Чехов — Суворину А. С., 2 мая 1897.

Я согласен насчет «Мужиков» ~ Не прибавить ли еще рассказов из мужицкой жизни? — Чехов повторил данное в телеграмме согласие выпустить повесть «Мужики» отдельным изданием. Она и была выпущена в издании А. С. Суворина в 1897 г. Добавления в IX главе с небольшими изменениями восстанавливали места, изъятые цензурой в журнальной публикации. В 1897 г. «Мужики» были изданы А. С. Сувориным также еще вместе с повестью «Моя жизнь».

...конституция или севрюжина с хреном. — Выражение М. Е. Салтыкова-Щедрина, который, высмеивая трусливых российских интеллигентов-либералов, писал, что их мечты о конституции легко сменяются мечтами о севрюжине с хреном. Встречается в нескольких произведениях Щедрина («Культурные люди», гл. 1, «Дневник провинциала в Петербурге», гл. 5 и «Господа ташкентцы»).

— псевдоним молодого критика Ф. Э. Шперка. С апреля 1897 г. в еженедельных приложениях к «Новому времени» стали появляться статьи за подписью «Апокриф» под общим заглавием «Из литературного дневника». 30 апреля 1897 г. (№ 7504) была напечатана его статья о Пушкине.

На днях я видел беллетриста Короленко: страшно расстроены нервы. — Чехов встретился с В. Г. Короленко 26 апреля в редакции «Русской мысли». Короленко был в Москве проездом в Румынию, куда он ехал отдыхать от сильного нервного переутомления, обострившегося после участия в длительном мултанском процессе (процесс группы крестьян-вотяков, ложно обвинявшихся в приношении человеческих жертв языческим богам). На третьем процессе (в конце мая и начале июня 1896 г.) Короленко два раза выступал с защитительными речами. Тогда же у него было и личное горе — умерла маленькая дочь Ольга.

О встрече с Чеховым 26 апреля 1897 г. Короленко вспоминал: «В период уже определившейся болезни <Чехова> мы встретились только три-четыре раза. Один раз это было в 1897 г., в редакции „Русской мысли“. В то время и я тоже был болен. Чехов расспрашивал меня со вниманием товарища и врача и, выйдя из редакции, на улице задушевно пожал мне руку и сказал:

— И вы тоже поправитесь, Антон Павлович!.. — сказал я с верой, вытекавшей из сильного желания верить.

— Да, да, надеюсь... Мне и теперь лучше, — ответил он, и мы расстались» (Чехов в воспоминаниях, стр. 147).

— Щеглов был у Чехова в Мелихове 30 апреля — 1 мая. Имеется дневниковая запись Чехова, сделанная в 1897 г.: «1 май. Приезжал ко мне Иван Щеглов. Благодарит за чай и обед, извиняется, боится опоздать на поезд, много говорит, часто вспоминает о своей жене, как гоголевский Мижуев, сует для прочтения корректуру своей пьесы — то один лист, то другой, хохочет, бранит Меньшикова, которого „проглотил“ Толстой, уверяет, что застрелил бы Стасюлевича, если бы последний в качестве президента республики присутствовал на параде, опять хохочет, пачкает свои усы щами, мало ест — и все-таки в конце концов добрый человек» (Сочинения, т. 17).

Об этой встрече с Чеховым вспоминал и Щеглов (см. «Чехов в воспоминаниях современников». М., 1954, стр. 165—172).

«Русском вестнике» ~ Проникнута идейно-ненавистническим духом и фальшива... — Щеглов писал в воспоминаниях: «Дочитав корректурные листки, Чехов сделал мне несколько ценных указаний относительно необходимости в драматическом произведении большей простоты и близости к жизни не только в речах действующих лиц, но даже в самых их именах и фамилиях». Это была пьеса «Затерянный мудрец», напечатанная в июньской книжке «Русского вестника» за 1897 г.

Получаю много писем по поводу своего здоровья и «Мужиков».  О. Меньшиков и Л. И. Веселитская, А. А. Луговой, Л. В. Средин, Н. И. Коробов, Е. М. Шаврова, Ал. П. Чехов, Вл. И. Немирович-Данченко, П. Г. Розанов, К. С. Тычинкин и др. Из последних перед 2 мая было письмо А. И. Сумбатова-Южина: «...твои „Мужики“ — величайшее произведение в целом мире за многие последние годы, по крайней мере для русского человека <...> Удивительно высок и целен твой талант в „Мужиках“ <...> И везде несравненный трагизм правды, неотразимая сила стихийного, шекспировского рисунка, точно ты не писатель, а сама природа <...> Я чувствую в „Мужиках“, какая погода в тот или другой день действия, где стоит солнце, как сходит спуск к реке. Я всё вижу без описаний, а фрак вернувшегося „в народ“ лакея я вижу со всеми швами, как вижу бесповоротную гибель всех его, Чикильдеева, светлых надежд на жизнь в палатах „Славянского базара“. Я никогда не плачу: когда он надел и затем уложил фрак, я дальше долго не мог читать» (ГБЛ).