Чехов — Суворину А. С., 4 (16) января 1898.

...rouge et noir... — В рулетке — ставка на красные и черные цифры.

Дело Дрейфуса закипело ~ Зола благородная душа... — О начале нового этапа дела Дрейфуса см. письма 2163, 2178 и примечания (1, 2) к ним. С 4 декабря 1897 г. (даты здесь и ниже приведены по новому стилю), когда французское правительство официально подтвердило виновность Дрейфуса и началось расследование обвинений, выдвинутых против Эстергази, в газетной полемике вокруг «дела» наступило некоторое затишье. Наконец, 11 января 1898 г. военный суд под давлением генерального штаба и военного министерства полностью оправдал изменника Эстергази вопреки очевидным фактам (тождественности почерка Эстергази с почерком пресловутого «бордеро» и ряду других доказательств). Правительство рассчитывало, обманув таким образом страну, пресечь кампанию за пересмотр дела Дрейфуса. Однако через день, 13 января, в газете «L’Aurore» появилось письмо Э. Золя к президенту республики Ф. Фору под заглавием «Я обвиняю!..» Письмо это разошлось в первый же день тиражом 300 тыс. экземпляров и получило огромный отклик во всем мире. Золя прослеживал ход «дела» со времени процесса над Дрейфусом в 1894 г. и поименно обвинял представителей верхушки военного министерства и генерального штаба, военный суд — виновников «одного из величайших беззаконий нашего столетия», «злокозненную свору истинных преступников». Вскрывая подлинные причины «дела» Дрейфуса, Золя утверждал, что «самоуправство горстки чинов, нагло попирающих сапожищами волю народа», стало возможным в обстановке, «когда одурманивают сознание простого люда и бедноты, потворствуют мракобесию и нетерпимости, пользуясь разгулом отвратительного антисемитизма». Выдвинув обвинения против военных властей, Золя сознательно навлек на себя судебное преследование, стремясь таким путем обратить внимание всего мира на дело Дрейфуса и предать гласности материалы процесса. Суд над Золя был назначен на конец января (см. об этом письма 2235, 2248, 2254, 2296 и примечания (1, 2, 3, 4) к ним).

«Лишь теперь начинается настоящее дело Дрейфуса, ибо лишь теперь обозначились окончательно позиции противоборствующих сил: с одной стороны, злодеи, всеми неправдами стремящиеся похоронить истину, с другой стороны, правдолюбцы, готовые пожертвовать жизнью ради торжества правосудия».

Газета Суворина возобновила в эти дни нападки на Золя, начатые с первых же его выступлений в защиту Дрейфуса. Передовая статья «Нового времени» (1898, № 7894, 3 января) утверждала по поводу письма «Я обвиняю!..», что «письмо это скорее имеет характер факта, относящегося к области психиатрии, чем „преступного деяния“, подлежащего суду».

Суворин в очередном «Маленьком письме» (CCCXXII), помещенном в том же номере, объяснял мужественный шаг Золя тем, что «восстает самолюбие знаменитого писателя, задетого за живое, больно, чрезвычайно больно укушенное неуспехом...», и он «прибег к скандалу, как к средству шумному и весьма безопасному».

...и я (принадлежащий к синдикату и получивший уже от евреев 100 франков)... — Чехов иронизирует над излюбленной темой французских антисемитских газет, «Нового времени» и статей самого Суворина, утверждавших, что борьба в защиту Дрейфуса организована и финансируется «Международным еврейским синдикатом» (см. «Маленькие письма» Суворина: «Новое время», 1897, № 7804, 17 ноября; 1898, № 7849, 3 января). В последнем из них всех тех, кто убежден в невиновности Дрейфуса — следовательно, и Чехова — Суворин называл «лакеями <...> еврейской плутократии». Э. Золя в статье «Синдикат» («Le Figaro» от 1 декабря 1897 г.), отвечая на клевету антисемитской прессы, писал, что если и существует синдикат, то это синдикат «людей доброй воли, сторонников правды и справедливости <...> Да, я принадлежу к этому синдикату и верю, что все мужественные сыны Франции принадлежат к нему».

— См. «Несохранившиеся и ненайденные письма», № 911.

Здесь харьковский окулист Гиршман... — В архиве Чехова (ГБЛ) хранится несколько писем к нему от Л. Л. Гиршмана и членов его семьи. Из писем видно, что Чехов часто встречался с этой семьей, а больному сыну Гиршмана Павлу писал по возвращении в Россию, интересуясь состоянием его здоровья. В письме жены Гиршмана Юлии Александровны от 29 мая 1898 г., посланном Чехову из Харькова, говорилось: «Вчера мы получили Ваши книги. Сердечно благодарю Вас за них и милую надпись. Горжусь ею...» Ср. также дневниковую запись Чехова за январь в «Календаре для врачей» на 1898 г.: «2/14. Был у Гиршмана в Hôtel des Beaumetzes» (см. т. 17 Сочинений).

— Чехов перефразирует слова из монолога Гамлета (акт III, сц. 1).

...русская художница, рисующая меня в карикатуре... — О карикатурах А. А. Хотяинцевой см. в письме 2237 и примечаниях к нему.

Судя по выдержке ~ статья Л<ьва> Н<иколаевича> об искусстве не представляется интересной. «Нового времени», 1897, № 7845, 30 декабря, в разделе «Среди газет и журналов», было помещено изложение первых пяти глав трактата Л. Н. Толстого «Что такое искусство?», опубликованных в журнале «Вопросы философии и психологии», 1897, кн. 5 (40). Заметка, в чисто информационном тоне излагавшая только определение Толстым понятия «искусство», не давала истинного представления о содержании и пафосе трактата. Не приводилось в ней и тех толстовских мыслей, о которых говорит далее Чехов. Таким образом, Чехов, еще до знакомства с текстом трактата, спорит здесь, видимо, с теми идеями Толстого, с которыми тот познакомил его весной, во время свидания в клинике (см. письмо Чехова к А. И. Эртелю от 17 апреля 1897 г. в т. 6 Писем). Об интересе Чехова к трактату Толстого см. в письме 2243.