Чехов — Пешкову А. М. (Горькому М.), 25 ноября 1899.

...большущее Вам спасибо за книгу. «Очерки и рассказы», т. III, изд. С. Дороватовского и А. Чарушникова, СПб., 1899. В нее входили: «Варенька Олесова», «Каин и Артем», «Дружки», «Однажды осенью», «Кирилка», «О чёрте», «Еще о чёрте», «Мой спутник», «Проходимец», «Читатель». Она была послана Чехову с надписью: «Дорогому Антону Павловичу от автора. М. Горький» (Чехов и его среда, стр. 230).

«Фома Гордеев»? Я читал его только урывками... «Фома Гордеев» печатался с февраля по сентябрь 1899 г. в журнале «Жизнь», где, по-видимому, его и читал Чехов. Отдельным изданием повесть вышла в 1900 г. с посвящением А. П. Чехову в издании «Библиотека „Жизни“», № 3.

Ну-с, пишу для «Жизни» повесть... — «В овраге». Горький писал: «Дорогой Антон Павлович! Дайте „Жизни“ рассказ! Очень прошу Вас об этом. Дайте, коли будет, поддержите этот, право, недурной журнал. Он более других нуждается в Вашем сотрудничестве». Горький обратился к Чехову по просьбе редакции «Жизни» — об этом он писал Л. В. Средину 15 ноября (Горький 28, стр. 99). В ответном письме Горький благодарил Чехова: «Сердечное Вам спасибо, за то, что поддержали „Жизнь“. Это так хорошо! Думаю я, что журнал сей выправится и будет славным. Поссе — это парень, которого можно очень любить».

Получил письмо от Дороватовского... — См. письмо 2941 и примечания к нему.

...я сочинил воззвание...  Я. Бесчинский вспоминал: «На второй год пребывания в Ялте Чехову уже стало приходиться круто от множества лиц, обращавшихся к нему по почте и лично с просьбой помочь им устроиться в Ялте для лечения и за малые деньги <...> К счастью, у А. П. Чехова нашлась одна преданная душа, г-жа Б<онье>, из серии поклонниц Антона Павловича, за что их называли в Ялте „антоновками“, которая приняла на себя рассмотрение получаемых им писем, ответы на них и исполнение обращаемых к Чехову справочных поручений, и она исполняла эти обязанности усердно и добросовестно несколько лет. <...> Мне лично точно известно, каким путем Чехов подчас помогал больным „дешево устроиться“. Он через меня оплачивал их квартиру или целиком вносил за них плату в приют хроников благотворительного общества, куда мне, по его поручению, случалось помещать больных <...> Присмотревшись к Ялте и к печальному положению недостаточных туберкулезных больных, приезжающих в Ялту для лечения, Антон Павлович примкнул к деятельности ялтинского попечительства о нуждающихся приезжих больных, в котором и я принимал деятельное участие. Мы избрали А. П. уполномоченным по собиранию средств, отпечатали воззвание за его подписью, которое он четыре раза переделывал в наборе, и он взялся рассылать его самолично. Я стал ежедневно посылать А. П. вчерашние вороха газет, получаемых в редакции; он рылся в них, выискивал подходящие имена и адреса и рассылал ежедневно но нескольку десятков воззваний. Эта рассылка продолжалась года два, и таким путем А. П. Чехов привлек в кассу попечительства мелкими пожертвованиями тысяч десять» (А. Я. . Воспоминания об А. П. Чехове. — «Приазовская речь», 1910, № 45, 20 января).

...пропагандируйте сие воззвание через нижегородские и самарские газеты... «Славное дело затеяли Вы! Наверное мне удастся немножко помочь Вам». Действительно, Горькому удалось напечатать «воззвание» в «Нижегородском листке», 1899, № 330, 1 января (см. т. 16 Сочинений). Горький привел отрывок из письма Чехова, касающийся Епифанова, и добавил: «Так „в одиночестве, в забросе“ умирают люди, развлекавшие и развлекающие нас, читатели, умирают, не имея своего двугривенного на „пастилу“ — на последнее свое желание в жизни, предсмертный каприз. Так же, полуголодные и одинокие, умирают и столь ценные слуги общества, как учителя, учительницы, и молодежь, студенты, „надежда России“. Мы не умеем помочь жить всем этим славным людям и нужным, стойким работникам, создающим родине нашей новых людей, мы не ценим их заслуг при жизни, поможем же им, замученным работой, одиноко и безмолвно, без жалоб умирающим, — хоть умереть спокойно. Вы, читатели, есть некая бездонная пропасть, равнодушно и без отклика поглощающая и всякий печатный хлам, вроде рассказов Гейнца, и вкусные питательные яства, изготовляемые для Вас Толстыми и Тургеневыми, — вы, читатели, должны дать на „пастилу“ человеку, до смерти заработавшемуся для Вашего развлечения. Вы должны облегчить последние минуты жизни учителям наших детей и всем другим ценным людям, уезжающим умирать далеко от вас, в край, где солнце, море и все краски ласковой нежной природы разжигают у человека страстное желание жить, — туда, где люди относятся к больным, как к средству наживы, где всё дорого, все сухи и черствы и где больной человек найдет удобства лишь тогда, когда он богат. Нижний, по справедливости, славится своей отзывчивостью на крик нужды и горя, наш город насчитывает десятки крупных благотворителей, и мы надеемся, что воззвание ялтинских людей, зовущих на помощь к больным, — не прозвучит в Нижнем Новгороде „гласом вопиющего в пустыне“. М. Горький».

 г. Горький писал: «Присланную Вами бумажку я напечатал в „Листке“ и затем разослал оный по знакомым в Питер, Москву, Самару, Смоленск. Здесь в „Листок“ плохо дают, до сей поры дали только 35 р. Но я сам пойду по некоторым из местных богачей и немножко сорву с них. Боюсь, что поступил неловко, напечатав в местной газете выдержку из Вашего письма о смерти Епифанова. Простите, коли так. Я рассчитывал, что этот звук щипнет людей за сердце, но, кажется, ошибся».

...здесь в приюте для хроников ~ умер поэт «Развлечения» Епифанов...  г. (ГБЛ), в котором содержится подробное описание беспорядков в этом приюте. Еще один отклик Чехов получил из г. Яренска Вологодской губернии — от ссыльного Н. А. Чудова. Прочитав публикацию письма Чехова к Горькому в «Нижегородском листке», Чудов писал 21 декабря 1899 г.: «Это письмо не есть просьба о помощи... Недавно Вы писали о смерти в Ялте Епифанова, «поэта „Развлечения“», и бросили укор известной части общества за ее бессердечие. Пример — далеко не единственный. В Яренске умирает с голода один из участников „Сборника памяти Белинского“ — Н. А. Чудов. После тюрьмы (за стихотворение „Николаю II-му, на память о коронации“) он отбыл два года надзора в Орле и в Херсоне, откуда, за публ<ичную> благ<одарственную> речь Лесевичу после его лекций, был выслан в Тирасполь, и затем на север, с прибавкой срока... В Яренске — 900 жителей-зырян, работы нет даже поденной, пособие в 6 р. дается — после ряда „представлений“ — через три-четыре месяца („при дурном поведении“ не дается совсем)... Об „обществе“ и говорить, понятно, нечего. „Газеты“, потеряв с одним сотрудником лишь надобность платить — когда есть ножницы и клей, тоже не станут горевать особенно. Литературный фонд, куда обратились месяц назад — чрез г. Лесевича, также пришлет печатный бланок с отказом (как было ранее). Там жертвует по тысяче в год государь, а тут бог знает какой-то субъект... Не сравнивая прилагаемые миниатюры со стихами бедняка Епифанова, не любопытствуя по сборнику — где и „Учительницы“ Чудова, и „Жвирблиса“ коснулась та же добрая рука, какая искажала в свое время, вероятно, и Ваши первые опыты, — нельзя же отрицать, что „нет бога, кроме прямого бога“, что и Белинский, и идея ссылки — в непосредственной связи, что терпишь — за других: да и не терпишь даже (это не беда), а вот как мне пришлось недавно в отчаянии сбросить полушубок на морозе пред окнами исправника, ибо замерзнуть можно поскорее все-таки, чем умирать в тюрьме — так это стыдно бы и обществу, и газетам, и всем дающим нам высокие уроки — и печатающим, вместе со статьями за гуманность, вежливые отказы в помощи... Действуя volens-nolens в одиночку, не принадлежа ни к одной правильной организации (если они имеются), я не могу рассчитывать ни на кого, нигде. До ж. д. (Вологда) отсюда 700 верст, почта идет — смотрите сами сколько, денег у меня больше нет, и еще хуже этого — мое горькое чувство... Н. Ч.» К письму приложен «рождественский рассказ» «На постоялом», с посвящением: «Антону Павловичу Чехову от автора» (ГБЛ). О впечатлении, которое произвела на Чехова смерть Епифанова, вспоминает С. П. Бонье: «Чувствуя себя дурно, А. П. однажды зимой поручил мне навестить этого больного в приюте хронических больных Благотворительного общества. В крайне плохом состоянии нашла я больного. В мрачной, казарменной палате, на соломенном тонком тюфяке, лежал невообразимо худой, в грязной фуфайке, человек без голоса, почти умирающий... <...> Придя к А. П. я всё рассказала. Он был сильно взволнован. „Здесь часто так умирают одинокие приезжие больные“. Чехов быстро ходил по кабинету, сильно сжимая свои руки. „Ах! Как здесь необходима санатория! Надо вырвать этих несчастных из рук этих людей, которые думают только о своих собственных дачах... Положение больных ужасно... Надо создать что-нибудь такое, что перед смертью радовало бы. Что-нибудь очень хорошее... Светлое, веселое. Чтобы был ласковый, добрый уход, не профессиональный... Плакать не надо, надо привыкать. Нужны силы. Много сил, — обратился ко мне А. П. — Ужасная участь этих больных здесь, весьма часто заброшенных и одиноких... Давайте что-нибудь устроим. Только надо делать всё самим. Деньги дадут. Но надо вырвать больных из рук этих людей... Надо всё взять в свои руки...“ <...> Участь больных болезненно трогала сердце Антона Павловича. Его всегдашней мечтой было создать для них санаторию, которая отвечала бы всем требованиям современной науки, ее „последнего слова“. Ему хотелось устроить санаторию по образцам заграничных, дать больным идеальный уход и к нему бодрящее слово, теплое, ласковое, сердечное отношение, что хотя отчасти скрашивало бы их одиночество. К прискорбию, этого Антону Павловичу осуществить не было суждено» (С.  П. Чехове, — «Ежемесячный журнал литературы, науки и общественной жизни», 1914, № 7, стр. 69).

...Вы долго жили в Петербурге...