Чехов А. П. Письмо Соболевскому В. М., 20 ноября (2 декабря) 1897 г. Ницца // Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. / АН СССР. Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Наука, 1974—1983.
Т. 7. Письма, июнь 1897 — декабрь 1898. — М.: Наука, 1979. — С. 101—102.
20 ноября (2 декабря) 1897 г. Ницца.
20 ноябрь.
Дорогой Василий Михайлович, Вы такими мрачными красками изобразили Москву с ее погодой, юбилеями, похоронами; я не могу ответить Вам тем же, так <как> у нас в Ницце юбилеев нет, Златовратского не читают, все живы и погода изумительная, райская. Немирович уложил чемоданы и, по-видимому, уедет сегодня, Якоби каждый день приходит обедать и ругать Стасова, Юрасов, добрый, кроткий человечек, иногда наведывается; Ковалевский читает в Париже и имеет успех.
Я живу не там, а уже этажом ниже. Перебрался во время кровохарканья, которое было и уже прошло.
корректуру, то да будь по-Вашему! Что делать! Только, пожалуйста, всякий раз, получив от меня рассказ, берите открытое письмо и пишите только два слова: «Рассказ получен». Второй рассказ я послал через 8 дней после первого, между тем Вы получили его раньше! Пожалуйста, не оставляйте меня в неизвестности.
От Варвары Алексеевны в конце октября я получил письмо и ответил ей. Скоро еще буду ей писать, а пока поклонитесь и скажите, что я ото всего сердца шлю ей пожелания — и здоровья, и счастья. Детям тоже поклон и благодарность за то, что они вспоминают обо мне.
«Русские ведомости» получаю.
После Вашего отъезда точно зарок дал: нигде, кроме как дома, не обедаю и ничего
Будьте здоровы!! Не забывайте.
Ваш А. Чехов.
Примечания
2166. В. М. СОБОЛЕВСКОМУ
г.
Печатается по автографу (ЦГАЛИ). Впервые опубликовано: с пропусками — Письма, собр. Бочкаревым, стр. 118; полностью — , т. V, стр. 110—111.
Год устанавливается по письму и телеграмме В. М. Соболевского от 12 ноября 1897 г., на которые отвечает Чехов; Соболевский ответил 25 ноября (ГБЛ).
— В своем обширном письме Соболевский, извинившись за долгое молчание, писал: «...настроение на первых порах имело все основания быть скверным. Как ни приелась „гражданская скорбь“, но, право же, переезд русской границы после безмятежного заграничного жития — это возвращение выпущенного на свежий воздух больного в свою непроветренную комнату с запахом болезни и лекарств <...> Начиная с неприятной истории с Альбертиной Германовной <гувернанткой>, задержанной на границе из-за неправильности в паспорте, и кончая отвратительной вонью и грязью осенней, переполненной пьяными и их руганью Москвы и т. д. — все это повергло меня первое время в состояние, которое могу назвать „деморализацией“ и при котором все кажется и делается не так». Далее Соболевский рассказывал о своей поездке в Петербург, о тамошних толках по поводу приостановки «Одесского листка» «по ошибке» вместо «Одесских новостей» («но по ошибке у нас проделывается столько с людьми, не то что с газетами...»), о возможной отставке Победоносцева. «Но все это — слухи. А действительность пока — непрерывные юбилеи, сменяемые для разнообразия похоронами, что Вы можете видеть из „Русск<их> вед<омостей>“, если читаете их. На днях предстоит юбилей Златовратского, в устройстве которого принимает, кажется, деятельное участие Гольцев. Будет во всяком случае говорить приветственное слово на обеде, — это выйдет вроде того, как если б черт вздумал кадить ладаном. А все-таки говорить будет. Потом, вероятно, опять кого-нибудь похороним». Далее в письме говорилось о новой пьесе А. И. Сумбатова (Южина) «Джентльмен», имеющей «колоссальный успех скандала», о поездке в Николаев М. А. Саблина, поразившегося там «промышленным ростом Юга». В заключение Соболевский писал: «До свидания, дорогой мой, но только боже Вас упаси — не в Москве теперь: холод, сырость, холод, инфлуенца, скарлатина — вот чем мы живем и дышим теперь здесь...»
«мрачными красками» изображать русскую жизнь; ближайшее письмо от 22 ноября начиналось так: «Вы не можете себе представить, дорогой Антон Павлович, <...> что у нас здесь за гадость, начиная с погоды <...> А пишу я Вам в 1-м часу дня при зажженных свечах! Холод, сырость, отсутствие возможности ходить и ездить по улицам... все эти прелести природы в соединении с такими же прелестями общественной жизни и культуры, стон пьяных голосов на улицах, непроходимая тьма и скука в домах, болезненное чувство беспричинного страха за свое существование, неотступно преследующее русского интеллигента с самого момента пробуждения, — тоска, тоска и тоска, гнетущая не только людей больных и алкоголиков, но решительно всех мыслящих русских людей, — вот наша обстановка повседневная, беспросветная, нисколько мною не преувеличиваемая. Нет! или нужно, родившись здесь, никогда не выходить на чистый воздух, не заглядывать туда, где есть солнце и люди, или же, выйдя раз, — никогда сюда не возвращаться...»
В письме от 25 ноября: «Солнце — пропало в России, где в сущности люди живут по необходимости: только потому, что нас, славян, никуда больше не пустят. И растут здесь — в лесу мухоморы да некрасивые <1 нрзб> ели, а в интеллигенции торчат такие же Д. И. Тихомировы и Н. И. Пастуховы: только такие породы и переносят наши суровые условия; им только здесь и живется хорошо и дышится легко...» В письме от 4 декабря Соболевский, используя образы из рассказа Чехова «На подводе», писал: «Мы здесь живем по-прежнему, сидим и ждем чего-то. А чего ждать? Все так и будет, как с Вашей учительницей: поехала в город — вернулась; для разнообразия раз-другой какой-нибудь Семен подмочит — и больше ничего мы не увидим».
Другая тема писем Соболевского, подобно первой, тоже не находившая отклика в ответных письмах Чехова, — выпады против В. А. Гольцева и «Русской мысли», в которых Соболевский видел непоследовательных «союзников» — см. его письма от 12 и 22 ноября, 8—9 декабря 1897 г. (ГБЛ).
М. Ковалевского в Вольной школе общественных наук в Париже см. примечания к письму 2192.
Но если в самом деле Вам неудобно высылать корректуру, то да будь по-Вашему! — См. «Несохранившиеся и ненайденные письма», № 890. В письме от 12 ноября Соболевский объяснял, почему рассказ «Печенег» был напечатан в «Русских ведомостях» раньше, чем рассказ «В родном углу»: «Второй рассказ помещен первым, потому что пришел первым и немедленно был сдан в набор. Получив затем „В родном углу“, отложил его ко второй половине этого месяца. Прочитав его внимательно в рукописи, решительно не вижу надобности посылать Вам корректуру и сегодня же по телеграфу прошу разрешения поместить без этого, чтобы не терять времени на посылку и обратное получение. Разве два-три словечка — явных описок (повторение слова), которое легко исправить здесь, — превосходный этот очерк и с внешней стороны безукоризнен. Хотелось бы поместить его в это воскресенье (16-го ноября), в виду надежды, подаваемой Вами на новую присылку. (Выслать гонорар — когда и куда?)»
От Варвары Алексеевны в конце октября я получил письмо и ответил ей. А. Морозовой от 14 октября 1897 г. см. в примечаниях к письму 2144. Ответное письмо Чехова неизвестно.