Полонский Я. П. - Чехову А. П., 27 марта 1888 г.

27 марта 1888 г. Петербург 

Многоуважаемый Антон Павлович. Не скрываю от Вас, мне было очень больно, что Вы не были у меня во едину из моих пятниц. - Плещеев мне говорил, что Вы ко мне собирались, и очень удивился, когда я сказал ему, что Вы у меня не были. Конечно, я был вполне убежден, что не были Вы у меня не потому, что не хотели быть; но, виноват, думал, что кто-нибудь Вас ко мне не пустил или что-нибудь так увлекло Вас, что Вы забыли,-- словом, каюсь Вам, думал, что на Вашу волю может влиять кто-нибудь или что-нибудь, и если бы это было так, то это для Вас самих было бы в конце концов не хорошо. Ваше письмо тем меня утешило, что в воображении моем восстановило тот образ Чехова, каким я его создал в душе своей - и нежно полюбил его. Но Вам достаточно было паписать мне: "мне нездоровылось и я не пошел" -- и это одно уже настолько ясно и понятно, что с Вашей стороны не требует никакого покаянья, а с моей стороны ни малейшего повода к досаде на Вас. Верьте мне, дорогой Антон Павлович, если я и звал Вас, то вовсе не ради себя, а ради Вас самих. - Мне казалось, что Вам как беллетристу будет любопытно мое общество. У меня в ту пятницу была одна москвичка - Лидия Филипповна Маклакова - существо очень интересное, как по своей религии {Покойный беллетрист Слепцов умер на ее руках. (Примеч. Я. П. Полонского.)}, так и по своему оригинальному образу мыслей (у дам редко бывают оригинальные мысли). Она когда-то написала повесть, под заглавием "Полоса" напечатана она была в "Вестнике Европы" тому назад лет 10,-- Тургенев и я, читая эту повесть, думали, что на Руси появился талант, который не уступает по своей сило таланту Диккенса. Затем у ней были другие рассказы, но уже гораздо слабее... Надежда наша оказалась преждевременной. - Но если Вы в какой-нибудь библиотеке найдете тот номер "Вестника Европы", где окажется эта "Полоса" - прочтите эту повесть или рассказ. Это - рассказ по силе творчества замечательный.

Еще была у меня дама - некто m-me Хитрово - по отцу итальянка - очень красивая - и увлекательная музыкантша. Я не знаю ни одной другой женщины, которая бы так глубоко понимала Бетховена и с такою бы силой и прелестью передавала его музыкальные идеи - да и она сама женщина не из мелких...

К в эту пятницу она у нас играла.

Словом, я звал Вас не для себя.

Что же касается до лишних томов, которые передала Вам m-me Гаршина, то и слава богу, что так случилось,-- я бы и сам предложил Вам и те томы, где мои стихи, но думал, что лучшие из них Вы уже знаете, а остальное - не будет Вас интересовать.

Никаких убытков Вы мне не причинили - так как ни да какую прибыль я и не рассчитываю. Еще слава богу, что такое дорогое изданье окупило все издержки и что я никому ни копейки не должен.

Я хоть и известный писатель, но далеко не модный,-- Попадусь я кому-нибудь в руки - читают, может быть иногда и хвалят, не попадусь - не требуют.

Вот хоть бы Суворин - он сам сознавался мне, что читал только моего "Кузнечика"¹

У всякого писателя - своя звезда. Было когда-то в моде бранить все, что бы я ни написал. - Мода эта прошла; но охлаждение осталось².

И мне как человеку, не избалованному восторгами и похвалами, было очень приятно и лестно слышать, что в моих "Крутых горках" Вам кое-что понравилось,-- но будет ли у Вас время или досуг, чтобы прочесть "Под гору" и мои другие писанья?

Знаете ли, в чем я особенно виню себя,-- а в том, что все, что писал я прозой, я писал без всякого заранее обдуманного плана. - Написавши первые главы и ясно, до наглядности ясно, представивши себе выводимые мною личности или характеры,-- я точно решал задачу,-- что выйдет из таких-то и таких-то их соотношений - и таким образом все предыдущие главы диктовали мне главы последующие. - Если события или отношения действующих лиц усложнялись, я старался только их распутать и только к концу видел результат всего того, что мною выведено на сцену.

В этом я но что же делать? Иначе, видно, я писать не мог,-- ибо никакие предварительные планы мне никогда не удавались.

Суворин мне говорил, что Вы излагали ему план романа - Вашего будущего романа. - Это не по-моему - и это меня за Вас радует. - Если бы я писал по плану, я бы знал, что лишнее,-- что необходимо и что можно выпустить, и таким образом - достигал бы возможного мне совершенства.

Но за что я похвалю себя - это за то, что я был правдив по отношенью к той эпохе или к тому времени, за которое я брался. - В записках Сер. Чалыгина³ "Дешевом городе" - это вернейшая копия с Одессы и Одесского общества в 1845--46 годах. - В "Нечаянно" - петербургские нравы шестидесятых годов. - Все это не столько Романы, сколько Хроники.

Сердечно благодарен Вам за посвященье одного из Ваших рассказов. - Тут в Вашем "позвольте" излишняя деликатность. Могли ли Вы сомневаться в моем позволении? - Но Вы мне платите тою же монетою - я сам писал Вам: "позвольте", когда посвящал Вам мое стихотворение.

Мы редко виделись, мало друг с другом говорили, но, право, настолько друг друга знаем, что можем друг другу посвящать все что хотим, без всякого дозволенья.

Вот сколько Вам настрочил. Пора и кончать.

Примечания  

Слово, сб. 2-й, с. 230--234. Печатается по автографу (ЦГАЛИ).

¹ "Шутка в виде поэмы", как определил Полонский жанр своего произведения "Кузнечик-музыкант", была опубликована впервые в журнале "Русское слово" (1859, No 3), отмечена Добролюбовым в его рецензии на "Стихотворения Я. П. Полонского" (СПб., 1859) и приобрела популярность.

² "неудачничество". Непризнание его как поэта и прозаика было в свое время провозглашено, стало фактом литературной критики; в этом сходились представители разных литературных направлений. Даже Тургенев, выступивший в 1870 г. в защиту Полонского, вынужден был отметить "относительную холодность публики - особенно нынешней - к его литературной деятельности" ("Письмо к редактору С. --Петербургских ведомостей". - И. С. Тургенев. Полн. собр. соч. в 28-ми томах. Сочинения. Т. 15. М. --Л., "Наука", 1968, с. 159). Очерк литературной судьбы Полонского см. в кн. Вл. Орлов. Пути и судьбы. Литературные очерки. М. --Л., "Советский писатель", 1963, с. 133--178. В 1880-е годы отношение к Полонскому изменилось, но память о былых обидах осталась.

³ Речь идет о романе "Признания Сергея Чалыгина" (1867).