В. Г. КОРОЛЕНКО - ЧЕХОВУ
4 августа 1902 г, Джанхот
4 августа 1902 г.
Дорогой Антон Павлович.
Пишу это письмо по московскому адресу, хотя теперь Вы уже наверное в другом месте1. 17 июня я Вам телеграфировал, что заявления своего в Академию еще послать не мог. Написал я его еще в Полтаве, но показалось оно мне слишком сердито, и я отложил. Потом мы переехали сюда, в Джанхот, и первые дни я впал в совершенную прострацию от жары, а затем как-то занялся работой2 - и таким образом пропустил тот срок, когда Вы были в Москве. Теперь мой выход - уже совершившийся факт. Вот копия с моего письма.
"В Отделение русского языка и словесности и Разряд изящной словесности Императорской Академии наук.
6 апреля текущего года я имел честь обратиться к председателю II Отделения с нижеследующим письмом".
Следует полная копия известного уже Вам письма моего к А. Н. Веселовскому, и затем:
"К сожалению, официальное заседание, о котором я просил и которое могло бы прийти к какому-нибудь определенному решению, состояться не могло, и вопрос отложен на более или менее неопределенное время.
Ввиду этого к первоначальному моему заявлению мне придется прибавить немного. Вопрос, затронутый "объявлением", не может считаться безразличным. Статья 1035 есть лишь слабо видоизмененная форма административно-полицейского воздействия, игравшего большую роль в истории нашей литературы. В собрании, считающем в своем составе немало лучших историков литературы, я не стану перечислять всех относящихся сюда фактов. Укажу только на Н. И. Новикова, Грибоедова, Пушкина, Лермонтова, Тургенева, Аксаковых. Все они, в свое время, подвергались административному воздействию разных видов, а надзор над А. С. Пушкиным, мировой славой русской литературы, как это видно из последних биографических изысканий,-- не только проводил его в могилу, но длился еще тридцать лет после смерти поэта {Уже в 70-х годах истекшего века генерал Мезенцев потребовал, по вступлении своем в должность шефа жандармов, списки поднадзорных и вычеркнул из них имя "титулярного советника А. С. Пушкина". (Примеч. В. Г. Короленко.)}. Таким образом начало, провозглашенное в объявлении от имени Академии, проведенное последовательно, должно было бы закрыть доступ в Академию первому поэту России. Этов прошлом. В настоящем же прямым его следствием является то, что звание почетного академика может быть также и отнимаемо внесудебным порядком, по простому подозрению административного учреждения, постановляющего свои решения без всяких гарантий для заподозренного, без права защиты и апелляции, часто даже без всяких объяснений.
Таково принципиальное значение начала, провозглашенного от имени Академии. Я не считаю уместным касаться здесь общего и юридического значения статьи 1035 и тех, лежащих за пределами литературы соображений, которыми вызвано на этот раз ее применение. Во всяком случае, однако, представляется далеко не безразличным - вводится ли то или другое начало категорическим распоряжением власти или же оно возлагается на инициативу и нравственную ответственность учено-просветителыюго учреждения, призванного руководиться лишь высшими интересами литературы и мысли.
Ввиду всего изложенного,-- то есть:
что сделанным от имени Академии объявлением затронут вопрос, очень существенный для русской литературы и жизни,
что ему придан вид коллективного акта,
что моя совесть, как писателя, не может примириться с молчаливым признанием принадлежности мне взгляда, противоположного моему действительному убеждению,
что, наконец, я не нахожу выхода из этого положения в пределах деятельности Академии,--
я вижу себя вынужденным сложить с себя нравственную ответственность за "объявление", оглашенное от имени Академии, в единственной доступной мне форме, то есть вместе с званием Почетного Академика.
Поэтому, принося искреннюю признательность уважаемому учреждению, почтившему меня своим выбором, я прошу вместе с тем исключить меня из списков и более Почетным Академиком не числить.
Вл. Короленко".
Недавно у меня был Ф. Д. Батюшков (которого Вы тоже знаете). Он указал мне неправильность в форме этого письма: нужно было направить его не во II отделение, а к президенту. Это совершенно верно и объясняется полным моим невежеством в области "форм сношений". Ну, это, конечно, простительно, и II отделение, разумеется, должно уже само направить к президенту. Федор Дмитриевич осуждает также и мое прибавление к первому письму, то есть то, что я пустился в рассуждения о внесудебном воздействии и его значении в литературе, не ограничившись первоначальным мотивом, то есть бесцеремонным обращением с нашим мнением и нашими именами. Это объясняется уже моими личными чувствами в отношении "административного порядка". К тому же - дело ясное, о чем тут идет речь, и я не вижу, почему бы мне и не сказать этого. Во всяком случае - факт совершился, и я теперь уже "бывший".
совсем не так разнузданно, как в Крыму), да шумят деревья. Людей в нашей щели почти нет. Уезжаем мы отсюда (с сожалением) 17 августа.
Ольге Леонардовне мой поклон. Жму руку. Всего хорошего.
Ваш Вл. Короленко.
Примечания
Чехов и Короленко,
1
2 Короленко готовил III книгу "Очерков и рассказов", вышедшую в 1903 г. (изд. журнала "Русское богатство").