Чехов — Лаврову В. М., 25 февраля (9 марта) 1898.

— Лавров сообщал: «Вчера, когда мои именины совпали со днем двадцатилетия моей издательской деятельности, мне поднесли золотой жетон, на котором среди дорогих моему сердцу имен находится и твое милое имя. С чувством теплой признательности я принял этот знак отличия и шлю тебе великую благодарность за него. Зима проходит, весна почти на носу, а вместе с весною и надежда увидать тебя. <...> Писем твоих, конечно, я и во сне не вижу. С какой точки зрения ни посмотришь на это, все выходит неодобрительно...»

Повесть я не пришлю, а привезу. — По возвращении из-за границы Чехов передал в «Русскую мысль» рассказ «Человек в футляре» (опубликован в 7-м номере журнала за 1898 год).

...профессор византийской литературы Безобразов.  В. Безобразов позднее в своих воспоминаниях описал встречи с Чеховым в Ницце: «Чехов <...> чувствовал себя отвратительно за границей. Ему нужны были русские люди и русская обстановка. Он плохо говорил по-французски, и это очень стесняло его. Он жаловался мне, что не может писать, что вдали от русской натуры беллетрист не находит вдохновения. Уехав из отечества, Антон Павлович старался все-таки создать вокруг себя Россию. В Ницце он поселился в русском пансионе, который содержала русская дама. Там жили исключительно наши соотечественники и за табльдотом раздавалась только русская речь.

При этом с Антоном Павловичем произошел следующий курьез. Хоть он познакомился со всеми обитателями русской гостиницы и все знали, что он г-н Чехов, фамилия беллетриста Чехова была нашим туристам мало знакома, и им в голову не приходило, что они ежедневно беседуют с известным писателем. Секрет этот раскрыл им только И. Н. Потапенко, приехавший на Ривьеру гораздо позже Чехова и поселившийся в том же месте, как и он. Правда, что Антон Павлович не находился еще на апогее своей славы. Это было раньше открытия Московского художественного театра.

Вынужденной бездеятельностью Чехова объясняются и некоторые подробности его времяпрепровождения в Ницце. Однажды захожу к нему и застаю его погруженным вместе с Потапенкой в какие-то сложные вычисления. Оказалось, что они подсчитывают, как бы выиграть в рулетку. Обложили себя бюллетенями с вышедшими нумерами, которые ежедневно любезно выпускает игорный дом, и изобретают систему, по которой можно было бы безошибочно нажить состояние <...> Увлечение рулеткой у Чехова прошло очень быстро и он стал опять способен к обыкновенным разговорам. А то он так был поглощен своими вычислениями, что все остальное казалось ему не интересным» (П. Безобразов. Из моих воспоминаний. — «Приднепровский край», 1914, № 5177, 2 июля).

 И. Сумбатов (Южин): «В Ницце какой-то русский принес Антону Павловичу огромную 5-актную историческую драму в стихах. Чехов вообще был очень кроткий, мягкий человек, боялся обидеть и нежно-нежно относился к чужой душе.

И поэтому я был страшно удивлен, когда утром, перед завтраком, войдя к нему, услышал, как он, не стесняясь моим присутствием, прямо на все корки разносил и автора, и пьесу.

Пьеса была из византийской жизни и написана была знатоком и, кажется, даже специалистом по византийской истории.

Когда автор ушел, я обратился к нему и сказал:

— Зачем ты его так сильно пришиб?

— Ведь этот господин для этой пьесы из своей души ничего не вынул... А все из книг и из летописей. Попробуй-ка ты или я написать историческую пьесу — он подчеркнет тебе каждый промах, каждую неверную дату, и благодаря тому, что он авторитет, пьеса провалится... Как же мне его щадить?..» (А. И. Южин. О Чехове. — ЦГАЛИ«Русское слово», 1910, № 13, 17 января).