Чехов А. П. Письмо Книппер О. Л., 26 декабря 1900 г. (8 января 1901 г.) Ницца («Актриска, что ты беспокоишься?..») // А. П. Чехов. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. / АН СССР. Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Наука.
Т. 9. Письма, 1900 — март 1901. — М.: Наука, 1980. — С. 164—165.
3232. О. Л. КНИППЕР
26 декабря 1900 г. (8 января 1901 г.) Ницца.
26 дек. 1900, вечер.
Актриска, что ты беспокоишься? Я получил сегодня твою телеграмму и долго не знал, что тебе ответить. Здоров, как бык, — ответить так? Но это совестно. А вот как твое здоровье? Все еще сидишь дома или уже бываешь и в театре? Дуся моя хорошая, не болеть, конечно, нельзя, но лучше не болеть. Когда ты далеко от меня, то чёрт знает какие мысли приходят в голову, и становится даже страшно. Не хворай, милая, без меня, будь умницей.
Сегодня был в Монте-Карло, выиграл 295 франков. Получил из Ментоны телеграмму от Немировича; завтра увидимся. Купил себе новую шляпу. Что еще? Получила роль в новом виде?
покажется там очень скучно и нудно.
Твое последнее письмо очень трогает, оно написано так поэтично. Умница ты моя, нам бы с тобой хоть пять годочков пожить, а там пускай сцапает старость; все-таки в самом деле были бы воспоминания. У тебя хорошее настроение, такое и нужно, только не мельчай, моя девочка.
Крепко тебя целую, хотя, по-видимому, тебе это уже надоело. Или не надоело? В таком случае обнимаю тебя крепко, держу так, обнявши, 20 минут и целую наикрепчайшим образом. Напиши, как идут репетиции, какое идет уже действие и т. д. Вообще, как идет дело, не лучше ли отложить пьесу до будущего сезона.
Как писать адрес на телеграммах? Mechtcherinoff — c’est long et incommode1. Нельзя ли просто: Olga Knipper, Mersliakovsky, Moscou. Ведь почтальоны знают, где ты живешь. Ну, однако, до свиданья! Пиши, а то расшибу.
Сноски
1 Мещеринова — это длинно и неудобно. (франц.)
Примечания
26 декабря 1900 г. (8 января 1901 г.)
Печатается по автографу (ГБЛ). Впервые опубликовано: Письма к Книппер 79—81.
Ответ на письмо О. Л. Книппер от 21 декабря и телеграмму от 26 декабря 1900 г.; Книппер ответила 2 января 1901 г. (Переписка с Книппер, т. 1, стр. 238—240, 246 и 258—262).
Я получил сегодня твою телеграмму... «Inquiete, envoyé dix lettres, repondez Olga» («Беспокоюсь, послала десять писем, отвечай. Ольга» — франц.).
...как твое здоровье? — Вопрос вызван сообщением Книппер в письме от 21 декабря о плохом самочувствии: «А твоя актриска все еще киснет, милый писатель, все еще неможется, и все еще я не встала как следует, похожу да и устану — опять ложусь. Ночь спала плохо. Читаю по-английски и радуюсь, что все свободно понимаю, не совсем еще забыла. Читаю твои рассказы, прочла Горького „26 и 1“, и мне не понравилось — натянуто. Прочла его „Трое“, т. е. в ноябрьской книжке, там окончания еще нет. Кончила „Воскресение“, наконец, дочитывала ночью во время бессонницы и как-то сжилась с партией политич<еских> ссыльных, точно я среди них была; всплакнула раза два. А сейчас и читать долго не могу, болят глаза и лоб от насморка, и чувство, точно что-то налетает на лоб и я все морщусь, чтобы защититься». В ответном письме Книппер писала о своем здоровье: «Я теперь здорова, хотя кашляю и голос отвратительный. Сегодня и завтра свободна».
Ты пишешь, что послала мне каких-то два письма... «Получил 2 письма, которые я тебе переслала?» В ответном письме от 2 января 1901 г. Книппер недоумевала: «Меня поражает, что ты не получил 2-х вложенных писем — в синем конверте и с 3-мя марками, спроси на почте. Не может же пропасть».
Твое последнее письмо ~ оно написано так поэтично. «Сегодня у меня так славно солнышко светило в комнате и так чудно освещало Машин этюд — мы все загляделись, и захотелось тепла, лета... А когда солнце пошло дальше и ярко озарило мои сухие букеты и ленты с золотыми буквами, мне захотелось написать что-то, или стихотворение в прозе или просто набросать свои мысли. Сейчас я себе представляю себя в старости, вот также смотрящей на сухие букеты и ленты, и захотелось бы, чтобы тогда воспоминания, целая вереница воспоминаний согревали бы душу, чтобы тепло было от дум о пережитом, чтобы не было остроты, боли. Хорошо бы ведь было, а? Ну — до старости еще далеко...»