Чехов — Киселевой М. В., 14 января 1887.

Чехов А. П. Письмо Киселевой М. В., 14 января 1887 г. Москва // Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. / АН СССР. Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Наука, 1974—1983.

Т. 2. Письма, 1887 — сентябрь 1888. — М.: Наука, 1975. — С. 10—14.


218. М. В. КИСЕЛЕВОЙ

14 января 1887 г. Москва.

14-го янв.

Ваш «Ларька» очень мил, уважаемая Мария Владимировна; есть шероховатости, но краткость и мужская манера рассказа всё окупают. Не желая выступать единоличным судьею Вашего детища, я посылаю его для прочтения Суворину, человеку весьма понимающему. Мнение его сообщу Вам своевременно... Теперь же позвольте отгрызнуться на Вашу критику... Даже Ваша похвала «На пути» не смягчила моего авторского гнева, и я спешу отмстить за «Тину». Берегитесь и, чтобы не упасть в обморок, возьмитесь покрепче за спинку стула. Ну, начинаю...

самолюбии. Но так как Ваша критика носит характер «беседы вечером на крылечке бабкинского флигеля или на террасе господского дома, в присутствии Ма-Па, фальш<ивого> монетчика и Левитана», и так как она, минуя литературные стороны рассказа, переносит вопрос на общую почву, то я не согрешу против этикета, если позволю себе продолжить нашу беседу.

Прежде всего, я так же, как и Вы, не люблю литературы того направления, о котором у нас с Вами идет речь. Как читатель и обыватель я охотно сторонюсь от нее, но если Вы спросите моего честного и искреннего мнения о ней, то я скажу, что вопрос о ее праве на существование еще открыт и не решен никем, хотя Ольга Андреевна и думает, что решила его. У меня, и у Вас, и у критиков всего мира нет никаких прочных данных, чтобы иметь право отрицать эту литературу. Я не знаю, кто прав: Гомер, Шекспир, Лопе де Вега, вообще древние, не боявшиеся рыться в «навозной куче», но бывшие гораздо устойчивее нас в нравственном отношении, или же современные писатели, чопорные на бумаге, но холодно-циничные в душе и в жизни? Я не знаю, у кого плохой вкус: у греков ли, к<ото>рые не стыдились воспевать любовь такою, какова она есть на самом деле в прекрасной природе, или же у читателей Габорио, Марлита, Пьера Бобо? Подобно вопросам о непротивлении злу, свободе воли и проч., этот вопрос может быть решен только в будущем. Мы же можем только упоминать о нем, решать же его — значит выходить из пределов нашей компетенции. Ссылка на Тургенева и Толстого, избегавших «навозную кучу», не проясняет этого вопроса. Их брезгливость ничего не доказывает; ведь было же раньше них поколение писателей, считавшее грязью не только «негодяев с негодяйками», но даже и описание мужиков и чиновников ниже титулярного. Да и один период, как бы он ни был цветущ, не дает нам права делать вывод в пользу того или другого направления. Ссылка на развращающее влияние названного направления тоже не решает вопроса. Всё на этом свете относительно и приблизительно. Есть люди, к<ото>рых развратит даже детская литература, которые с особенным удовольствием прочитывают в псалтири и в притчах Соломона пикантные местечки, есть же и такие, которые чем больше знакомятся с житейскою грязью, тем становятся чище. Публицисты, юристы и врачи, посвященные во все тайны человеческого греха, неизвестны за безнравственных; писатели-реалисты чаще всего бывают нравственнее архимандритов. Да и в конце концов никакая литература не может своим цинизмом перещеголять действительную жизнь; одною рюмкою Вы не напоите пьяным того, кто уже выпил целую бочку.

