Чехов — Суворину А. С., 6 (18) февраля 1898.

Чехов А. П. Письмо Суворину А. С., 6 (18) февраля 1898 г. Ницца // Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. / АН СССР. Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Наука, 1974—1983.

Т. 7. Письма, июнь 1897 — декабрь 1898. — М.: Наука, 1979. — С. 166—168.


6 (18) февраля 1898 г. Ницца.

6 февр.

На днях я прочел на первой странице «Н<ового> в<ремени>» глазастое объявление о выходе в свет «Cosmopolis’а» с моим рассказом «В гостях». Во-первых, у меня не «В гостях», а «У знакомых». Во-вторых, от такой рекламы меня коробит; к тому же рассказ далеко не глазастый, один из таких, какие пишутся по штуке в день.

Вы пишете, что Вам досадно на Зола, а здесь у всех такое чувство, как будто народился новый, лучший Зола. В этом своем процессе он, как в скипидаре, очистился от наносных сальных пятен и теперь засиял перед французами в своем настоящем блеске. Это чистота и нравственная высота, каких не подозревали. Вы проследите весь скандал с самого начала. Разжалование Дрейфуса, справедливо оно или нет, произвело на всех (в том числе, помню, и на Вас) тяжелое, унылое впечатление. Замечено было, что во время экзекуции Дрейфус вел себя как порядочный, хорошо дисциплинированный офицер, присутствовавшие же на экзекуции, например, журналисты, кричали ему: «Замолчи, Иуда!», т. е. вели себя дурно, непорядочно. Все вернулись с экзекуции неудовлетворенные, со смущенной совестью. Особенно был неудовлетворен защитник Дрейфуса, Démange, честный человек, который еще во время разбирательства дела чувствовал, что за кулисами творится что-то неладное, и затем эксперты, которые, чтобы убедить себя, что они не ошиблись, говорили только о Дрейфусе, о том, что он виноват, и все бродили по Парижу, бродили... Из экспертов один оказался сумасшедшим, автором чудовищно нелепой схемы, два чудаками. Волей-неволей пришлось заговорить о бюро справок при военном министерстве, этой военной консистории, занимавшейся ловлей шпионов и чтением чужих писем, пришлось заговорить, так как шеф бюро Sandherr, оказалось, был одержим прогрессивным параличом, Paty de Clam явил себя чем-то вроде берлинского Тауша, Picquart ушел вдруг, таинственно, со скандалом. Как нарочно, обнаружился целый ряд грубых судебных ошибок. Убедились мало-помалу, что в самом деле Дрейфус был осужден на основании секретного документа, который не был показан ни подсудимому, ни его защитнику — и люди порядка увидели в этом коренное нарушение права; будь письмо написано не только Вильгельмом, но хотя бы самим солнцем, его следовало показать Démange’у. Стали всячески угадывать содержание этого письма. Пошли небылицы. Дрейфус — офицер, насторожились военные; Дрейфус — еврей, насторожились евреи... Заговорили о милитаризме, о жидах. Такие глубоко неуважаемые люди, как Дрюмон, высоко подняли голову; заварилась мало-помалу каша на почве антисемитизма, на почве, от которой пахнет бойней. Когда в нас что-нибудь неладно, то мы ищем причин вне нас и скоро находим: «Это француз гадит, это жиды, это Вильгельм...» Капитал, жупел, масоны, синдикат, иезуиты — это призраки, но зато как они облегчают наше беспокойство! Они, конечно, дурной знак. Раз французы заговорили о жидах, о синдикате, то это значит, что они чувствуют себя неладно, что в них завелся червь, что они нуждаются в этих призраках, чтобы успокоить свою взбаламученную совесть. Затем этот Эстергази, бреттер в тургеневском вкусе, нахал, давно уже подозрительный, не уважаемый товарищами человек, поразительное сходство его почерка с бордеро, письма улана, его угрозы, которых он почему-то не приводит в исполнение, наконец суд, совершенно таинственный, решивший странно, что бордеро написан почерком Эстергази, но не его рукой... И газ всё накоплялся, стало чувствоваться сильное напряжение, удручающая духота. Драка в палате — явление чисто нервное, истерическое именно вследствие этого напряжения. И письмо Зола, и его процесс — явления того же порядка. Что Вы хотите? Первыми должны были поднять тревогу лучшие люди, идущие впереди нации, — так и случилось. Первым заговорил Шерер-Кестнер, про которого французы, близко его знающие (по словам Ковалевского), говорят, что это «лезвие кинжала» — так он безупречен и ясен. Вторым был Зола. И вот теперь его судят.

язычников и спас их от каторги. Доктор Гааз тоже не Вольтер, и все-таки его чудесная жизнь протекла и кончилась совершенно благополучно.

Я знаком с делом по стенограф<ическому> отчету, это совсем не то, что в газетах, и Зола для меня ясен. Главное, он искренен, т. е. он строит свои суждения только на том, что видит, а не на призраках, как другие. И искренние люди могут ошибаться, это бесспорно, но такие ошибки приносят меньше зла, чем рассудительная неискренность, предубеждения или политические соображения. Пусть Дрейфус виноват, — и Зола все-таки прав, так как дело писателей не обвинять, не преследовать, а вступаться даже за виноватых, раз они уже осуждены и несут наказание. Скажут: а политика? интересы государства? Но большие писатели и художники должны заниматься политикой лишь настолько, поскольку нужно обороняться от нее. Обвинителей, прокуроров, жандармов и без них много, и во всяком случае роль Павла им больше к лицу, чем Савла. И какой бы ни был приговор, Зола все-таки будет испытывать живую радость после суда, старость его будет хорошая старость, и умрет он с покойной или по крайней мере облегченной совестью. У французов наболело, они хватаются за всякое слово утешения и за всякий здоровый упрек, идущие извне, вот почему здесь имело такой успех письмо Бьернстерна и статья нашего Закревского (которую прочли здесь в «Новостях»), и почему противна брань на Зола, т. е. то, что каждый день им подносит их малая пресса, которую они презирают. Как ни нервничает Зола, все-таки он представляет на суде французский здравый смысл, и французы за это любят его и гордятся им, хотя и аплодируют генералам, которые, в простоте души, пугают их то честью армии, то войной.

Видите, какое длинное письмо. У нас весна, такое настроение, как в Малороссии на Пасху: тепло, солнечно, звон, вспоминается прошлое. Приезжайте! Здесь будет играть Дузе — кстати сказать.

Вы пишете, что мои письма не доходят. Что ж? Буду посылать заказные.

Желаю Вам здравия и всего хорошего. Анне Ивановне, Насте и Боре нижайший поклон и привет.

«Le petit Niçois».

Ваш А. Чехов.

Примечания

    2248. А. С. СУВОРИНУ

    6 (18) февраля 1898 г.

    ЦГАЛИ). Впервые опубликовано: Письма, т. V, стр. 156—160.

    «Заговорили о милитаризме, о» — зачеркнуто: «иудеях».

    О содержании письма, на которое отвечает Чехов, можно судить по статьям Суворина, публиковавшимся в эти недели в «Новом времени». Чехов, излагая свои взгляды на дело Дрейфуса — Эстергази — Золя, решительно выступает против этих статей Суворина, как и против позиции «Нового времени» в целом. В основу своего письма Чехов, полностью солидаризируясь с Золя, кладет систему доводов, которые французский писатель выдвигал в своих статьях и брошюрах этих месяцев, дополняя и развивая ее.

    Интересное свидетельство об ответе Суворина на комментируемое письмо находится в воспоминаниях М. М. Ковалевского: «Как горячо относился Чехов ко всякой несправедливости, вызываемой национальными или религиозными счетами, об этом можно судить по его отношению к делу Дрейфуса <...> Серьезно познакомившись с ним, Чехов написал длинное письмо А. С. Суворину, жившему в это время в Париже <неточность: Суворин приехал в Париж позднее>. Письмо это, как можно судить из ответа, им полученного, произвело ожидаемое действие: уверенность Суворина в виновности Дрейфуса была поколеблена; но это обстоятельство нимало не отразилось на отношении „Нового времени“ к знаменитому процессу...» («Об А. П. Чехове» — «Биржевые ведомости», 1915, № 15185, 2 ноября, утренний вып.). О том же говорится в неопубликованных воспоминаниях Ковалевского: «Во время известного дела Дрейфуса он <Чехов> с жаром читал газеты и, убедившись в невинности „оклеветанного еврея“, писал не кому другому, как Суворину, горячие письма о том, что нечестно травить ни в чем неповинного человека. Суворин, как рассказывал мне Чехов, в ответ на одно из таких писем, написал ему: „Вы меня убедили“. „Никогда, однако, — прибавлял Чехов, — „Новое время“ не обрушивалось с большей злобой на несчастного капитана, как в недели и месяцы, следовавшие за этим письмом“. „Чем же объяснить это?“ — спросил я. „Не чем другим, — ответил Чехов, — как крайней бесхарактерностью Суворина. Я не знаю человека более нерешительного и даже в делах, касающихся собственного семейства“» (Летопись, стр. 500).

  1. «Cosmopolis’а»... — В «Новом времени», 1898, № 7877, 31 января, было помещено объявление: «Антона П. Чехова. Новый рассказ „В гостях“ появится в февральской книжке „Cosmopolis“». Имя и фамилия Чехова были набраны крупным шрифтом.

  2. ...Вам досадно на Зола... — Травля Золя на страницах «Нового времени» началась с самых первых выступлений писателя в защиту Дрейфуса и находила выражение в самых различных материалах, в том числе в передовых статьях (3 и 22 января 1898 г.), перепечатках из французских антисемитских газет (24 января, раздел «Внешние известия»), «этюдах» Old Gentleman’а — А. Амфитеатрова (11 января); «маленькой хронике» Петербуржца — В. Лялина (№№ от 1 и 4 февраля) и т. д. Нападкам на Золя посвящено несколько «маленьких писем» Суворина (17 ноября, 19 декабря 1897 г.; 3 и 29 января 1898 г.). При этом в газете Суворина происходило своеобразное распределение обязанностей: сам издатель писал более или менее сдержанно о «заблуждениях» «даровитого романиста», в статьях же Петербуржца «доказывалось», что Золя — «аферист», «душевнобольной» и т. д. См. также письма 2235, 2254 и примечания (1, 2) к ним.

  3. В этом своем процессе... «в оскорблении военного суда» проходил в парижском суде присяжных с 7 по 23 февраля н. ст.

  4. Разжалование Дрейфуса, справедливо оно или нет... — 5 января 1895 г. (н. ст.) Дрейфус был подвергнут публичному разжалованию: с него сорвали погоны и переломили его шпагу. «Толпа, присутствовавшая при этой церемонии, разразилась криками: „Смерть изменнику!“ — „Вы правы, — отвечал им Дрейфус, — на вашем месте я точно так же кричал бы. Но я невиновен. Да здравствует Франция!“ Прошли мимо него корреспонденты парижских газет, он им закричал: „Скажите всей Франции, что я невиновен!..“» («Дела Дрейфуса, Эстергази и Эмиля Золя». Одесса, 1898, стр. 6). О личности Дрейфуса, анализируя его письма, пишет современный биограф Золя: «Сам Альфред Дрейфус был тем, что называется на жаргоне военного училища Сен-Сира „фанамили“ — ревностный служака, „зубрила“, „ученый сверхофицер“, преисполненный собственного превосходства и презрения к шпакам. Этого эльзасского еврея распирали самые ура-патриотические чувства. Дрейфус с Чертова острова отнюдь не походил на байронического героя <...> Он — реваншист <...> „Проработать всю жизнь для единственной цели — отомстить подлому захватчику, отобравшему у нас наш милый Эльзас!“ <...> Чувства его искренни, но выражены слишком мелодраматически. То обстоятельство, что антимилитаристам приходится защищать такого прирожденного противника, а милитаристам — обвинять того, кто (если отбросить национальный признак) является их единомышленником, представляет одну из самых горьких шуток этой истории» (А. Лану. Здравствуйте, Эмиль Золя! М., 1966, стр. 368). Именно стремление к справедливости, а не личные качества невинно осужденного капитана вызвали решительное выступление Чехова, как и Золя, в защиту Дрейфуса.

  5. — Единственным основанием для обвинительного приговора, вынесенного Дрейфусу в 1894 г., было заключение экспертов-графологов о сходстве его почерка с почерком, которым было написано перехваченное шпионское донесение — «бордеро». При этом один из четырех экспертов, Гобер, выразил убеждение в непричастности Дрейфуса к бордеро.

  6. ...автором чудовищно нелепой схемы... — По утверждению эксперта Бертильона, Дрейфус, составляя «бордеро», подражал (чтобы избежать разоблачения) почерку своего брата Матье, почерк которого, в свою очередь, напоминал почерк Эстергази.

  7. ...бюро справок при военном министерстве...

  8. ...Paty de Clam... — Дюпати де Клам, начальник французской контрразведки, военный следователь по делу Дрейфуса в 1894 г., являлся, по словам Золя, «главным виновником страшной судебной ошибки». «Невозможно описать, — говорил Золя о методах следствия Дюпати де Клама в памфлете „Я обвиняю!..“, — все испытания, которым он подверг несчастного Дрейфуса, хитроумные западни, в которые надеялся его завлечь, сумасбродные допросы, чудовищные ухищрения — разнообразнейшие уловки, рожденные горячечным воображением мучителя». Чехов, как и Золя, не знал в то время о роли в этом деле остававшегося за кулисами подполковника Анри, друга Эстергази, первым направившего следствие по ложному пути.

  9. — В ноябре — декабре 1896 г. в Берлине происходил процесс по обвинению в клевете журналистов Леккерта и Лютцова. На процессе выяснилось, что Лютцов был платным агентом тайной полиции, начальник которой фон Тауш использовал его перо для проведения на страницах берлинских газет политических интриг. Сравнивая Дюпати де Клама с Таушем, Чехов характеризует его как карьериста, чьи злоупотребления служебным положением оказывают затем влияние на судьбы государства.

  10. — Об устранении Ж. Пикара с поста руководителя контрразведки после того, как он убедился в невиновности Дрейфуса, см. примечания к письму 2163.

  11. ...в самом деле Дрейфус был осужден на основании секретного документа... — Понимая полную бездоказательность обвинения против Дрейфуса, руководство военного министерства распространило слух, что во время процесса над Дрейфусом в 1894 г. суду были втайне от обвиняемого и защитника предъявлены «секретные документы», оглашение которых, как утверждалось, немедленно привело бы к войне между Германией и Францией. В официозных газетах делались намеки, что один из этих документов — письмо, посланное якобы германским императором Вильгельмом II Дрейфусу. Как выяснилось позже, «документы» эти были сфабрикованы контрразведкой два года спустя после процесса.

  12. Такие глубоко неуважаемые люди, как Дрюмон...

  13. Капитал ~ синдикат... — См. о «синдикате» письмо 2216 и примечания к нему.

  14. «Это француз гадит... — Реплика почтмейстера в ответ на известие о приезде ревизора: «Право, война с турками. Это все француз гадит» (. Ревизор. Д. I, явл. 2).

