы тебе было хорошо и светло на душе. Тебе было очень тяжело зимой. Не думай, что я не чувствую этого, если не пишу. До свиданья, милый мой, грейся на солнышке. Целую тебя крепко.
Твоя собака