Чехов А. П. Письмо Книппер О. Л., 30 декабря 1900 г. (12 января 1901 г.) Ницца // А. П. Чехов. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. / АН СССР. Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Наука.
Т. 9. Письма, 1900 — март 1901. — М.: Наука, 1980
3236. О. Л. КНИППЕР
30 декабря 1900 г. (12 января 1901 г.) Ницца.
30 дек. 1900.
Милая актриска, сегодня совершенно летний, очаровательный день, и я начинаю его с того, что сажусь писать сие письмо. Последние твои письма немножко хмурые, но это ничего, не надолго. Главное, не хворай, моя радость. Вчера я и Немирович обедали у Ковалевского в Beaulieu; он, т. е. Немирович, чувствует себя, по-видимому, недурно и щеголяет в красном с белыми полосами галстуке; его кикимора сидела дома. Вчера же получил письмо от Вишневского. Пишет, что на генеральной репетиции первых двух актов он был великолепен. От Маши или матери писем нет до сих пор и, конечно, не будет. Написал в Ялту одному доктору, просил его написать, в каком положении мой дом. Меня, моя милая, дома не балуют, не думай во всяком случае, что я скотина неблагодарная. Ты уже выходишь из дому и бываешь на репетициях? Ты знакома с теми переделками, какие я внес в III и IV акты? А знакома со II актом? Переписали для вас роли? Или же читаете по старым тетрадкам? Вишневский писал, что Соленого играет Санин, а Вершинина Качалов. Последний будет неплох, а если Санин не перегрубит, то будет как раз на месте.
Целую тебя крепко, пронзительно. Обнимаю.
Твой Antoine.
Здесь скоро зацветут абрикосы.
Примечания
30 декабря 1900 г. (12 января 1901 г.)
Печатается по автографу (ГБЛ). Впервые опубликовано: Письма к Книппер 83—84.
Л. Книппер от 21, 23 и 24 декабря (Переписка с Книппер, т. 1, стр. 238—240, 241—243, 244—245).
Последние твои письма немножко хмурые... «Сегодня сочельник, потому в доме традиционная суматоха. Вспоминаю, как и я когда-то участвовала в этой суматохе и любила, чтобы все было чисто, чтобы всем были сюрпризы. Теперь я равнодушна, меня даже тяготит все это. Хочу, чтобы ты был со мной, или я у тебя, и чтобы все было по-другому <...> Милый, мне скучно без тебя, я часто думаю и мечтаю о весне, когда мы будем вместе наконец».
...его кикимора сидела дома. — Е. Н. Немирович-Данченко.
Вчера же получил письмо от Вишневского. — В письме от 24 декабря Вишневский сообщал Чехову московские новости: «Очень усиленно репетируем „Трех сестер“. Труппа и все участвующие в этой чудной пьесе во главе с К. С. Алексеевым так охвачены пьесой и так он ее ставит, что положительно приходится только все больше и больше удивляться неисчерпаемой фантазии; а главное: благородству, мягкости, художественной мере и совершенно новым еще неповторимым приемам и новшествам. Но все это жизненно и просто и есть чувство меры! „Я доволен, я доволен, я доволен!“ Повторяю, охвачен Алексеев пьесой, и думаю, что немалую пользу ему принесли советы, толкования и та художественная мягкость и благородство, с которой всегда к таким произведениям подходит и относится Владимир Иванович. Я убежден, уезжая, Вл<адимир> Ив<анович> все это внушил очень гениальному режиссеру и, наверное, предупредил его от тех ошибок, которые могут быть при его удивительной фантазии. Мы, по-видимому, Алексеева не знаем!!! Вчера была генеральная репетиция двум актам в декорации, гримах, костюмах и т. п. Для первой генеральной Присутствовал ваш полковник, который сделал несколько дельных и ценных замечаний, и, конечно, все было немедленно принято во внимание. Мне самому неловко говорить про себя, но после 1-го акта Алексеев от умиления и восторга даже меня поцеловал, так я ему понравился игрою и гримом; а вся труппа и посторонние очень хвалили и много хохотали. Словом, я <могу> про себя сказать словами Кулыгина. Feci, quod potui, faciant meliora potentes. <Сделал, что мог, и пусть, кто может, сделает лучше. — лат.>. Скоро пришлю Вам фотографию Кулыгина. Первые акты играю в форменном фраке, а затем уже в последнем акте в новой форме с погонами Министерства народного просвещения. „Я доволен! Я доволен! Я доволен!“ <...> Немного тормозит репетиции болезнь О. Л. Книппер, но на днях она уже будет бывать на репетициях и пьеса пойдет страшно быстро. Не забудьте, дорогой Антон Павлович, как Вы мне обещались в 4-м акте ; очень хочется после трех актов смеха» (ГБЛ).
Написал в Ялту одному доктору... — См. письмо Л. В. Средину от 26 декабря 1900 г.
Вишневский писал, что Соленого играет Санин, а Вершинина Качалов. «Санин попросил пардону и играет с наслаждением, смакуя Соленого. Дублирует Алексееву в роли Вершинина Качалов, а не Судьбинин, ибо последний был очень слаб, а Качалов очень и очень симпатичен» (ГБЛ).
С В. И. Качаловым Чехов познакомился во время пребывания в Москве в октябре-декабре 1900 г. Знакомство произошло в Художественном театре на репетиции драмы Ибсена «Когда мы, мертвые, пробуждаемся», в которой Качалов играл роль Рубека. Об этом знакомстве Н. Е. Эфрос пишет в своих воспоминаниях: «У Качалова Рубек не клеился. Не мог почти юноша выразительно передать все осадки прошлого этого гениального, но уже истощенного скульптора. Качалов был удручен. К нему подошел Чехов. Они познакомились. „Сколько вам лет?“ — участливо спросил Чехов. „Двадцать шесть“. — „Слишком мало! Жалко, что вам сейчас не 46. Ну, да от этого недостатка вы еще исправитесь...“ И прибавил ласково, улыбаясь глазами: „А какой вы еще будете большой актер! Очень, очень большой! И какое счастье, что вам не 46!“» («Воспоминания Н. Е. Эфроса». — , 1948, стр. 148).