О. Л. Книппер - А. П. Чехову
19-ое окт. утро [1903 г. Москва]
Какой вчера был треволнительный день, дорогой мой, любимый мой! Я не могла писать тебе, голова разламывалась. Уже третьего дня я поджидала пьесу и волновалась, что не получила. Наконец вчера утром, еще в постели, мне ее принесли. С каким трепетом я ее брала и развертывала - ты себе представить не можешь. Перекрестилась трижды. Так и не встала с постели, пока не проглотила ее всю. Я с жадностью глотала ее. В 4-м акте зарыдала, 4-ый акт удивительный. Мне вся пьеса ужасно нравится. Пошло я выражаюсь. Для твоих произведений нужен язык красивый, изящный.
Я, конечно, не судья твоим пьесам. Я прочла, и мне все, все решительно нравится, точно я побывала в семье Раневской, всех видела, со всеми пострадала, пожила. Ничего нет похожего на прежние твои пьесы; и никакой тягучести нигде. Легко и изящно все. Очень драматичен 4-ый акт. Вся драма какая-то для тебя непривычно крепкая, сильная, ясная.
"подержаться" за пьесу. Если бы ты мог видеть лица всех, наклонявшихся над "Вишневым садом". Конечно, пристали все тут же читать. Заперли дверь на ключ, ключ вынули и приступили. Слушали: Лужский, Качалов, Москвин, Адашев, Вишневский, я. Влад. Ив. читал. Только что кончили, как приехал Конст. Серг. и уже, не здороваясь со мной, тянет руку за пьесой, которую я держала. Затем прибыл Морозов, которому пьеса была дана на вечер. Слушали все с благоговением, с лицами особенными, чтение прерывалось смехом или одобрительными знаками. Сегодня утром читает ее Конст. Серг., а завтра будут читать труппе.
Получил ли телеграмму от Немировича? По-моему, он хорошо написал. Только 2-й акт не тягуч, это неправда, да и он не то хотел сказать, увидишь из его письма1. Что 1-ый акт удивительно грациозен и легок - верно. А вообще ты такой писатель, что сразу никогда всего не охватишь, так все глубоко и сильно. Надо сжиться и тогда уже говорить. Ах, как хорошо все! Как чудесно написан Гаев, Лопахин. Трофимов, в смысле актерской работы, может быть, не очень привлекателен, может сбиться на шаблон. Любовь Андреевна вышла "легкая" удивительно, но трудна адски. Чудесная роль. Шарлотта и Варя очень интересны и новы. Пищик - великолепен и у актеров имел успех. Только Вишневский не может играть Гаева, это ты как хочешь. И Влад. Ив. сразу это сказал. Гаев - Станиславский или уж Лужский. Обо всем тебе подробно будут писать. А как бы ты сейчас был нужен!
Конечно, уже в "Новостях" появилось что-то не совсем суразное и перевранное2. И нетактичная в высшей степени заметка, что я играю центральную роль. А ведь вчера при мне Эфрос дал слово совсем коротко написать заметку о пьесе, сам же говорил, что нельзя ничего писать о чеховской пьесе, пока сам не прочел ее. Изменник противный. Только ты, дорогой мой, не волнуйся, умоляю тебя. Напортить он ничего не может своим враньем. Ты всегда останешься ты, красивый, особенный, и не трать нервы на вылазки газетчиков. Это чепуха.
Милый, голубчик мой, когда я увижу тебя? Когда я буду целовать, ласкать тебя?
Вечером была бабушка, и знаешь - я ей читала вслух по-немецки "Werther's Leiden"3 - Гёте и, представь - наслаждалась. Какой дивный язык, простота и красота. Переселилась в 1770 год. И чувства какие простые, нежные, красивые. Удивительно хорошо. Бабушка была счастлива. Сейчас у нас Бунин, я ему говорила о "Вишневом саде".
Целую мое золото, мою любовь крепко и безумно хочу видеть тебя.
Твоя Оля.
Дорогой мой!
Примечания
1 18 октября Н. -Д. послал подробную телеграмму, в которой при общем одобрении высказал целый ряд замечаний; первое после этого письмо он написал 27-го (см. ТН, No 357 и 361).
2 19 октября в "Новостях дня" появилась заметка, излагающая содержание "Вишневого сада" со многими искажениями.
3 "Страдания Вертера" (нем.).