2) Что мир «кишит негодяями и негодяйками», это правда. Человеческая природа несовершенна, а потому странно было бы видеть на земле одних только праведников. Думать же, что на обязанности литературы лежит выкапывать из кучи негодяев «зерно», значит отрицать самое литературу. Художественная литература потому и называется художественной, что рисует жизнь такою, какова она есть на самом деле. Ее назначение — правда безусловная и честная. Суживать ее функции такою специальностью, как добывание «зерен», так же для нее смертельно, как если бы Вы заставили Левитана рисовать дерево, приказав ему не трогать грязной коры и пожелтевшей листвы. Я согласен, «зерно» — хорошая штука, но ведь литератор не кондитер, не косметик, не увеселитель; он человек обязанный, законтрактованный сознанием своего долга и совестью; взявшись за гуж, он не должен говорить, что не дюж, и, как ему ни жутко, он обязан бороть свою брезгливость, марать свое воображение грязью жизни... Он то же, что и всякий простой корреспондент. Что бы Вы сказали, если бы корреспондент из чувства брезгливости или из желания доставить удовольствие читателям описывал бы одних только честных городских голов, возвышенных барынь и добродетельных железнодорожников?

Для химиков на земле нет ничего не чистого. Литератор должен быть так же объективен, как химик; он должен отрешиться от житейской субъективности и знать, что навозные кучи в пейзаже играют очень почтенную роль, а злые страсти так же присущи жизни, как и добрые.

3) Литераторы — сыны века своего, а потому, как и вся прочая публика, должны подчиняться внешним условиям общежития. Так, они должны быть безусловно приличны. Только это мы и имеем право требовать от реалистов. Впрочем, против исполнения и формы «Тины» Вы ничего не говорите... Стало быть, я был приличен.

5) Вы пишете: «Будь я редактором, я для Вашей же пользы вернула бы Вам этот фельетон». Отчего же не идти и далее? Отчего не взять на цугундер и самих редакторов, печатающих такие рассказы? Почему бы не объявить строгий выговор и Главному управлению по делам печати, не запрещающему безнравственных газет?

Плачевна была бы судьба литературы (большой и мелкой), если бы ее отдали на произвол личных взглядов. Это раз. Во-вторых, нет той полиции, к<ото>рая считала бы себя компетентной в делах литературы. Я согласен, без обуздывания и палки нельзя, ибо и в литературу заползают шулера, но, как ни думайте, лучшей полиции не изобретете для литературы, как критика и собственная совесть авторов. Ведь с сотворения мира изобретают, но лучшего ничего не изобрели...

Вы вот желали бы, чтобы я потерпел убытку на 115 рублей и чтобы редактор учинил мне конфуз. Другие, в том числе и Ваш отец, в восторге от рассказа. Четвертые шлют Суворину ругательные письма, понося всячески и газету, и меня, и т. д. Кто же прав? Кто истинный судья?

6) Далее Вы пишете: «предоставьте писать подобное разным нищим духом и обездоленным судьбою писакам, как-то: Окрейц, Pince-nez, Aloe...» Да простит Вам аллах, если Вы искренно писали эти строки! Снисходительно-презрительный тон по отношению к маленьким людям за то только, что они маленькие, не делает чести человеческому сердцу. В литературе маленькие чины так же необходимы, как и в армии, — так говорит голова, а сердце должно говорить еще больше...

Мы приедем. Хотели ехать 5-го, но... помешал съезд врачей; за сим помешал Татьянин день, а 17-го у нас вечер: «он» именинник!! Блистательный бал с жидовками, индейками и Яшеньками. После 17-го назначим день для поездки в Бабкино.

«На пути»... Ну как Вам нравится моя храбрость? Пишу об «умном» и не боюсь. В Питере произвел трескучий фурор. Несколько ранее трактовал о «непротивлении злу» и тоже удивил публику. В новогодних нумерах все газеты поднесли мне комплимент, а в декабрьской книге «Русского богатства», где печатается Лев Толстой, есть статья Оболенского (два печатных листа) под заглавием «Чехов и Короленко». Малый восторгается мной и доказывает, что я больше художник, чем Короленко... Вероятно, он врет, но все-таки я начинаю чувствовать за собой одну заслугу: я единственный, не печатавший в толстых журналах, писавший газетную дрянь, завоевал внимание вислоухих критиков — такого примера еще не было... «Наблюдатель» выругал меня — и досталось же ему за это! В конце 86-го года я чувствовал себя костью, к<ото>рую бросили собакам...

