Чехов — Суворину А. С., 6 июля 1892.

Чехов А. П. Письмо Суворину А. С., 6 июля 1892 г. Мелихово // Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. / АН СССР. Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Наука, 1974—1983.

Т. 5. Письма, Март 1892 — 1894. — М.: Наука, 1977. — С. 89—91.

1200. А. С. СУВОРИНУ

6 июля 1892 г. Мелихово.

6 июль. Мелихово.

Честное слово, Ваша повесть мне чрезвычайно понравилась. Я прочел ее в два присеста с тем вниманием и интересом, с каким читаются одни только захватывающие вещи. В ней очень много свежего, нового и чёртова пропасть умения. Первая часть до появления молодого Мурина показалась мне замечательной по оригинальности, и я чуть не заревел от ужаса, когда явился церковник Мурин и своим целомудрием, никому ненужным и неинтересным, заслонил и затуманил образ грешной, но единственной в нашей литературе Вари. Варя прекрасна, даже очень прекрасна и я теперь верю Савиной, которая говорила кому-то, что Вы знаете женщин. Быть может, Вы вовсе не знаете женщин, но обладаете тонкою способностью угадывания или же даром вымысла, что собственно и есть настоящий талант. Роман с Виталиным, монастырь, Аня, святые отцы, мысли Вари — всё это художественно, умно, культурно и интересно, и тут нельзя вычеркнуть ни одной строчки. В письмах Вы настойчиво изъявляли желание, чтобы я «прошелся» по повести, но я сумел сделать только кое-какие поправки корректурного свойства, и больше ничего. Есть недостатки, но их может исправить только сам автор, а посторонняя рука только напортит. Чем лучше вещь, тем резче бросаются в глаза ее недостатки и тем труднее их исправлять. По-моему, Вам достаточно десяти минут, чтобы исправить то, что, по-моему мнению, нуждается в исправлении, а я провозился бы пять дней и напутал. Недостатки вот в чем:

но брошенный столб — ростовщица-помещица. Затем глубокий овраг, который Вы зарыли наполовину, — это область чудесного. От прошлого уцелели также указания на женитьбу Виталина и проч.

2) Начинается действие в театре, с воспоминаний Виталина. Всё, что происходит в начале, есть, так сказать, продукт памяти Виталина, которому я могу верить и не верить. Его манера вспоминать и рисовать себе прошлое делает ему честь: у него художественное воображение. Он художник и даже психолог. Но верить ему, что Варя такая и сякая, я погожу; я подожду, что скажет от себя автор. И Вы говорите от себя, но где кончается память Виталина и где начинаетесь Вы, неизвестно, так как Вами не положена внешняя граница.

3) Два героя, действующих в разное время; из них второй является уж после того, как со сцены исчезает первый. Это двоит повесть, двоит и образ Вари. Мне было бы приятнее, если бы вместо Мурина приехал Виталин. Виталину ведь никто не мешает претерпеть метаморфозу и захотеть в попы. Было бы приятнее и потому, что целомудренный Мурин не колоритен, да и не верит ему читатель, так как он ничего еще не испытал и не имеет истинного представления о грехе, а стало быть, и о страдании. Легко тому рассуждать о целомудрии, кто ни разу еще не спал с женщиной! Запойный пьяница, толкующий о пользе трезвости, заслуживает больше доверия, чем приличный молодой человек, который во всю свою жизнь не пил ничего, кроме молока и лимонада. Моралисты-теоретики до такой степени раздражают меня и мою греховность, что пиши я Вашу повесть, то взял бы и заставил Мурина употребить горничную. Так вот — нельзя ли вместо Мурина выпустить Виталина? Пусть Виталин в конце застрелится, но это все-таки лучше, чем Мурин. Да Вы и сами чувствуете в Мурине что-то не то, так как разговор его с Варей самое неинтересное место во всей повести — не по содержанию, а по вялости действия.

4) Тирада о Толстом должна подлежать исключению безусловно. Во-первых, Варя, которая, как Вы пишете, читала много путного, не могла раньше не знать учения Толстого, и, во-вторых, тирада эта отнимает у богословского разговора его общий характер, т. е. самое интересное. Да и кажется мне, что имена живых могут украшать лишь газетные и журнальные статьи, но не повести. Имена подвержены неумолимому закону моды. Теперь как-то коробит, когда читаешь про даму в турнюре или кринолине, так точно через 10—15 лет, пожалуй, читателю покажется неуместным толкование о толстовщине. И опять-таки повторяю: никто не поверит Вашему Мурину. Ему ли говорить о непротивлении злу? Ему не поверят, и всё то, что он говорит, отнесут к Вашему желанию высказаться и припишут Вам. А Толстой, хоть и великий человек, но не стоит того, чтобы Вы занимались им даже когда пишете повести, т. е. в часы, когда Вы наиболее объективны и свободны.

Больше никаких замечаний не могу сделать, хоть зарежьте.

может, беллетристика понравится Вам и Вы будете находить в ней отдых. Никакого другого лекарства от скуки и дурного настроения я не посоветовал бы Вам так охотно, как писание пьес и повестей. Это занятие тихое, кропотливое и любопытное уже потому, что имеешь дело не с цифрами и не с политикой, а с людьми, которых сам выбираешь по личному своему произволу. Да и талант будет прыгать у Вас в душе и беспокойно переворачиваться, пока Вы не дадите ему удовлетворения. Право, дурного ничего нет в том, что Вы написали «Татьяну Репину», а хорошего много; то же самое можно сказать и о повести. Значит, повесть выйдет в свет в сентябре или октябре? Это необходимо.

Нового ничего нет. Послал Вам много писем в Франценсбад, но ответа не получал. Пишите мне, пожалуйста, подлиннее.

Холера in status quo¹, ни сильнее, ни слабее.

Всего хорошего.

 Чехов.

Сноски

¹ в том же состоянии (лат.).

Примечания