Чехов — Суворину А. С., 4 января 1897.

Поздравляю и с новыми газетами. — С января 1897 г. в Петербурге стали выходить новые газеты: общественно-политическая и литературная газета «Русь», издатель-редактор В. П. Гайдебуров; политическая и литературная газета «Мировые отголоски», издатель К. В. Трубников; бесцензурная политическая, литературная и общественная газета «Луч», издатель А. М. Вольф, редактор В. В. Чуйко.

Мне прислали первый № «Руси» ~ («потребности правительства»). «Руси» на первой странице напечатана статья В. П. Гайдебурова «Чем должна быть газета». Он писал, что никакие бюрократические органы не в силах установить такое живое и полное взаимодействие «между народным телом и его политическим чувствилищем», как газета, «так же близкая всей неподдельной правде жизни народной, как и потребностям правительства».

Гайдебуров звал меня к себе в газету... — См. письмо 1815 и примечания к нему.

Получил от Ахмылова расчет. — Расчет книжного магазина «Нового времени», посланный 23 декабря 1896 г. за подписью Ахмылова: «Посылаю расчет, составленный на 20 декабря 1896 г. По этому расчету остается за Вами 449 р. 83 к.» (ГБЛ).

«Долг Ваш конторе „Нового времени“ по ссуде, выданной Вам 24 апреля 1896 г. в сумме 1500 р., в настоящий расчет не введен и остается за Вами по счетам конторы до более благоприятного расчета» (ГБЛ). Об этой сумме см. в примечаниях к письму 1680.

Я не забыл о том, что обещал Анне Ивановне посвятить «Чайку»... — Об этом писал Чехову, помимо А. С. Суворина, еще К. С. Тычинкин в недатированном письме (помета Чехова: «97, I»): «...говоря о театре, вспомнил о жалобах Анны Ивановны на Вашу забывчивость или коварство — она не знает, что вернее: Вы обещали посвятить ей „Чайку“, а между тем под ее текстом в „Русской мысли“ — ни словечка! Ее утешали тем, что зато уж следующая вещь непременно будет соединена с ее именем» (ГБЛ).

— Провал спектакля на первом представлении в Александринском театре 17 октября 1896 г.

О «Хирургии» до сих пор ни слуху ни духу. — Ожидали разрешения от Главного управления по делам печати на издание журнала. Оно было получено 7 января 1897 г. См. примечания к письму 1866.

 И. Смирновой-Сазоновой.

Вчера он приезжал ко мне... — 3 января 1897 г. И. Д. Сытин был в Мелихове.

— С декабря 1896 г. газету «Московские ведомости» стал издавать В. А. Грингмут, который объявил в передовой статье, что он принимает заветы умершего издателя «Московских ведомостей» М. Н. Каткова. В «Маленьких письмах» («Новое время», 1896, № 7482, 24 декабря) Суворин писал, что между Катковым и Грингмутом очень большая разница как в размерах, так и в свойствах таланта: Грингмут «холоднее, рассудочнее, прямолинейнее и не обладает и долею того юмора и язвительной насмешки, которыми обладал Катков <...> Вместо юмора и насмешки у г. Грингмута резкая прямолинейность, и чем она резче, тем легче с нею полемизировать. Кроме таланта у Каткова была большая литературная опытность, чего у г. Грингмута тоже нет». Суворин указывал на то, что «Катков явился во время борьбы разных элементов русского общества, которое было неожиданно захвачено и реформами, и заграничною публицистикой Герцена, и польским восстанием, и нигилизмом. Время было преимущественно боевое и яркое, время крупных талантов не в одной области литературы и публицистики, г. Грингмут является во время спокойное и начинает борьбу... с либералами». Суворин иронизировал по поводу намерения Грингмута «бороться с либералами», так как «надо иметь большой такт, чтоб писать те монологи, которые называются передовыми статьями, а так как Грингмут этот такт „нарушает“, то он сейчас же дает противнику большое преимущество и даже победу».

 е. пишете то, что хотите. — Сам Суворин в 1904 г., после смерти Чехова, писал об этом В. М. Дорошевичу: «Чехов мне говорил, что я очень хорошо пишу либерально и совсем плохо, когда пишу консервативно. Но я имею основание думать, что больше написал либерального, чем консервативного, да и когда писал консервативное, то для того, чтобы очистить место для либерального. На мое несчастье я не дурак и не имел ни малейшего желания, чтобы меня слопали дураки и спасатели отечества» (ЦГАЛИ 459, оп. 3, № 267; письмо сохранилось в архиве Суворина в нескольких вариантах и, возможно, не было отправлено адресату).