Пьеса Влад<имира> Петровича печатается в «Театр<альной> библиотеке», откуда будет разослана по всем большим городам.

Я написал пьесу на 4-х четвертушках. Играться она будет 15—20 минут. Самая маленькая драма во всем мире. Играть в ней будет известный Давыдов, служащий теперь у Корша. Печатается она в «Сезоне», а посему всюду разойдется. Вообще маленькие вещи гораздо лучше писать, чем большие: претензий мало, а успех есть... что же еще нужно? Драму свою писал я 1 час и 5 минут. Начал другую, но не кончил, ибо некогда.

Поздравляю Сашу и Сергея с Новым годом.

Получает Сережа «Вокруг света»?

Преданный и уважающий

А. Чехов.

    218. М. В. КИСЕЛЕВОЙ

    14 января 1887 г.

    Печатается по автографу (ГБЛ). Впервые опубликовано: , т. I, стр. 249—255.

    Год устанавливается по содержанию (упоминание рассказов «На пути» и «Тина», статьи Л. Е. Оболенского, сообщение о работе над пьесой «Калхас»).

    Ответ на письмо М. В. Киселевой, без даты; Киселева ответила 18 января 1887 г. (ГБЛ).

  1. Ваш «Ларька» очень мил В. Киселевой «Ларька-Геркулес». См. письма 330 и 353.

  2. ...я посылаю его для прочтения Суворину... — См. письмо к А. С. Суворину от 10 февраля 1887 г.

  3. Теперь же позвольте отгрызнуться на Вашу критику ~ «Тину» В. Киселева писала о рассказе «Тина»: «Начну с того, добрейший Антон Павлович, что присланный Вами фельетон мне совсем и совсем не нравится, хотя я убеждена, что к моему мнению присоединятся весьма немногие. Написан он хорошо, — читающие мужчины пожалеют, если судьба не натолкнула их на подобную Сусанну, которая сумела бы распотешить их разнузданность; женщины втайне позавидуют ей, но большая часть публики прочтет с интересом и скажет: „Бойко пишет этот Чехов, молодец!“

    Может быть, Вас удовлетворят и 115 р. и эти отзывы, но мне лично досадно, что писатель Вашего сорта е. не обделенный от бога, — показывает мне только одну „навозную кучу“. Грязью, негодяями и негодяйками кишит мир, и впечатление, производимое ими, не ново, но зато с какой благодарностью относишься к тому же писателю, который, проводя Вас через всю вонь навозной кучи, вдруг вытащит оттуда жемчужное зерно. Вы не близоруки и отлично способны найти это зерно — зачем же тогда только одна куча? Дайте мне зерно, чтобы в моей памяти стушевалась вся грязь обстановки: от Вас я вправе требовать этого, а других, не умеющих отличить и найти человека между четвероногими животными, — я и читать не стану. Мой взгляд, конечно, не может иметь для Вас значения, но, в качестве Вашей хорошей знакомой, я позволяю себе высказать его, тем белее, что Вы сами дали мне это право, прислав фельетон.

    Может быть, лучше бы было промолчать, но мне нестерпимо хотелось ругнуть и Вас и Ваших мерзких редакторов, которые так равнодушно портят Ваш талант. Будь я редактором — я, для Вашей же пользы, вернула бы Вам этот фельетон. Извиняться пред Вами за резкость моего суждения я не стану — Вы знаете, что я или говорю правду, или молчу, — и если уж мне приступила к сердцу потребность сказать правду (я не папа Римский, могу ошибаться, могу судить по-женски, могу быть и прямо глупа), то скажу ее без обиняков. Ну, до свидания, жму Вам руку, а фельетон Ваш все-таки препротивный! Предоставьте писать подобные (по содержанию!) разным нищим духом и обездоленным судьбою писакам, как то: О. Крейц, Pince-nez, Алоэ и tutti quanti бездарностям».

