Чехов А. П. Письмо Шехтелю Ф. О., 15 февраля 1896 г. Москва // Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. / АН СССР. Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Наука, 1974—1983.
Т. 6. Письма, Январь 1895 — май 1897. — М.: Наука, 1978. — С. 122.
1653. Ф. О. ШЕХТЕЛЮ
15 февраля 1896 г. Москва.
Слав<янский> базар, № 48.
Милый Франц Осипович! А. С. Суворину, который в настоящее время находится в Москве, очень хочется поговорить с Вами насчет театра. В Петербурге будут строить театр и пока что сильно нуждаются в Вашем совете. Когда можно повидаться с Вами? Сегодня вечером мы у Льва Толстого; вернемся от него в 11 час. Если найдете возможным повидаться с нами после 11, поужинать и проч., то не пожалуете ли Вы в оный час в «Славянский базар», № 48? Или не найдется ли у Вас завтра до полудня свободная минутка, чтобы принять нас у себя? Вместе бы позавтракали, буде сие для Вас удобно.
Как Вы живете? Давно мы не виделись. Ответьте нам до 7 веч<ера>.
Ваш А. Чехов.
Примечания
1653. Ф. О. ШЕХТЕЛЮ
15 февраля 1896 г.
Печатается по автографу (ГБЛ). Впервые опубликовано: Письма, собр. Бочкаревым, стр. 165, с датой: 1896 г.
Датируется по фразе: «Сегодня вечером мы у Льва Толстого». Суворин записал 16 февраля 1896 г.: «Вчера был с ним <Чеховым> у Л. Н. Толстого» ( Суворина, стр. 80).
В Петербурге будут строить театр... — Проектировалась постройка здания для театра Литературно-артистического кружка, который был открыт (17 сентября 1895 г.) в арендованном помещении Малого (Апраксинского) театра на Фонтанке. В дальнейшей аренде было отказано, так как петербургский Малый театр снова передавался оперетте. А. С. Суворин писал в «Маленьких письмах» («Новое время», 1896, № 7127, 1 января): «Мы пока без театра на будущий сезон, но было бы желание, были бы сила и энергия, театр найдется — его можно и выстроить». Здание не было построено. Театр Литературно-артистического кружка давал спектакли в дальнейшем в здании Панаевского театра, а затем снова в здании Малого театра.
Сегодня вечером мы у Льва Толстого... Н. Толстого (в Хамовническом доме) записали в дневниках и Чехов, и Суворин. Запись Чехова: «В феврале проездом через Москву был у Л. Н. Толстого. Он был раздражен, резко отзывался о декадентах и часа полтора спорил с Б. Чичериным, который все время, как мне казалось, говорил глупости. Татьяна и Мария Львовны раскладывали пасьянс; обе, загадав о чем-то, попросили меня снять карты, и я каждой порознь показал пикового туза, и это их опечалило; в колоде случайно оказалось два пиковых туза. Обе они чрезвычайно симпатичны, а отношения их к отцу трогательны. Графиня весь вечер отрицала художника Ге. Она тоже была раздражена» (см. т. XVII Сочинений).
Запись Суворина (16 февраля 1896 г.): «Третьего дня приехал в Москву с Чеховым. Вчера был с ним у Л. Н. Толстого. Пришел Б. Чичерин. Зашел спор по поводу картины Ге из жизни Христа. Как ни горячо доказывал Толстой, что у современного искусства — свои задачи, что Христа можно изображать иначе, чем Рафаэль, с тем, чтобы показать, что мы своими действиями постоянно „распинаем Христа“, — Чичерин говорил свое, а его подзуживала графиня Софья Андреевна, и это волновало очень Льва Николаевича. Он вообще, кажется, был не в духе. По поводу смерти Н. Н. Страхова сказал, что он оставил небольшой литературный багаж, хотя его хвалили и хвалят. Когда я сказал, что всего лучше умереть разом, он заметил, что, конечно, это хорошо, но лучшая смерть была бы такая, если бы человек, почувствовав приближение смерти, сохранил бы свой разум и сказал бы близким, что он умирает, и умирает со спокойной совестью.
О поэте Верлене Толстой не понимает, почему о нем пишут. Он читал его. По поводу декадентов сказал об интеллигентном обществе: „Это — паразитная вошь на народном теле, и ее еще утешают литературой“.
Чехову он сказал:
— Я жалею, что давал Вам читать „Воскресение“.
— Да потому что теперь там не осталось камня на камне, всё переделано.
— Дадите мне прочесть теперь?
— Когда кончу — дам.
Графиня показывала его корректуры. Теперь уже не она, а дочери работают над перепиской.
терпеть дольше, поднялся вверх по лестнице и упал в зале. Он кричал. Ему ставят горчичники, горячие компрессы, лекарств не принимает.
Толстой о Софокле говорил: „Он пишет о том, что считает самым важным“» (Дн. Суворина 80—81).