Чехов — Книппер-Чеховой О. Л., 8 октября 1903.

...писать воззвание от женских курсов нельзя... «Дусик, в „Русские ведомости“ поместить надо не воззвание, я знаю, что оные запрещены, а просто так, заметочку. Из „Русск<ого> слова“ мне прислали напечат<анный> листик, с замечанием цензуры, что нужно на это разрешение Медиц<инского> Института. Как странно! Напишу Куркину».

М. Смирнова прислала мне письмо... — В письме от 3 октября 1903 г. она писала: «Сейчас вернулась с... „Цезаря“! <...> Дивно хорошо! <...> Юлий Цезарь — Качалов превосходен <...> д<ядя> Костя <Станиславский> будет прекрасен спектаклей через 10; сейчас он не освоился с ролью и <...> заикается, будто не твердо знает, но игра и теперь чудная! Кассий — Леонидов слишком кричит <...> Антоний — Алекс<андр> Леон<идович> очень хорошо, трогателен <...> Он, пожалуй, на меня самое сильное впечатление произвел <...> Из сцен самая сильная и лучше всего сыгранная — смерть Цезаря; я сейчас невольно вздрагиваю при одном воспоминании <...> Видела я Ольгу Леонардовну, первый раз после лета <...> она была слишком окружена, и я, хотя здоровалась с ней, но не достаточно крепко, не по-моему расцеловала ее, и даже не могла расспросить о Вас. К счастью, во время антракта видела и говорила с Иван Павловичем, узнала, что Мария Павловна везет нам желанный „Вишневый сад“ и что Вы сами на днях приезжаете <...> А все-таки, Антон Павлович, Художественный театр сделан для Ваших пьес, и „Дядя Ваня“ на меня сильное впечатление произвел, чем даже „Цезарь“. Кстати, я недавно прочла „Чайку“, а сейчас перечитываю „Дядю Ваню“, да Вы себя в Тригорине вывели!.. Эта фраза, напр<имер>: „Если бы я жил в такой усадьбе, у озера, то разве я стал бы писать? Я поборол бы в себе эту страсть и только бы удил рыбу“... и мне представилась наша Клязьма, Алексеевский грот и Вы удите... Хорошее было время! <...> Если черкнете хотя 2 слова, на открытке, буду рада» (ГБЛ).

Получил письмо от Немировича. — В письме от 3 и 4 октября 1903 г. Вл. И. Немирович-Данченко сообщал о премьере «Юлия Цезаря» Шекспира в Художественном театре: «От „Юлия Цезаря“ получилась грандиозная и широкая картина и — не мне говорить — но, кажется, смелой и уверенной кисти... Тот подъем духа, какой я испытал в Риме, — я тебе писал оттуда, — я хотел вложить в постановку. Судя по бесчисленным отзывам, это удалось. Успех пьесы, или вернее — спектакля, — неровный. Местами грандиозный — если не в смысле аплодисментов, то по подъему публики и художеств<енному> воздействию. Местами — меньше, а некоторые лица — из них первый, к глубочайшему сожалению, Конст<антин> Серг<еевич> — совсем не нравятся. В зрителе происходят колебания. Но во мне есть уверенность, что весь спектакль — есть великолепное громадное создание театра, и многие подробности не нравятся так, как часто бывает и с великолепными картинами, на которых не все прекрасно. Газеты сегодня полны больших статей в возбужденном тоне. Довольно справедливы. Не все, конечно, достаточно проникновенны. Настроение в театре бодрое. Ведь мы со времени „Царя Федора“ не открывали сезона с успехом („Грозный“, „Снегурочка“, „Дикая утка“, „Мещане“), и начало у нас всегда проходило в кислом, вялом тоне. Притом же такая колоссальная работа, как „Цезарь“, сдана сравнительно быстро» (, 1944, стр. 161).

Костя — К. Л. Книппер.

...кто у меня будет играть гувернантку? — В письме к Немировичу-Данченко от 2 ноября Чехов выразил желание, чтобы Шарлотту в «Вишневом саде» играла Книппер. Первой исполнительницей роли Шарлотты была Е. П. Муратова.

— Книппер сообщала: «Был Горький в театре. Представь — он устраивает как бы филиальное отделение Художественного театра в Нижнем, набрал труппу, берет нашего Тихомирова как режиссера, набирает пайщиков по 100 р., меня приглашал, но у меня же ведь никогда 100 р. не водится. Горький подстриженный, и в тужурке, точно помолодел». Театр Народного дома в Нижнем Новгороде открылся по инициативе М. Горького в декабре 1903 г. на одной из рабочих окраин города. Нижегородский Народный дом был построен в 1903 г. архитектором П. П. Малиновским, Горький принимал активное участие в сборе средств на его постройку. В сентябре 1903 г. он писал Е. П. Пешковой: «Нар<одный> дом. Мы его не хотим сдавать Басманову, а думаем образовать паевую компанию, составить труппу и — ставить пьесы. Мы — это я, Чириков, Малиновские, Михельсон, Нейгардт — думаем пригласить в пайщики Шаляпина, Мороз<ова>, Алексеева, Панину. Артистов, полагаю, найдет Тихомиров и Андреева» (Горький 28, стр. 287). Об этом же Горький писал 20 октября 1903 г. К. П. Пятницкому: «В Народном доме мы устраиваем театр, мы — С. Морозов, Шаляпин, Станиславский, Тихомиров, я с женой. Малиновский и прочая — даже Бунин и Андреев. Тихомиров взял из театра отпуск на год и будет режиссером» (там же, стр. 290). Труппу составили актеры-профессионалы, в основном — ученики школы МХТ. Театр просуществовал недолго. С самого начала он стал предметом усиленного внимания со стороны городских властей, которые чинили ему всяческие препятствия: намеченный репертуар был сильно урезан цензурой, ни одна из пьес Горького не была разрешена, в то время как городской драматический театр ставил «На дне». При таком административном нажиме нельзя было продолжать дело, театр нес крупные убытки, а 17 мая 1904 г. он был закрыт (см. статью Н. А. Саввина «Горький и театр в Народном доме» — сб. «М. Горький в Нижнем Новгороде». Н. Новгород, 1928).