Чехов — Иорданову П. Ф., 27 апреля 1900.

Посылаю Вам немного книг ~ уже в Таганроге. — См. примечания к письму 3107.

— Это случилось 8 апреля.

На Святой неделе в Ялте был Художественный театр ~ этак больше двух недель. — Об этих днях жизни Чехова К. С. Станиславский вспоминал: «Ежедневно, в известный час, все актеры и писатели сходились на даче Чехова, который угощал гостей завтраком.

У Антона Павловича был вечно накрытый стол либо для завтрака, либо для чая. Дом был еще не совсем достроен, а вокруг дома был жиденький садик, который он еще только что рассаживал.

<...> Он все время двигался с места на место, держа руки назади, поправляя ежеминутно пенсне. То он на террасе, заполненной новыми книгами и журналами, то с несползающей с лица улыбкой покажется в саду, то во дворе. Изредка он скрывался у себя в кабинете и, очевидно, там отдыхал.

Приезжали, уезжали. Кончался один завтрак, подавали другой. Мария Павловна разрывалась на части, а Ольга Леонардовна, как верная подруга или как будущая хозяйка дома, с засученными рукавами деятельно помогала по хозяйству.

В одном углу литературный спор, в саду, как школьники, занимались тем, кто дальше бросит камень, в третьей кучке И. А. Бунин с необыкновенным талантом представляет что-то, а там, где Бунин, непременно стоит Антон Павлович и хохочет, помирает от смеха. Никто так не умел смешить Антона Павловича, как И. А. Бунин, когда он был в хорошем настроении <...>

Антон Павлович, всегда любивший говорить о том, что его увлекало в данную минуту, с наивностью ребенка подходил от одного к другому, повторяя все одну и ту же фразу: видел ли тот или другой из его гостей наш театр.

— Это же чудесное же дело! Вы непременно должны написать пьесу для этого театра.

„Одинокие“.

Горький со своими рассказами об его скитальческой жизни, Мамин-Сибиряк с необыкновенно смелым юмором, доходящим временами до буффонады. Бунин с изящной шуткой, Антон Павлович со своими неожиданными репликами, Москвин с меткими остротами — все это делало одну атмосферу, соединяло всех в одну семью художников. У всех рождалась мысль, что все должны собираться в Ялте, говорили даже об устройстве квартир для этого. Словом — весна, море, веселье, молодость, поэзия, искусство — вот атмосфера, в которой мы в то время находились.

Такие дни и вечера повторялись чуть не ежедневно в доме Антона Павловича» («А. П. Чехов в Московском Художественном театре» — Станиславский, т. 5, стр. 344, 345).

 П. Чехова также вспоминала о пребывании Художественного театра в Ялте: «Трудно рассказать о радости тех прекрасных весенних дней 1900 года. У Антона Павловича подъем был необычайный. Он был веселым, довольным, остроумным. Почти все артисты театра с утра до вечера находились на нашей даче. В это же время в Ялту приехала целая группа известных писателей, среди них А. М. Горький, А. И. Куприн, Д. Н. Мамин-Сибиряк, И. А. Бунин и др. Они тоже целые дни проводили в нашем доме. Ольге Леонардовне пришлось много потрудиться, помогая мне в хлопотах по приему гостей; завтраки, обеды, чаи чередовались друг за другом. Сколько веселья, смеха было во всех уголках дома и в нашем молодом садике. А сколько интересных, серьезных разговоров о литературе, искусстве, театре наслушалась я в те дни. Примостившись в уголке дивана, я с удивлением слушала увлекательные, красочные, порой грубоватые, рассказы Горького о своей жизни, о скитаниях по России. Тогда, в эти дни Алексей Максимович впервые познакомился с Немировичем-Данченко, Станиславским и всеми артистами Художественного театра. Антон Павлович достиг своей цели, усиленно приглашая Горького приехать в Ялту ко времени гастролей там Художественного театра. Горький увлекся театром и дал обещание написать свою первую пьесу.

С какой гордостью я повесила потом на стене в столовой, несмотря на протесты брата, поднесенные ему в ялтинском театре во время „Чайки“ три пальмовые ветви, перевязанные красной муаровой лентой с надписью: „Антону Павловичу Чехову, глубокому истолкователю русской действительности. 23 апреля 1900 г.“ В этот день в Ялте шел последний спектакль Художественного театра. На другой день вся труппа, простившись с Антоном Павловичем, уехала домой. В саду нашей дачи остались качели и скамейка из декораций „Дяди Вани“, напоминая о чудесных самых жизнерадостных днях из всей ялтинской жизни брата» (Письма М. Чеховой, стр. 155—156).

Что нового в Таганроге? Разрешен «Гелиос»? «Гелиосе» Чехову сообщил А. Б. Тараховский в письме от 22 марта 1899 г.: «У нас на днях сдана концессия обществу „Гелиос“ на сооружение здесь <в Таганроге> водопровода, канализации, трамвая и электрического освещения» (ГБЛ). На поставленные Чеховым вопросы Иорданов ответил в письме от 25 мая: «Городские дела идут возмутительно, мы все еще сидим в проектах и не двигаемся вперед: „Гелиос“ — это кельнское солнце (продукт, вроде поприщинской гамбургской луны) — до сих пор только врет и ничего не делает.

<...>

Наша общественная жизнь Вам известна: все та же мертвечина. Единственное утешение — библиотека, хотя она также мало пользуется вниманием публики, тем не менее, приятно чувствовать, что она превращается в нечто очень приличное».