Чехов А.П.: Чехов — Чехову М. П., 28 июля 1888.

Чехов А. П. Письмо Чехову М. П., 28 июля 1888 г. Пароход «Дир» // Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. / АН СССР. Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Наука, 1974—1983.

Т. 2. Письма, 1887 — сентябрь 1888. — М.: Наука, 1975. — С. 303—306.

(Посвящается капитану собственных пароходов
М. П. Чехову)

Паршивенький грузовой пароход «Дир» мчится на всех парах (8 узлов в час) от Сухума до Поти. Двенадцатый час ночи... В маленькой каютке, единственной на пароходе и похожей на ватерклозет, нестерпимо душно и жарко. Воняет гарью, канатом, рыбой и морем... Слышно, как работает машина: «бум, бум, бум»... Над головой и под полом скрипит нечистая сила... Темнота качается в каютке, а кровать то поднимается, то опускается... Всё внимание желудка устремлено на кровать, и он, словно нивелируя, то подкатывает выпитую зельтерскую воду к самому горлу, то опускает ее к пяткам... Чтобы не облевать в потемках одежи, быстро одеваюсь и выхожу... Темно... Ноги мои спотыкаются о какие-то невидимые железные шпалы, о канат; куда ни ступнешь, всюду бочки, мешки, тряпье... Под подошвами угольный мусор. Наталкиваюсь в потемках на что-то решетчатое; это клетка с козулями, которых я видел днем; они не спят и с тревогой прислушиваются к качке... Около клетки сидят два турка и тоже не спят... Ощупью взбираюсь по лестничке на капитанскую рубку... Теплый, но резкий и противный ветер хочет сорвать с меня фуражку... Качает... Мачта впереди рубки качается мерно и не спеша, как метроном; стараюсь отвести от нее глаза, но глаза не слушаются и вместе с желудком следят только за тем, что движется... Море и небо темны, берегов не видно, палуба представляется черным пятном... Ни огонька...

Сзади меня окно... Гляжу в него и вижу человека с лицом Павла Михайловича... Он внимательно глядит на что-то и вертит колесо с таким видом, как будто исполняет девятую симфонию... Рядом со мной стоит маленький, толстенький капитан в желтых башмаках, похожий фигурою и лицом на Корнелия Пушкарева... Он разговаривает со мной о кавказских переселенцах, о духоте, о зимних бурях и в то же время напряженно вглядывается в темную даль и в сторону берега...

— А ты, кажется, опять забираешь влево! — говорит он между прочим кому-то; или: — Тут должны быть видны огоньки... Видишь?

Темная фигура вырастает на рубке и не спеша лезет куда-то вверх... Через минуту слышно:

Всматриваюсь влево, где должны быть огоньки маяка, беру у капитана бинокль и ничего не вижу... Проходит полчаса, час... Мачта мерно качается, нечистая сила скрипит, ветер покушается на фуражку... Тошноты нет, но жутко...

— Влево! — кричит он с тревогой во всё горло. — Влево... вправо! Аря... ва... а-а!

Слышится непонятная команда, пароход вздрагивает, нечистая сила взвизгивает... «А ва-а-ва!» кричит капитан; у самого носа звонят в колокол, на черной палубе беготня, стук, тревожные крики... «Дир» еще раз вздрагивает, напряженно пыхтит и, кажется, хочет дать задний ход...

— Что такое? — спрашиваю я и чувствую что-то вроде маленького ужаса. Ответа нет.

— Столкнуться хочет, чёрртова кукла! — слышится резкий крик капитана... — Вле-ева-а!

«Дира», а какого-то другого парохода... Теперь понятно: мы столкнемся! «Дир» пыхтит, дрожит и как будто не движется, ожидая, когда ему идти ко дну... (Тут со мной происходит маленькое недоразумение, продолжавшееся не более полминуты, но доставившее мне немало мучений... Полминуты я был убежден в том, что я погубил пароход. О недоразумении расскажу при свидании, писать же о нем длинно, нет мочи.)

Но вот, когда, по моему мнению, всё уже погибло, слева показываются красные огни и начинает вырисовываться силуэт парохода.. Длинное черное тело плывет мимо, виновато мигает красными глазами и виновато свистит...

— Уф! Какой это пароход? — спрашиваю я капитана. Капитан смотрит в бинокль на силуэт и говорит:

«Весте», которая столкнулась с двумя пароходами и погибла. Под влиянием этого разговора море, ночь, ветер начинают казаться отвратительными, созданными на погибель человека, и, глядя на толстенького капитана, я чувствую жалость... Мне что-то шепчет, что этот бедняк рано или поздно тоже пойдет ко дну и захлебнется соленой водой...

Иду к себе в каютку... Душно и воняет кухней... Мой спутник Суворин-фис уже спит... Раздеваюсь донага и ложусь... Темнота колеблется, кровать словно дышит... Бум, бум, бум... Обливаясь потом, задыхаясь и чувствуя во всем теле тяжесть от качки, я спрашиваю себя: «Зачем я здесь?»

Просыпаюсь... Уже не темно... Весь мокрый, с противным вкусом во рту одеваюсь и выхожу... Всё покрыто росой... Козули глядят по-человечески сквозь решетку и, кажется, хотят спросить: зачем мы здесь? Капитан по-прежнему стоит неподвижно и всматривается в даль...

Налево тянется гористый берег... Виден Эльборус из-за гор, вот так:

Восходит мутное солнце... Видна зеленая Рионская долина, а возле нее Потийская бухта...

465. М. П. ЧЕХОВУ

28 июля 1888 г.

Печатается по автографу (ЦГАЛИПисьма, т. II, стр. 126—130.

...с лицом Павла Михайловича — Линтварева.
.... — М. П. Чехов вспоминал: «По возвращении брат рассказал мне, почему именно он считал себя причиной возможности столкновения „Дира“ и „Твиди“. В суматохе, во время качки, он пошатнулся, потерял равновесие и, чтоб не упасть, ухватился за что-то, что тоже подалось в сторону. Это оказался телеграф машины. Брат хотел поставить его на прежнее место, но не сумел. Предсказание брата относительно капитана оправдалось отчасти: в ту же осень „Дир“ погиб у берегов Алупки» (Письма, изд. 2, т. II, стр. 135).
...продолжение следует А. Суворин получил телеграмму о смерти брата Валериана и должен был вернуться в Феодосию.