Письмо насчет студенческих беспорядков тоже очень хорошо. — Студенческие волнения начались в Москве в октябре 1896 г. Они были организованы студенческим «Союзным советом объединенных землячеств», который считал своей главной целью «подготовку борьбы к политической деятельности». Достаточным мотивом для организованных выступлений Союзный совет считал «факт с профессором X» (назначение на кафедру терапии нежелательного студентам профессора Попова). 21 октября совет обратился к студентам с воззванием, в котором говорилось: «Современный университетский режим есть лишь частичное проявление общегосударственной политики. Борясь против насилия и произвола университетского начальства, студенчество будет закаляться и воспитываться для политической борьбы с общегосударственным режимом. Систематическое проведение реакционных начал в жизнь университетов со стороны правительства сопровождалось полной деморализацией профессуры и упадком чувства собственного достоинства в студенчестве... Беспорядки, поставленные на общегосударственную почву, взволновав студенческую среду, вызовут к активной жизни наилучшие элементы, для которых станет ясен смысл и значение протеста. Выразив активный протест, студенчество покажет, что его нельзя безнаказанно оскорблять и что бывает предел его терпению. История с профессором X является достаточным поводом для возбуждения общестуденческого движения» (В. В.  291).

Студенческие сходки в Московском университете в конце октября 1896 г. были сорваны. Тогда Союзный совет обратился к студентам с вторичным воззванием — произвести уличную демонстрацию «с политической окраской». Было предложено собраться в полугодовой день «Ходынской катастрофы» (см. примечания к письму 1701) 18 ноября, на Ваганьковском кладбище для служения панихиды по погибшим и «своим присутствием», как говорит текст воззвания от 14 ноября, «выразить, с одной стороны, сочувствие жертвам небрежности администрации, а с другой — протест против существующего порядка, допускающего возможность подобных печальных фактов».

Намерение произвести демонстрацию вне стен университета также было раскрыто и вызвало арест членов Союзного совета. Попытки протеста со стороны студенчества повлекли за собой арест еще 711 человек. Такие массовые аресты угрожали закрытием университета. Тюрьмы не вмещали всех арестованных. Университетская администрация выделила из числа арестованных 49 человек — организаторов и руководителей волнений, а виновность остальных 662 студентов была рассмотрена университетским судом, который разделил степень их виновности на три категории. Правление Московского университета возбудило ходатайство о замене ареста виновных второй и третьей категорий дисциплинарным взысканием. Ходатайство было удовлетворено, и в течение 25, 26 и 27 ноября были освобождены из-под стражи 636 человек.

5 декабря 1896 г. в газетах появилось «правительственное сообщение, выясняющее студенческие беспорядки в Москве». В этом сообщении смягчалась виновность «незрелых молодых людей», которые «усилиями тайных политических агитаторов, стремящихся сделать из них послушное орудие», становятся на «безрассудный и опасный путь».

«Маленькие письма» («Новое время», 1896, № 7465, 7 декабря) этот вынужденный правительственный ход Суворин назвал «гуманным». Он писал, что правительство отнеслось к студентам «как можно и должно относиться к учащейся молодежи, а не к бунтующим заговорщикам». Но и он всё же должен был сделать вывод, который, видимо, импонировал Чехову, что «наши университетские порядки и наша университетская наука, очевидно, требуют большего внимания к себе и, может быть, некоторой реформы». «Надо помнить, — писал Суворин, — что время наше сложное, далеко не похожее на то, когда мы учились и воспитывались, и потому требует сложных и тщательно продуманных средств и, быть может, новых методов для воспитания и обучения молодежи <...> Новые поколения несут с собой новые думы, новые наслоения, почти новую душу. И нам это необходимо знать, надо с этим считаться и к этому идти навстречу, и это тем необходимее, что наше время — время всяких расколов, политических и нравственных».

Свое отношение к студенческим волнениям Чехов высказал в беседе со студентами I курса, посетившими его в Мелихове в апреле 1897 г. На вопрос, какого он мнения о студенческих волнениях, Чехов ответил: «Университетские движения, по-моему, вредны, вредны тем, что оттягивают и губят много сил понапрасну. Каждое такое волнение сокращает силы интеллигенции. Этих сил так мало, обходятся они так дорого, столько их пропадает и без всяких университетских волнений, что незачем заботиться об увеличении числа жертв, уносимых жизнью. Надо работать и работать, — с оттенком горечи заговорил А. П. — Дела много, бесконечно много. Надо бороться с темными силами здесь, на месте, бороться с нуждой, невежеством и теми, для кого невежество выгодно...» (<А. И. Яковлев>. У А. П. Чехова в Мелихове. — «Русские ведомости», 1909, № 150, 2 июля. Статья подписана инициалом «А.»).

 г. имеется следующая: «С 10 января по 3 февраля — перепись. Я счетчик 16-го участка и наставляю прочих (15) счетчиков нашей Бавыкинской волости» (см. Сочинения, т. XVII).

— За время работы по переписи Чехову удалось уехать в Москву только один раз. Он пробыл в Москве три дня (с 14 по 16 января).