  4. Даже Ваша похвала «На пути»... — Этот рассказ напечатан в «Новом времени», 1886, № 3889, 25 декабря. М. В. Киселева писала о нем: «Читала прелестный рассказ Ваш „На пути“. О. А. Голох<вастова> нашла, что колючая Иловайская барышня мой портрет, и привезла мне № „Нового времени“, за что я ей весьма благодарна. Вот это рассказ так рассказ. Тепло, задушевно и отлично написано!»

  5. ...в присутствии Ма-Па, фальш<ивого> монетчика П. Чехова, фальшивый монетчик — собака Киселевых. См. М. П. Чехова. Из далекого прошлого. М., 1960, стр. 41.

  6. ...Ольга Андреевна ~ думает, что решила его А. Голохвастова, писательница, жила в Воскресенске.

  7. Подобно вопросам о непротивлении злу ~ может быть решен только в будущем. — О споре на эту тему, происшедшем между Чеховым и А. Д. Курепиным, рассказывал А. С. Лазарев (Грузинский) в письме к Н. М. Ежову от 2—3 января 1887 г.: «Чехов доказывал, что нужно хорошенько разобраться в толстовской теории непр<отивления> злу, а пока нельзя честно говорить ни за, ни против...» (ЦГАЛИ).

  8. ...Ваш отец П. Бегичев, инспектор репертуара и директор императорских театров в Москве.

  9. — П. Д. Боборыкин. В «Литературной табели о рангах» (1886) Чехов произвел его в чин «надворного советника», наряду с Короленко, Аверкиевым, Надсоном, Н. Михайловским и др.

  10. Окрейц — Чехов в «Визитных карточках» (1886) назвал его «Юдофоб Юдофобович Окрейц», а в «Литературной табели о рангах» поставил на последнее место, как «не имеющего чина».

  11. ...... — См. примечания к письму 217.

  12. ...17-го у нас вечер... — День рождения и именины А. П. Чехова.

  13. Яшеньки  С. и Н. С. Яновы, сестры художника А. С. Янова, пациентки А. П. Чехова (о них см. Вокруг Чехова, стр. 144—145).

  14. ...«На пути» ~ в Питере произвел трескучий фурор г.: «Твоя последняя статья „На пути“ произвела в Питере фурор» (Письма Ал. Чехова, стр. 140).

  15. Несколько ранее трактовал о «непротивлении» злу... — В рассказе «Сестра» («Новое время», 1886, № 3856, 22 ноября). В собрание сочинений рассказ вошел под названием «Хорошие люди».

  16. ... — В новогодних номерах большинства газет, в обзорах виднейших литературных явлений за минувший год, среди «свежих беллетристических дарований» упоминался Чехов.

