Чехов — Пешкову А. М. (М. Горькому), 15 февраля 1900.

... Ваш фельетон в «Нижегор<одском> листке»... — В «Нижегородском листке» напечатана статья Горького «По поводу нового рассказа А. П. Чехова „В овраге“». Вырезку из газеты с этой статьей Горький прислал Чехову в письме: «Согрешил и я заметкой по поводу „Оврага“, но ее у меня испортил сначала редактор, а потом цензор. Знаете — „В овраге“ — удивительно хорошо вышло. Это будет одна из лучших Ваших вещей. И Вы все лучше пишете, все сильнее, все красивее. Уж как хотите, — не сказать Вам этого — не могу».

Что же мне не шлют «Фомы Гордеева»? — См. письмо 3047 и примечания к нему.

«Двадцать шесть и одна» — хороший рассказ, лучшее из того, что вообще печатается в «Жизни»... — Рассказ Горького «Двадцать шесть и одна» напечатан в декабрьской книжке журнала «Жизнь» за 1899 г.

«Жизнь» напечатала мой рассказ с грубыми опечатками... — «В овраге» (см. письмо 3034 и примечания к нему).

Раздражает меня в «Жизни» и провинц<иальные> картинки Чирикова, и картина «С Новым годом!», и рассказ Гуревич. «Жизнь» за 1900 г. были напечатаны «Провинциальные картинки» Е. Н. Чирикова, картина, изображающая босяка, с подписью «С Новым годом!» и рассказ Л. Я. Гуревич «Седок».

Так не хотите в Индию? — Горький писал: «В Индию я не поеду, хотя очень бы это хорошо. И за границу не поеду. А вот пешочком по России собираюсь с одним приятелем. С конца апреля думаем двинуть себя в южные страны, на Дунай пойдем, к Черному морю и т. д. В Нижнем меня ничто не держит, я одинаково нелепо везде могу устроиться. Поэтому и живу в Нижнем. Впрочем, недавно чуть-чуть не переехал на жительство в Чернигов. Почему? Знакомых там нет ни души».

Мне скучно не в смысле Weltschmerz, не в смысле тоски существования, а просто скучно без людей, без музыки... — Горький писал: «Знаете — ужасно неприятно читать в Ваших письмах, что Вы скучаете. Вам это, видите ли, совершенно не подобает и решительно не нужно. Вы пишете „мне уже 40 лет“. Вам только еще 40 лет! А между тем, какую уйму Вы написали и как написали. Вот оно что! Это ужасно трагично, что все русские люди ценят себя ниже действительной стоимости. Вы тоже, кажется, очень повинны в этом».

— Горький все же приехал в Ялту в марте 1900 г.

— Горький послал вырезку из газеты «Петербургские ведомости» (1900, № 34, 4 февраля) со статьей Д. Н. Жуковского (подпись: Декадент) о Чехове под названием «Певец декаданса». Горький писал Чехову: «Мне нравится эта статья, я давно ее знаю и безусловно согласен с тем, что „самосознание — паразит чувства“». Вырезка с этой статьей находится в Ялтинском Доме-музее Чехова (см. Чехов и его среда 342).

начавшееся движение общественного сознания — потребность в позитивных ответах на «вопросы века»: «Если мы возьмем <...> „Черного монаха“, Иванова, героя „Моей жизни“, героев „Чайки“, „Соседей“, „Учителя словесности“ и многих других, то от всех них, как вообще от всех рассказов Чехова, веет скукой и тоской... Нам хочется плакать, читая эти произведения. Хочется воскликнуть: красота, где ты? Неужели действительно жизнь так некрасива, пошла, скучна — так мертвенно бледна, так скудна, отдает таким дыханием смерти? Это ли не декаданс? Причина этого отсутствия красоты в жизни, этого глубокого пессимизма есть оскудение инстинкта, потеря чувства. Когда лозунгом была интеллигентность, знание, наука, то забывали самое святое, забывали основу жизни, забывали чувство вообще, забывали чувство красоты, которое одно только способно дать жизни содержание и направление (конечно, только тогда, когда потребность в этом существует). Чехов как представитель интеллигенции гениально отметил в ней своим творчеством это оскудение, эту обесцвеченность, этот декаданс. Тем же взором интеллигента-пессимиста заглянул Чехов в крестьянскую избу, в деревню и там увидел то же отсутствие красоты и медленное прозябание жизни. Как будто какой-то туман сгустился над всем, и в этом тумане, как тени, слоняются безжизненные манекены. Только мгновениями сквозь этот туман пробегают лучи света, на минуту освещая порыв сильного, живого чувства, чтобы затем снова уступить место мгле <...>

Чехов плачет об отсутствии красоты, отсутствии интереса к жизни, о пошлости ее — может быть, тем самым об ее бесцельности. Последнее самое ужасное. Но этим самым он расчищает почву для созидания... Мы знаем теперь, что красоту, что радость жизни надо искать не там, куда ведет нас Чехов, а надо искать в другом месте. Как будто вслед за Чеховым его позитивом является новый писатель М. Горький, который находит эту красоту. Куда ни заглянет Чехов своим созерцательным взглядом интеллигента, все, как по волшебному мановению, обесцвечивается, бледнеет, умирает. Чего ни коснется Горький, все начинает играть яркими цветами радуги. Не странно ли, что первый — представитель интеллигенции, в лучшем смысле этого слова; второй — представитель босяков, народа, того самого, на который мы когда-то хотели смотреть как на меньшого брата, заслуживающего только сострадания, помощи, руководительства».