  15. ...масоны... — В преследование сторонников Дрейфуса включились наиболее правые силы, в том числе монархисты. Так, по сообщениям газет, в эти дни было основано «общество для борьбы с евреями и франк-масонами». Членом тайной масонской организации был объявлен в правой печати Золя. «Это общество называется „французский крестовый поход“ и членами его состоят все представители высшей аристократии, — „потомки жертв 1793 года“, как они себя называют», — сообщали «Новости и Биржевая газета» 12 января 1898 г., со ссылкой на газету «L’Aurore».

  16. Раз французы заговорили о жидах, о синдикате, то это значит ~ что они нуждаются в этих призраках... «...дело идет о серьезной борьбе между христианством и еврейством <...> У народов бывают времена глубокого раздумья, и такое время переживает Франция. Она хочет победы христианства. Инстинкт говорит ей, что это необходимо для поддержания ее славы, как очага цивилизации» («Маленькие письма», письмо CCCXVIII — «Новое время», 1897, № 7836, 19 декабря).

  17. ...этот Эстергази... — О его роли в деле Дрейфуса см. в примечаниях к письму 2163.

  18. ....бреттер в тургеневском вкусе... — Подразумевается герой рассказа Тургенева «Бретер» Лучков.

  19. — После того, как в печати появилось указание на Эстергази как на истинного изменника и автора «бордеро», газета «Le Figaro» опубликовала 28 ноября н. ст. 1897 г. отрывки из его частных писем. В одном из этих писем, проникнутых ненавистью к Франции, Эстергази писал: «Я совершенно убежден, что этот народ не стоит и выстрелов, которыми его убивают <...> если мне сегодня скажут, что я завтра буду убит как капитан уланов, которые посланы рубить французов, то я буду вполне счастлив» («Die Affäre Dreyfus. Dokumente». DTV, München, 1963, S. 147).

  20. — Эстергази, по сообщениям газет, грозил возбудить против брата Дрейфуса Матье, разоблачившего его в печати, обвинение в клевете, а полковника Пикара вызвать на дуэль.

  21. ...суд, совершенно таинственный... «Я обвиняю!..»: Дрейфус «осужден по настоянию высших чинов штаба <...> его оправдание и возвращение из ссылки означает признание вины штабного начальства. Вот почему Военное ведомство пустилось во все тяжкие, поднимая газетную шумиху, печатая ложные сообщения, пользуясь связями и влиянием, чтобы выгородить Эстергази и тем самым вторично погубить Дрейфуса».

  22. Драка в палате... — Драка между депутатами — социалистами и консерваторами — вспыхнула 22 января н. ст. 1898 г. во время антиправительственной речи Ж. Жореса по поводу открытых писем Золя президенту Франции и военному министру.

  23. И письмо Зола, и его процесс... — См. об этом письмо 2216 и примечания к нему.

  24. — О выступлении сенатора О. Шерера-Кестнера с требованием пересмотреть дело Дрейфуса см. комментарии к письму 2163. Э. Золя в своей статье «Господин Шерер-Кестнер» («La Figaro», 25 ноября н. ст. 1897 г.) называл его человеком «кристальной репутации». Суворин дважды нападал на Золя в связи с этой характеристикой; см. «Маленькие письма» (CCCXVII и CCCXVIII) — «Новое время», 1897, №№ 7804 и 7836, 17 ноября и 19 декабря.

  25. Да, Зола не Вольтер... — «Лавры Вольтера не дают спать Эмилю Золя», «Эмилю Золя <...> далеко до всеобъемлющего разума Вольтера», — писал Суворин («Новое время», 1897, № 7836, 19 декабря; 1898, № 7875, 29 января). В 1762 г. французские католические монахи обвинили протестанта Жана Каласа в убийстве сына по религиозным мотивам. Обманутый монахами народ требовал расправы с Каласом, и тот был приговорен к колесованию. Спасшаяся бегством в Швейцарию вдова Каласа обратилась за помощью к Вольтеру. В своей брошюре «Traité sur la tolérance» («Трактат о терпимости») Вольтер доказал, что невиновный Калас пал жертвой религиозного фанатизма. В результате вмешательства Вольтера Калас был посмертно реабилитирован.