  17. ...в декабрьской книге «Русского богатства» ~ ~ я больше художник, чем Короленко Е. Оболенский начал критическое обозрение «Обо всем» («Русское богатство», 1886, № 12, стр. 166—196) сравнением Чехова с Короленко. Критикуя Короленко за «искусственность, придуманность всех сюжетов его рассказов», он противопоставлял ему Чехова, следующего традиции Гоголя, Гончарова, Толстого: «Такие художники не сочиняют сюжетов, а находят их всюду в жизни, куда только ни посмотрят: отовсюду в их восприимчивую душу бьет жизнь, ее вопросы, ее скрытые, тайные, невидимые боли, печали и радости». Подробно останавливался Оболенский на особенностях писательской судьбы Чехова: «Он народился, так сказать, в ослиных яслях, или, говоря менее высоким слогом, в юмористических журналах, среди того навоза, которым покрывают свои страницы эти несчастные листки, в виде карикатур на обманутых мужей, на зловредных тещ и в виде рисунков с обнаженными бабами. Среди такого общества трудно было заметить г. Чехова. Но вот он издал большой том своих мелких рассказов, а почти одновременно появилось несколько замечательных его вещиц в субботних нумерах „Нового времени“; тем не менее, шума он не произвел, по крайней мере, в печати, что, быть может, объясняется недружелюбным отношением нашей прессы к „Новому времени“. Между тем, его этюды настолько замечательны, что обещают большой, выдающийся талант, если г. Чехов не погубит себя, как погубил г. Лейкин, спешным, ежедневным кропанием <...> В его книге собрано до 90 крохотных рассказов, из которых самые большие на 2—3 листочках. Но что это за рассказы! Сколько в них жизни, сколько наблюдательности, сколько и юмора, и слез, и любви к человеку! <...> Больше всего нам хотелось бы разобрать те рассказы, которые появились на страницах „Нового времени“ и не вошли еще в изданный сборник <...>» так как в «не вошедших в 1-е издание рассказах талант Чехова поднялся уже значительно выше». Оболенский давал очень высокую оценку рассказам «Злоумышленник», «Кухарка женится» и «Детвора», но отмечал и недостатки «Пестрых рассказов»: «...среди 90 рассказов есть и слабые, и было бы лучше, если бы их вовсе не было, было бы лучше, если бы г. Чехов не шел по стопам г. Лейкина, не истощал свой замечательный талант тою самою фабричною работой, какой погубил свой талант г. Лейкин».

    А. С. Лазарев (Грузинский) в своих воспоминаниях передает беседу с Чеховым о критическом обозрении Оболенского: «Ведь почему Оболенский меня хвалит, а Короленко бранит? Ведь на это же есть причина! Оболенский — страстный поклонник Толстого. Я недавно напечатал в „Новом времени“ „толстовский“ рассказ, а Короленко написал кое-что против „толстовства“ — вот и попал в немилость. Ведь это же ясно! Я так на это и смотрю» (А. Грузинский. О Чехове. Отрывки воспоминаний. — «Русская правда», 1904, 11 июля).

  18. «Наблюдатель» выругал меня ~ — См. примечания к письму 217.

  19. В конце 86-го года я чувствовал себя костью, которую бросили собакам... — См. примечания к письму 220.

  20. Пьеса Влад<имира> Петровича печатается в «Театр<альной> библиотеке» П. Бегичева от 10 декабря 1886 г. содержалась просьба к Чехову: «...посылаю Вам мое жалкое творение „Жар-птицу“ с покорнейшей просьбой: 1. Передать г. Рассохину, прося его отлитографировать (натурально в свою пользу) и послать мне, как это водится, десять экземпляров. Вообще, как бы Вы ни учинили — спорить и прекословить не буду. 2. Повлиять на г. Корша к постановке этой погани на сцене, ибо деньги до зарезу нужны» (ГБЛ). Комедия В. П. Бегичева в четырех действиях «Жар-птица» была отлитографирована Московской театральной библиотекой Е. Н. Рассохиной 25 февраля 1887 г.

  21. Я написал пьесу ~ у Корша. Печатается ~ в «Сезоне» г. Чехов переделал свой рассказ «Калхас» в одноактный драматический этюд «Лебединая песня (Калхас)». Впервые напечатан в иллюстрированном артистическом сборнике «Сезон», под ред. Н. П. Кичеева (вып. 1, 1887). Поставлен в театре Корша 19 февраля 1888 г.

    Сборник с дарственной надписью Кичеева: «Многоуважаемому Антону Павловичу Чехову. На добрую память от издателя. Москва. 3 марта 87 г.» был в личной библиотеке Чехова (Чехов и его среда, стр. 378—379).

  22. Получает Сережа «Вокруг света»? «Вокруг света», подарок Чехова сыну Киселевой Сереже.

Разделы сайта: