Чехов — Горбунову-Посадову И. И., 27 января 1899.

...около недели назад я послал Вам в Москву важное в коммерческом отношении письмо — и теперь вижу, что Вы не получили его. — Письмо 2583 было получено Горбуновым-Посадовым с некоторой задержкой, так как пересылалось ему из Москвы. Горбунов-Посадов ответил на это письмо лишь 27 января, а 24 января писал Чехову, еще не зная содержания его письма от 20 января (см. примечания к письму 2583).

...Ваше намерение ~ ныне неосуществимо. «Посреднике» рассказы «По делам службы», «Душечка» и «Случай из практики».

Договора я еще не читал, но Сергеенко уже телеграфировал, что в договоре дальнейшее печатание оговорено крупной неустойкой. — Чехов получил от Сергеенко телеграмму от 26 января 1899 г.: «Договор нотариально подписан деньги после включения пункта неустойки которой не уполномочен доверенностью телеграфируй немедленно Суворину к другим издателям остановить дальнейшее печатание твоих произведений в виду неустойки копии договора высылаю никаких отчетов от „Нового времени“ не мог добиться Сергеенко» (ЦГАЛИ; «Красный архив», 1929, № 6 (37), стр. 204).

Я буду ожидать Вас к себе и в Мелихове и в Крыму... «Простите за всё беспокойство и, ради бога, не думайте, что на что-либо претендую и пр. и пр. Я видел Сергеенко в Москве, и он обещал похлопотать у Маркса насчет Ваших книжечек, да ничего потом не писал, — вероятно, не удалось. Что делать! Грустно только, что книги Пушкиных и таких распространенных, ультра распространенных, в народе Чеховых должны на 100 лет исчезать из народного рынка (50 лет Вашей жизни, надеюсь, да 50 лет издательских прав)».

Так называемых авторских экземпляров не присылайте мне. — Ответ на слова Горбунова-Посадова в письме от 24 января: «Я виноват, до сих пор не выслал Вам новых экземпляров „Жены“, „Именин“, „Палаты“. Пишу, чтобы Вам их выслали, и кстати повинюсь Вам в большом грехе типографии — получив корректуру „Именин“, с очень маленькими буквенными поправками — они решились в такую минуту, когда им, как они говорили, „до зарезу“ нужен был шрифт, спустить „Жену“, не дождавшись Вашей корректуры (лишь с корректурой нашей корректорши). Меня не было в Москве. Я бы ни за что не допустил. И вот — я приехал и узнал и увидел разные существенные Ваши поправки. Пришел в негодование, но было поздно. Вы — усталый — тщательно так смотрели, поправляли и вот... Хоть я ни при чем, однако ж всё ж прошу у Вас прощения. Корректуру я тщательно сохранил и если, бог даст, будем делать еще издание, то наберем по ней и потом пришлем Вам („Палата“ и „Именины“ по Вашей корректуре)». Однако «Посредник» уже не имел возможности еще раз напечатать «Жену»; чеховская корректура неизвестна.

Когда писал «Душечку», то никак не думал, что ее будет читать Лев Николаевич. «...в Москве Лев Н<иколаевич> прочел мне (и еще собравшимся людям), чудесно, с увлеченьем прочел, два Ваши новые „По делам службы“ и „Душечка“. Оба очень хороши, особенно даже „Душечка“. Это гоголевская совершенно вещь. „Душечка“ останется так же в нашей литературе, как гоголевские типы, ставшие нарицательными. Лев Н<иколаевич> в восторге от нее. Он всё говорит, что это перл, что Чехов — это большой-большой писатель. Он читал ее уже чуть ли не 4 раза вслух и каждый раз с новым увлеченьем. Ах, как он чудно читает и как мне хотелось, чтобы Вы были в эту минуту тут и видели его веселое милое лицо и слышали, с какой любовью он читает! Какая-то дама сказала, что „Душечка“ написана очень мило, но что это насмешка обидная над женщиной. Она совсем не поняла рассказа. По-моему, отношение автора к „Душечке“ никак не насмешка, это милый, тонкий юмор, сквозь который слышится грусть даже над «Душечкою» <...> В „По делам службы“ Лев Н<иколаевич> чудесно читал „цоцкого“. Как живой был перед нами этот милейший старичина...» (В письме Горбунова-Посадова рассказ ошибочно называется «Душенькой»). См. также примечания к письмам 2605 и 2607.