Чехов — Леонтьеву (Щеглову) И. Л., 3 мая 1888.

Чехов А. П. Письмо Леонтьеву (Щеглову) И. Л., 3 мая 1888 г. Москва // Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. / АН СССР. Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Наука, 1974—1983.

Т. 2. Письма, 1887 — сентябрь 1888. — М.: Наука, 1975

431. И. Л. ЛЕОНТЬЕВУ (ЩЕГЛОВУ)

3 мая 1888 г. Москва.

3 мая.

Милый Альба! Наконец Вы можете меня поздравить: послезавтра, т. е. 5-го мая, я уезжаю dahin¹«г. Сумы Харьк<овской> губ., усадьба А. В. Линтваревой». После 10-го мая ко мне приедет А. Н. Плещеев... Отчего бы Вам не приехать? Эх Вы! Во всяком случае буду ожидать Вас в течение всего лета. Авось, надумаете и приедете! Впрочем, не буду ждать Вас в июне. Весь этот месяц я буду путешествовать. Если приедете, то привезите 3 ф. хорошей ветчинной колбасы, самой дорогой (в мой счет).

Послал в «Сев<ерный> вестн<ик>» рассказ. Мне немножко стыдно за него. Скучища и так много филосомуд<...>, что приторно... Неприятно, но нельзя было не послать, ибо деньги нужны, как воздух. Завтра кончаю рассказ для «Нового времени». Летом буду писать только мелочи.

Получил я от Лемана письмо; он извещает, что «мы (т. е. все вы, питерцы) согласились» печатать объявления друг о друге в своих книгах, приглашает меня согласиться и предостерегает, что можно в число избранных «включать лишь лиц, более или менее солидарных с нами». В ответ я послал согласие и вопрос: «Откуда вам известно, с кем я солидарен и с кем не солидарен?» Как у вас в Питере любят духоту! Неужели вам всем не душно от таких слов, как солидарность, единение молодых писателей, общность интересов и проч.? Солидарность и прочие штуки я понимаю на бирже, в политике, в делах религиозных (секта) и т. п., солидарность же молодых литераторов невозможна и не нужна... Думать и чувствовать одинаково мы не можем, цели у нас различные или их нет вовсе, знаем мы друг друга мало или вовсе не знаем, и, стало быть, нет ничего такого, к чему могла бы прочно прицепиться солидарность... А нужна она? Нет... Чтобы помочь своему коллеге, уважать его личность и труд, чтобы не сплетничать на него и не завистничать, чтобы не лгать ему и не лицемерить перед ним, — для всего этого нужно быть не столько молодым литератором, сколько вообще человеком... Будем обыкновенными людьми, будем относиться одинаково , не понадобится тогда и искусственно взвинченной солидарности. Настойчивое же стремление к частной, профессиональной, кружковой солидарности, какой хотят у вас, породит невольное шпионство друг за другом, подозрительность, контроль, и мы, сами того не желая, соделаемся чем-то вроде иезуитских социусов друг у друга... Я, милый Жан, не солидарен с Вами, но обещаю Вам по гроб жизни полную свободу как литератору; то есть Вы можете писать где и как угодно, мыслить хотя бы на манер Корейши, изменять 1000 раз убеждениям и направлениям и проч. и проч., и человеческие отношения мои к Вам не изменятся ни на один гран, и я всегда буду на своих обложках печатать объявления о Ваших книгах. То же самое могу я пообещать и прочим моим коллегам, того же хотел бы и для себя. По-моему, это самые нормальные отношения. Только при них возможны и уважение, и даже дружба, и сочувствие в тяжелые минуты жизни.

Однако я заболтался. Да хранит Вас небо!

Ваш А. Чехов.

Сноски

¹ нем.)

Примечания