Чехов — Карпову Е. П., 20 апреля 1900.

...я долго не отвечал на Ваше письмо. «Приехал вчера в Петербург и был повергнут князем в величайшее огорчение. Он сказал мне, что получил письмо от Вл. И. Немировича-Данченко, в котором тот пишет, что Вы передали ему права на постановку пьесы в Петербурге и в Москве и что поэтому пьеса „Дядя Ваня“ не может быть поставлена на императорской сцене в Петербурге. Ради бога, дорогой Антон Павлович, объясните, что сей сон значит? Ведь у меня есть Ваше письмо с согласием на постановку пьесы „Ваня“ на Александринской сцене и даже Ваше распределение ролей. Я так мечтал поставить эту пьесу, у нас в труппе есть такие чудные исполнители, как Комиссаржевская, Давыдов, Варламов, Самойлов, Горев и др. Ведь такой Сони, как Вера Федоровна, Вы никогда не увидите! Ради господа, прошу Вас, не изменяйте своего решения отдать пьесу „Дядя Ваня“ нам и поскорей сообщите мне, когда Вы хотите видеть ее на Александринской сцене. Я предлагаю поставить „Дядю Ваню“ в конце ноября».

...поездка моя в Севастополь... «Дядю Ваню», «Одиноких» Г. Гауптмана и «Эдду Габлер» Г. Ибсена. Рассказывая об этих днях жизни Чехова, М. Энгель вспоминал: «Объявили четыре пьесы, а в том числе — „Дядю Ваню“ и „Чайку“. Нигде в анонсах не упоминалось: „в присутствии автора“, — но все и так уже знали: Чехов будет.

Нечего и говорить о том, что билеты на все четыре спектакля расхватали мигом.

Спектакли начались. Антон Павлович прибыл на пароходе из Ялты в день первого спектакля, утром. Его встретили на пристани артисты труппы. Публика, стоявшая тут же, не могла не видеть, как тепло и сердечно встретился Антон Павлович с артистами московского театра. Безграничной лаской веяло от всей его фигуры — со стороны казалось, что группа стоявших на пристани встретила родного, горячо любимого и любящего брата.

Антон Павлович поселился в гостинице на берегу моря. Разумеется, пребывание Антона Павловича в Севастополе не обошлось без „просителей“. Заходили странствующие антрепренеры потолковать о том о сем; юные литературные дарования являлись за советом и оценкой своих талантов. Одно из таких дарований обратило на себя внимание Антона Павловича, и произведение начинающего писателя появилось потом в одном из толстых журналов. Все посещавшие Антона Павловича были очарованы его вниманием и сердечностью. Было уже поставлено два спектакля, дошло дело до чеховских пьес.

— Вы будете сегодня в театре, Антон Павлович? — спросил я, имея умысел узнать, как настроен писатель в предвидении неизбежного „триумфа“, который ждет его в этот вечер. Обычная печальная улыбка появилась у него на лице:

„автора“. Выходить и расшаркиваться скучно, а не выйти — грешно обижать публику. — Однако, вечером Антон Павлович был в театре. Уселся в ложе за драпировкой в полной уверенности, что его никто не видит. Но у публики глаза зоркие... Она выследила писателя, — и все глаза повернулись к ложе. Тогда Антон Павлович поднялся и вышел. Я видел потом, как он пробрался в партер и скромно уселся в отдаленном ряду. Здесь он был в безопасности. Зрители, усаживаясь, толкали его, даже не извинялись и отнюдь не подозревали, что так близко возле них сидит Чехов! Однако Чехова в театре не утаишь. Кончился первый акт „Дяди Вани“, и едва опустился занавес, как в театре загремело:

— Автора!

К Чехову прибежал сперва один артист, потом другой:

— Антон Павлович, невозможно! Надо, голубчик.

И Антон Павлович уныло поплелся. Взвился занавес, и публика узрела на сцене Чехова. Он стоял, не приближаясь к рампе, смотрел на публику близорукими добрыми глазами и время от времени кланялся. Занавес опустили, но публика не унималась:

Опять подняли занавес. Антон Павлович вышел и ласково кланялся.

— Чехов нам кланялся! — с гордостью говорили потом в публике» (М. Энгель. Чехов в Севастополе. — «Русское слово», 1904, № 195, 15 (28) июля).

— См. примечания к письмам 3089, 3090.

Я говорил с В. И. Немировичем-Данченко о «Дяде Ване»... — См. примечания к письму 3070. В ответном письме Карпов так откликнулся на это сообщение Чехова: «Очень огорчился неожиданным оборотом дела с пьесой „Дядя Ваня“. Я удивляюсь В. И. Немировичу-Данченко! Что это за странная точка зрения собаки, лежащей на сене, которая сама не ест и другим не дает. „Может, мол, я еще и съем“. „Дядя Ваня“ у нас, конечно, мог пройти не менее двадцати раз, если не больше, и только потому, что Данченко хочется показать, как они по мосту ездят вокруг и около „Дяди Вани“, он игнорирует Ваши интересы, и художественные и материальные. Что за безобразие! Зол я на него и на его великолепные бакенбарды несказанно!.. Погоди, попадется он мне!

Надеюсь, что Вы больше не попадетесь на его сладкогласие и следующую пьесу дадите возможность поставить и нам. Неужели только и свету, что в окне! Страшно мне досадно за то, что все это так случилось».

 г. Гастроли начались 19 февраля спектаклем «Дядя Ваня».