  26. ...Короленко, который защищал мултановских язычников...  г. несколько удмуртов из села Старый Мултан Вятской губернии были обвинены в убийстве нищего с целью принесения жертвы языческим богам. Следствие было фальсифицировано, подсудимые и свидетели подвергались пыткам, дважды суды различных инстанций приговаривали обвиняемых к каторге. С 1895 г. активное участие в мултанском деле принял В. Г. Короленко — составил судебный отчет, писал статьи, хлопотал об отмене второго обвинительного приговора, выступил в качестве защитника на третьем разбирательстве дела. В 1896 г. все обвиняемые были оправданы (статьи Короленко по этому вопросу, впоследствии объединенные под общим названием «Мултанское жертвоприношение», публиковались в 1895—1896 гг. в «Русских ведомостях», «Русском богатстве» и «Новом времени»).

  27. Доктор Гааз ~ его чудесная жизнь... — Ф. П. Гааз, главный врач московских тюрем в 1830—1853 годах, приобрел широкую известность в народе, как бескорыстный заступник за «несчастных». Он добился замены тяжелых колодок легкими кандалами, отмены бритья головы ссыльнокаторжным женщинам, освобождения всех дряхлых и увечных арестантов от заковывания и т. д.; открыл на собственные сбережения больницу для арестантов, школу для арестантских детей и проч. Личная филантропическая деятельность Гааза, не затрагивавшая основ тюремных порядков, встречала, однако, безучастное или враждебное отношение администрации (см. А. Ф. . Федор Петрович Гааз. Биографический очерк. СПб., 1897).

  28. — Эти слова Чехова перекликаются со словами Золя в «Письме юным»: «Юность, юность! Будь человечной, будь великодушной. И даже если мы ошибаемся, стань на нашу сторону, когда мы говорим, что невиновного подвергли страшному наказанию и что сердца наши сжимаются от гнева и боли. Одна лишь мысль о том, что, возможно, допущена ошибка, одна мысль о непомерно тяжкой каре теснит грудь и исторгает из глаз слезы <...> Отчего, когда прослышишь ты о мученике, изнемогающем под бременем ненависти, не овладеет тобой рыцарский помысел защитить его и вернуть его свободу? <...> И не постыдно ли, что вдохновенный порыв владеет твоими старшими товарищами, старыми бойцами, что ныне их сердца, а не сердца юных, горят огнем прекрасного безумия?»

  29. — По евангельской легенде, Савл вначале преследовал Христа и его учеников, но, услышав «голос с неба», сам стал одним из апостолов Христа под именем Павла (Деяния апостолов, 7—9 и 26).

  30. ...письмо Бьернстерна... «Все народы Европы с ужасом и огорчением смотрят теперь на Францию <...> Правительство, отказывающееся назначить пересмотр процесса, идет наперекор принципам, которыми должно руководствоваться каждое правительство. Таково мнение Европы. И поэтому будьте уверены, что Европа восхищается тем, что вы сделали, даже если и не всем нравится ваш поступок...» («Новости и Биржевая газета», 1898, № 12, 12 января).

    «Золя получил уже целый ряд выражений сочувствия со стороны иностранцев, которым, казалось бы, вовсе не пристало пробовать влиять на французское общественное мнение в деле, их вовсе не касающемся» (передовая «Нового времени», 1898, № 7868, 22 января).

  31. ...статья нашего Закревского... — Имеется в виду статья «Золя» («Новости и Биржевая газета», 1898, № 27, 27 января, подпись Срг. Печорин). В статье, написанной русским юристом, сенатором И. Закревским в день начала суда над Золя, говорилось: «Золя бросился в самый разгар борьбы, бросился с беззаветным мужеством великого ума и сердца — и одержал победу! Да, он одержал ее, каков бы ни был приговор присяжных, но лучшие, благороднейшие, талантливейшие люди со всех концов мира шлют восторженные приветствия знаменитому писателю-борцу».

Разделы сайта: