Чехов А.П.: Фокусники

Чехов А. П. Фокусники // Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. / АН СССР. Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Наука, 1974—1982.

В Москве появилась небольшая брошюрка проф. Тимирязева — «Пародия науки». Статья, составляющая ее содержание, имеет размеры обыкновенной журнальной заметки, и потому для многих читателей Тимирязева кажется странным, почему он не напечатал ее в «Русской мысли» или в «Русских ведомостях», сотрудником которых он давно уже состоит. Ведь «Русская мысль» и «Русские ведомости» так любят науку! Впрочем, не в них дело.

Брошюрка г. Тимирязева особенно интересна тем, во-первых, что он московский профессор и известный ученый, и, во-вторых, тем, что в этой брошюрке он старается доказать, что дирекция Московского Зоологического сада, во главе которой стоит тоже московский профессор и тоже известный ученый, занимается шарлатанством

При Московском Зоологическом саде открыта ботаническая станция. Г. Тимирязев, как известно, ботаник и читает в университете «физиологию растений». Вновь открытая станция близко касается его специальности, и он, как главарь московских ботаников, считает себя обязанным высказать о ней свое мнение. И он не стесняется. Рассказав, что такое представляет из себя вновь открытая «ботаническая опытная станция», он резюмирует свою оценку так: «Можно сказать, что, начиная с оскорбляющей обоняние своими аммиачными испарениями, всем знакомой атмосферы Зоологического сада, выбора места под навесом деревьев, убогого, случайного, во всех отношениях непригодного помещения, жалкого числа опытов и кончая мельчайшими подробностями их неряшливого исполнения, — все здесь служит образцом того, как не поступают и как нельзя поступать при такого рода исследованиях» (стр. 9). А дальше: «Если дирекция Зоологического сада имеет смелость публично называть свою жалкую затею „ботанической опытной станцией“, то знающие свое дело ботаники нравственно обязаны сказать той же публике: не верьте, это недостойная пародия, свидетельствующая о прискорбном неуважении к науке и публике» (стр. 14).

Итак, значит, станция, открытая учеными мужами «для строго научного исследования по строго научным методам», является жалкой затеей, недостойной пародией и неуважением к науке и публике. Это нехорошо пахнет. Но, быть может, спросит читатель, учредители станции не имели в виду производства ученых исследований, а скромно задавались только популяризацией физиологии растений? Г. Тимирязев, очевидно, предвидел этот вопрос и отвечает на него так: «Популяризатор имеет право выступать перед публикой во всеоружии настоящей науки, показывая этой публике завоевания науки, добытые талантом и трудом в тиши лабораторий и кабинетов. А выходить на улицу, публично производить пародии научных исследований, в каких-то пародиях лабораторий, в невозможной обстановке, не имеющей ничего общего с действительной обстановкой научного труда, да еще в неряшливой форме, значит сознательно подрывать значение науки» (стр. 12).

Если же ботаническая станция, открытая зоологами, не имеет смысла ни для ученых, в которых, по заявлению автора, может вызвать только справедливое негодование, ни для учащихся, для которых может служить разве образцом того, как не следует относиться к науке, ни, наконец, для публики, потому что представляет собою новый тип не опытной, а потешной станции, — то какой же смысл имеет учреждение этой фитобиологической станции в Московском Зоологическом саду?

Г. Тимирязев так отвечает на этот вопрос: «Результаты искусственных культур», которыми занимаются на станции, «очень эффектны, они могут производить впечатление даже на профана, — так не воспользоваться ли этими дешевыми научными фокусами для поднятия себя в глазах публики? Наука нашего времени творит чудеса, почему бы не найтись и современным Симонам-волхвам, готовым за недорогую цену приобрести возможность показывать эти чудеса. В самом деле, стоит достать из аптеки несколько фунтов солей, растворить в воде, разлить в банки, сунуть по семени, и фокус готов. Но рассуждающие таким образом забывают, что эти фокусы — плоды таланта и труда поколений ученых и что даже для удачного их повторения, кроме солей, нужно еще знание, умение и добросовестный труд — всё продукты, которых из аптек, даже за деньги, не отпускают» (стр. 14).

Г. Тимирязев в своей брошюре ни разу не употребляет слова «шарлатан», но, как видите, он обвиняет ученую дирекцию в настоящем шарлатанстве. В лабораториях сада сидят Симоны-волхвы, которым выгодно не уважать науку и морочить публику. Но не хватает ли через край г. Тимирязев? Не проще ли было бы, думали мы, прочитав его брошюрку, объяснить промахи дирекции не шарлатанством, а склонностью вообще русского человека браться не за свое дело? На Руси не редкость, что сапоги тачает пирожник, а пироги печет сапожник, иначе бы Крылов не написал своей басни. Ведь случалось же у нас, что учебными округами управляли врачи и бывшие прокуроры, в окружных судах председательствовали естественники и ботанику в университетах читали словесники. Мы думали так: если зоологи промахнулись на ботанике, то что за беда? Почитатели их могут утешиться на зоологии...

Здесь мы прежде всего сталкиваемся с странным отношением московской публики к своему ученому саду. Она иначе не называет его, как «кладбищем животных». Воняет, животные дохнут с голода, дирекция отдает своих волков за деньги на волчьи садки, зимою холодно, а летом по ночам гремит музыка, трещат ракеты, шумят пьяные и мешают спать зверям, которые еще не околели с голода... Почему это так? — спрашиваем дирекцию. Что общего между волчьими садками и наукой или между ракетами и самим г. Богдановым? В ответ дирекция настойчиво уверяет, что бедная обстановка сада, жалкий и случайный состав его животных, мизерность и неряшливость их содержания — это одно, а «научная» и «ученая» деятельность стоящего во главе сада кружка зоологов — это другое. Если первое не выдерживает критики «вследствие недостаточного внимания публики к делу зоологов», как говорят зоологи в годичных заседаниях своего Общества акклиматизации, то второе неустанно идет все вперед и вперед. Ладно. В чем же, спрашиваем, состоит собственно ученая зоологическая деятельность сада?

Нам отвечают: она может состоять, во-первых, в решении вопросов сравнительной анатомии и морфологии, с каковыми целями сады, имеющие для этого достаточные средства, организуют свои лабораторииДневники сада, а накопляющийся в них материал время от времени подвергается обработке и публикуется; в-третьих, наконец, в устройстве выставок, которые имеют целью наглядно ознакомить публику с успехами скотоводства, птицеводства и акклиматизации.

«для строго научных исследований по строго научным методам», то мы, конечно, найдем прежде всего хорошее помещение, достаточно обширное для того, чтобы соответствовать широте и сложности своих задач, и обставленное необходимыми специальными приспособлениями; затем мы найдем, конечно, персонал специально сведущих лиц, хорошо составленную библиотеку, пособия и, наконец, соответствующие инструменты. Только при наличности всех этих условий лаборатория сада имеет право на такое название. Так именно и смотрят на это дело руководители садов за границей. Они или вовсе отказываются от предприятия, если оно не под силу для их кармана, и, если представляется случай, просто жертвуют имеющийся у них материал соответствующим учреждениям, как, например, Гамбургский зоологический сад — Гамбургскому музею, или же обладают такими первоклассными учреждениями, как сравнительно-анатомический музей Jardin des plantes в Париже.

Но напрасно мы ходим по саду и ищем лабораторию. Нам говорят, что она «пока» закрыта. Когда нет курицы, то едят один только бульон; если нет лаборатории, то пусть хотя расскажут нам ее историю. И нам рассказывают, что открытие ее совершалось с большою торжественностью, что предшествовали ему многочисленные публичные заседания, говорились блестящие речи, печатались длинные статьи и проч., и проч., и проч.

В торжественный день открытия был молебен, обед, тосты, благодарности, телеграммы, шампанское... Музыка играет, штандарт скачет... В сладкой полудреме после шампанского мерещились уже слава, членство в академии, Почетный Легион и всякие Орлы, Леопольды, Стефаны, Лазари и Полярные Звезды... Будущие академики и кавалеры составили из себя «комиссию уполномоченных», и эта комиссия выработала программу, по которой занятия лаборатории Зоологического сада должны были состоять в следующем: 1) во вскрытии умерших животных и в приготовлении из них препаратов для Зоологического музея Московского университета; 2) в приготовлении материала для микроскопических работ и в изготовлении микроскопических препаратов преимущественно по паразитам, находимым в павших в саду животных; 3) в определении животных, поступающих как в Зоологический сад, так и непосредственно в лабораторию; 4) в устройстве террариумов и аквариумов как для целей сада в популяризационном отношении, так и для учебных целей Зоологического музея университета и работ Общества акклиматизации; 5) в экскурсиях для получения животных, необходимых и желательных для террариумов и аквариумов, и в производстве над ними наблюдений с целью составления докладов для обществ акклиматизации и любителей естествознания, и 6) в организации и устройстве библиотеки из специальных сочинений, необходимой для учено-практических занятий в саду и лаборатории.

Что значит «производство наблюдений с целью составления докладов»? Впрочем, оставим в стороне невинные курьезы этой программы и спросим, что же на самом деле представляла из себя открытая дирекцией лаборатория и чем располагала она для выполнения ее многосторонних, намеченных программою задач? В чем и где плоды ее деятельности? И кто ее «пока» закрыл и почему? Нам говорят, что ответ на это мы можем получить из первого (кстати сказать, единственного) тома «Ученых трудов Общества акклиматизации», изданного под редакцией проф. Богданова. Мы с большим трудом достаем этот очень толстый, объемистый первый том, еще с большим трудом прочитываем его и узнаем, что возродилась лаборатория в начале 1878 г., а «пока» закрыта она в конце 1884 г. Первый отчет лаборатории обнимает период времени всего только за три месяца: за июнь, июль и август 1878 г. В эти месяцы поступило в лабораторию млекопитающих 16 и птиц 199. Вскрыто было первых 15, вторых 76 (т. I, стр. 121 и 122). То обстоятельство, что птиц было вскрыто меньше половины, в отчете объясняется так: «Вскрытие и делание препаратов главным образом лежало на одном лице, которому, очевидно, в течение 90 дней существования лаборатории не было физической возможности в этот период произвести разборку всего поступившего материала, а приходилось выбирать главнейшее» (стр. 122). Оказывается дальше, что «протоколы вскрытий млекопитающих страдают еще сильною отрывочностью, что происходит, как сказано уже, частью от накопления большого количества работ в лаборатории при малом численном составе, а частью вследствие и новизны дела для лаборантов, от неустановившихся еще требований от „Дневника“ лаборатории» (стр. 123).

Таким образом лаборатория, по ее же собственным печатным отчетам, была открыта, о деятельности ее уже представлялись и печатались отчеты, а между тем у нее не было ни надлежащего личного состава, ни книг, ни пособий, ни инструментов, ни даже установившихся требований от «Дневника» лаборатории. Были только: приятное воспоминание о торжестве открытия да программа, которая не исполнялась.

Отчет за 1879 год занимает несколько писанных страниц, прочитанных в годичном заседании Общества и в свое время напечатанных в газетах. Он начинается с указания на недостатки отчетов европейских зоологических садов, в которых-де излагается дело со всею краткостью и без всяких сообщений о своей будничной жизни. «Не раз, — с важностью заявляет отчет, — приходилось нам слыхать такие объяснения по этому предмету: число лиц, входящих в состав администрации сада, не велико; им некогда обработывать тот обширный материал, который накопляется каждый год, передавать же в сыром виде — не стоит»... Казалось бы, что нам, новичкам в деле всякого рода ученых предприятий, следовало бы скромно потупиться и воспользоваться указаниями опытных людей и во всяком случае не задирать вверх носа. Но автор отчета иначе смотрит на дело и заявляет публично, что он недоволен заграничными порядками. Пусть за границей дело ведется дурно, но вы-то что сделали, позвольте вас спросить? Вы в своей московской лаборатории ровно ничего одного лаборанта-студента, недостаточно подготовленного и занятого своими лекциями, работавшего, вероятно, зубами и пальцами, так как инструментов не было; не было и книг. Из общего числа доставленных в течение года в лабораторию зверей и птиц не было вскрыто 23 млекопитающих и 109 птиц. Отчет объясняет это таким образом: «В апреле и мае чувствовался большой недостаток в руках, так как и лица, входящие в состав лаборатории, и те лица, которые могли бы оказать помощь, были обременены другими занятиями»; в июне и июле, вследствие стесненных материальных средств, чувствовался недостаток спирта; в августе же это последнее обстоятельство осложнилось еще тем, что «пало несколько ценных животных...» и т. д. А далее речь идет о значительном недостатке в пособиях, книгах и инструментах — все та же песня.

животных и определяла причины смерти некоторых павших животных. Не вскрытыми остались 7 млекопитающих и 108 птиц.

В 1881 г. ²/₃ трупов остались не вскрытыми, и отчет опять поет о недостатке личного персонала. Затем, в следующие годы, число не вскрытых животных от ²/₃ повышается до ³/₄ и ⁹/₁₀; наконец, в 1883 и 1884 гг. вскрытия производятся только в редких исключительных случаях (всего раза два-три в году), а отчеты о деятельности лаборатории прекращаются вовсе, по крайней мере, о них уж не говорят в годичных заседаниях Общества.

г. она представляла из себя нечто похожее на кладовую Плюшкина. Это был склад всякого хлама: дрова, посуда с водой, старые поломанные клетки, негодные к употреблению акварии и террарии; там и сям между этим хламом, в ящиках или просто на полу в кучах, лежали перемешанные между собою кости разных животных, битая посуда, старые калоши, рваные отчеты, а на двух полках в углу стояли запыленные банки с препаратами, начинавшими гнить, так как спирт испарялся... Эти кости и эти гнилые препараты вместе со старыми калошами и битой посудой составляют собственно весь результат ученой деятельности лаборатории. Мы говорим — весь результат, потому что за все время своего семилетнего существования лаборатория не дала не только ни одной ученой работы, но даже ни одной заметки, если, впрочем, не считать заявления о неудачных опытах заразить собаку риштою.

Очевидно, что вновь открытая ботаническая станция, на которую так сердится г. Тимирязев, есть родная дочь зоологической лаборатории, что, строго говоря, оба эти учреждения отличаются друг от друга одними только названиями. В сущности оба служат образчиками прискорбного неуважения к науке и публике. Лаборатория, так же, как и теперешняя станция, не была нужна ни для ученых, ни для учащихся, ни тем паче для публики. Наконец, самое возникновение ее, очевидно, имеет тот же мотив, что и у ботанической станции. В самом деле, существование при саде лаборатории есть несомненное доказательство блестящего состояния его дела и в то же время оно свидетельствует о научном направлении деятельности его руководителей. Если так, то почему же и не устроить лаборатории? Правда, поставить такую лабораторию, которая стояла бы в уровень со своими учеными задачами — и дорого, и нелегко, потому что ведение ее предполагает деньги, опытность и добросовестное отношение к делу. Но ведь требования рекламы гораздо скромнее; тут не нужно ни денег, ни знаний, ни труда, а закати только при открытии обед с музыкой, скажи речь, упрекни публику в равнодушии к зоологии — и дело в шляпе.

Обратимся теперь ко второму роду деятельности Зоологического сада — к его «Дневнику». Как известно, во многих зоологических садах Европы ведутся дневники, они несомненно полезны, и печатание их обставлено непременными условиями, чтобы, во-первых, факты заносились в них в систематической непрерывности и в возможно законченном виде и чтобы, во-вторых, заносимые в дневник факты и наблюдения имели определенную цель и назначение, вытекающие из научных или хозяйственных интересов сада. Какие же факты и наблюдения нашли место в «Дневнике» нашего Зоологического сада? Перелистываем все тот же первый том, где напечатан «Дневник», и читаем следующее:

17-го сентября 1878 года. Дразнил зверей молодой человек.

17-го октября. Дразнил зверей посетитель в чуйке.

8-го марта. Дразнил зверей посетитель с дамой.

Не правда ли, научно? Господин в поддевке, кадет и посетитель с дамой дразнили зверей, а отсюда вывод: не дразните зверей, ибо этим вы только дразните ученых, а ученые пишут глупости. Но читайте дальше:

Наблюдения генваря 1879 года. Беспокоили зверей: двое, ухватившись за рога оленя, старались повиснуть на них; трое много шумели.

4-го. Воскресенье. Народу много; дразнили (ну конечно!) животных по обыкновению.

12-го. Господин с компанией произвел в саду скандал. (А ученые протокол составили, что ли?)

Марта 4-го. Публика дразнила животных, в особенности господин в поддевке.

Далее какой-то господин «тыкал» тростью сову, офицеры «тыкали» зверей шашками. Затем следуют не менее интересные наблюдения над господином в поддевке, юнкером в мундире, дамой в шляпе, солдатом в фуражке. А вот :

24-го декабря 1878 года. Ночной сторож привел в контору неизвестного, заподозренного в чем-то, что не оправдалось (?).

Генваря 7-го 1879 года. Один офицер находил (и очень резонно), что медвежонку дают мало корму.

8-го. Одна госпожа предлагала купить для зверей тухлых гусей.

11-го. Господин в собольей шубе бодался с козлом через перегородку.

Генваря 26-го. Ночью кто-то из однокопытных кашлял; за темнотою нельзя, было разобрать, кто.

Октября 13-го. Офицер с женою (!) и дочерью был в отделе аквариев; дочь уронила палку и перебила аквариум. Служитель просил или подождать, или пожаловать в контору, но офицер, пригрозив служителю дать в рожу, ушел.

Июня 4-го. Посетитель с семейством нарвал цветов; остановленный у кассы, выругал его (кого его?).

И так далее. Кроме этих наблюдений насчет господина в собольей шубе с рогами и офицера, с которым была жена, а не любовница, и скандалов, ежедневно происходящих в мирном уголке науки, в «Дневнике» нет ровно ничего. В описаниях скандалов есть хоть пикантные подробности насчет рожи и цветов, которые посетитель нарвал, очевидно, для дамы; что же касается тех записей, которые относятся к кашляющим однокопытным и околевающим жвачным, то тут «за темнотою нельзя было разобрать» и лаконизм поразительный.

Сентября 22-го, 23-го, 24-го и т. д. он продолжал болеть.

И только. Чем был болен слон? Какие были симптомы его болезни? Чем лечили? Об этом ни слова, а вот насчет того, что «одна компания сильно наскандалила в кассе», а другая компания ругалась и говорила: «глупо, что сдачи нет и нет контрамарок» — об этом сведения самые подробные. Очевидно, ругающаяся компания возбуждает в московских зоологах гораздо больший интерес, чем кашляющий однокопытный или больной слон. 27-го — пал кулан. Чем он был болен? Чем лечили? Не сказано. 26-го ноября захворал як. 27-го — пал. Чем захворал? Чем лечили? Ответа нет. Не бодался ли с этим яком господин в собольей шубе? Ответ, наверное, есть, но оставим «Дневник» и не будем продолжать из него выписок. Пусть побольше останется для сотрудников «Стрекозы».

«Дневников»? Какая цель их? Ведь ведение «Дневника» есть несомненный признак порядка и наличности постоянных наблюдений. Его ведут, значит, хотят, чтобы думали и говорили что у них есть и порядок и наблюдения, благо — «Дневника» никто не читает. Верили в лабораторию, не заглядывая в нее, поверят и в «Дневник», не читая.

ФОКУСНИКИ

Впервые — «Новое время», 1891, № 5608, 9 октября. Подпись: Ц.

Авторство Чехова устанавливается на основании приводимых ниже писем, а также записи рукой Чехова на конверте с газетными вырезками: «1) Фокусники 2) В Москве 3) Некролог Бандакова 4) Из Сибири 5) Наши нищие» (ЦГАЛИ А. Вагнера (1849—1934) — биолога и психолога, основоположника сравнительной психологии в России, впоследствии профессора Петербургского, затем Ленинградского университета, знакомого семьи Чеховых.

Печатается по тексту газеты.

Обстоятельства создания статьи «Фокусники» Чехов излагал в письме к А. С. Суворину от 28 августа 1891 г.: «За сим посылаю Вам злобу дня, брошюрку нашего московского профессора Тимирязева, наделавшую много шуму. Дело в том, что у нас в Москве и в России вообще есть проф. Богданов, зоолог, очень важная превосходительная особа, забравшая в свои руки всё и вся, начиная с зоологии и кончая российской прессой. Сия особа проделывает безнаказанно все, что ей угодно. И вот Тимирязев выступил в поход. Напечатал он свою статью в брошюрке, а не в газете, потому что, повторяю, все газеты в руках Богданова. <Далее зачеркнуто: И даже „Новое время“.> Если иногда жиды или министры забирают в свои руки прессу, то почему не дозволить этого Моск<овскому> университету? И университет в лице Богданова забрал и довольно ловко... Но об этом после, при свидании, ибо в письмо всё не влезет.

Как добавление к брошюре, посылаю заметку. Тимирязев воюет с шарлатанской ботаникой, а я хочу сказать, что и зоология стоит ботаники. Вы прочтите заметку до конца: не надо быть ботаником или зоологом, чтобы понять, как низко стоит у нас то, что мы по неведению считаем высоким.

данными.

Подписываюсь я буквой Ц, а не собственной фамилией на том основании, что, во-первых, заметка писана не мною одним, во-вторых, автор должен быть неизвестен, ибо Богданову известно, что Вагнер живет с Чеховым, а Вагнеру надо защищать докторскую диссертацию и т. д. — и ради грехов моих Вагнеру могут без всяких объяснений вернуть назад его диссертацию. Да и к чему моя подпись?

Гонорара не надо, ибо половина заметки состоит из выписок из Тимирязева и документов.

Итак, два условия: сохранение имени автора в самой строгой тайне и вместо гонорара фунт табаку. В случае несогласия хотя бы на одно из сих условий заметку прошу не печатать.

Заметка, в случае надобности, подлежит сокращениям и стилистическим изменениям». В следующем письме (от 30 августа) Чехов спрашивал Суворина: «Получили ли критику на зоологию?»

А. Тимирязева, появление которой послужило поводом для статьи, — «Пародия науки» (М., типолит. т-ва И. Н. Кушнарева и К^о, 1891, 15 стр., дозв. цензурою июль 1891).

По свидетельству сына Тимирязева, Аркадия Климентъевича, через несколько лет Чехов на одном из обедов, устроенном «Русской мыслью», раскрыл Тимирязеву свое авторство:

«Во время обеда Антон Павлович подошел к Тимирязеву и сказал:

— А ведь мы с вами вместе в поход ходили.

„Пародия науки“, причем признался, что поначалу даже не поверил тому, что там было сказано. На следующий же день Антон Павлович, по его словам, направился в Зоологический сад и принялся за изучение того, что там было, а в результате появились „Фокусники“... Так ученый и писатель объединились в своем походе за науку» (воспоминания приведены в статье И. В. Федорова «А. П. Чехов и К. А. Тимирязев (К истории их взаимоотношений и совместного похода за науку)». — «Наука и жизнь», 1944, № 9, стр. 23). Воспоминания содержат неточность: Чехов, живший в августе 1891 г. в Богимове Тульской губернии, не мог «на следующий же день» побывать в Зоологическом саду. Н. И. Гитович, основываясь на указанных воспоминаниях, считает, что между 19 и 27 августа 1891 г. Чехов, после знакомства с брошюрой Тимирязева, предпринял поездку из Богимова в Москву, в Зоологический сад (Летопись, стр. 295).

«Фокусники» позволяет сделать выводы о степени участия в ее написании каждого из соавторов. В статье почти без изменений приведены «юродивые» записи из Дневника, они лишь отобраны и сгруппированы по разделам «Факты», «Наблюдения», «Случаи». Исключением является запись «Июня 4-го. Посетитель с семейством нарвал цветов; остановленный у кассы выругал его (кого его?)». В тексте Дневника эта запись выглядит так: «Июнь. 4. Посетитель с семейством нарвал цветов. Остановленный у кассы контролером, увидавшим, куда он прятал цветы, он сознался и принес извинение, но затем вернулся, чтобы изругать самым неприличным образом донесшего на него контролера» («Дневник Зоологического сада с 1 сентября 1878 г. по 1 сентября 1879 г.» — «Известия имп. Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. Том XXV. Зоологический сад и акклиматизация. Труды имп. Русского общества акклиматизации животных и растений. Под ред. А. П. Богданова. Том. I». М., 1878—1879, стр. 246). Можно предположить, что из тома «Трудов» была сделана неточная (сокращенная) выписка, а затем к этой выписке добавлен комментарий. Очевидно, автор комментариев здесь и в остальных случаях не обращался к печатному тексту, а пользовался выписками, сделанными другим лицом. Скорее всего, участие Вагнера и ограничилось предоставлением Чехову этих выписок, на материале которых построена статья.

Уже после того, как статья была отослана в Петербург, Вагнер просил Чехова отказаться от ее публикации. Чехов ответил ему 10 октября, после выхода статьи: «Во вчерашнем (среда) номере „Нового времени“ напечатан наш фельетон „Фокусники“. Я телеграфировал, чтобы не печатали, и третьего дня Суворин говорил, что телеграмма им была получена и в Питер отправлена, но тем не менее судьбы неисповедимы: свершилось! Фельетон вышел не очень сердитый». 13 октября Чехов писал Суворину: «А „Фокусники“ напечатаны! Ладно, только Вы не говорите, кто автор. Храни Вас создатель».

«Фокусников» Вагнер писал Чехову: «„Фокусники“ произвели эффект бомбы. Авторами считают „молодую партию“ Цингера, Усова и пр., а если не они, то Линдемана. Возражения не будет. Официально — потому что „вам и без возражения известна моя деятельность“, как сказал Богданов одному из министерских, неофициально — потому что автор заподозрен в хитростной ловушке. При свидании расскажу. Вообще вышло больше, чем на первый взгляд можно было ожидать. Ради Аллаха и его гурий верните мне брошюрку Тимирязева, если Вам ее возвратили» (письмо без даты; рукой Чехова проставлено: «91, Х»), Позже Вагнер писал Чехову, имея в виду профессора Богданова: «Что бы сказал почтенный профффесссор, приехавший к Вам с почтенными филантропическими целями, если бы ему сказали, что Вы — автор „Фокусников“, в которых он, в качестве секретаря, играл, в свое время, деятельную роль! О боже!» (письмо без даты; проставленная рукой Чехова дата «91, X» означает, очевидно, время появления «Фокусников»).

«Фокусники» можно считать и заключительные слова отчета секретаря Общества акклиматизации Н. В. Калужского (читан в годичном заседании Общества 30 января 1892 г.). Признав, что в работе Общества «были ошибки», докладчик продолжал: «ошибки эти, можно смело сказать, делались не сознательно, но вызывались самою сущностью сложной задачи Общества, а между тем нас подчас жестоко упрекали, не обращая внимания на то, что мы сделали хорошего». Заканчивался доклад «пожеланием дальнейшего преуспеяния нашему Обществу и долгой и плодотворной деятельности неутомимому его основателю и работнику Анатолию Петровичу Богданову» («Труды имп. Русского общества акклиматизации животных и растений». Том 5, часть 4, вып. I, 1892, стр. 8).

г. статья «Фокусники» была перепечатана в сб. «Слово», кн. 2-я (стр. 182—195). После этого К. А. Тимирязев писал М. П. Чеховой: «Многоуважаемая Мария Павловна, приношу Вам глубочайшую благодарность за присланную мне крайне для меня интересную статью (зачеркнуто: и письмо покойного Антона Павловича) Вашего незабвенного брата. Статья эта была для меня долгие годы загадкой, пока Антон Павлович не разрешил ее мне лично при встрече в редакции „Р<усской> м<ысли>“. Но даже после его смерти я все же не считал себя вправе разглашать его тайну, так как разговор был без свидетелей. Теперь печать с этой тайны снимается, и я когда-нибудь расскажу ее в подробности в печати. Скажу только мимоходом, что последним результатом <зачеркнуто: этого подвига> деятельности пр. Богданова было то, что я был выгнан из Петровской Академии <зачеркнуто: да и сама Академия была уничтожена> да и ее прикрыли. Вот какова интимная история нашего русского просвещения...» (черновик письма — на обороте письма Тимирязева к М. В. Сабашникову от 15 апреля 1916 г. Музей-квартира К. А. Тимирязева. А. 107. Впервые, с ошибками и пропусками, опубликовано в указанной статье И. В. Федорова).

Стр. 246. Вновь открытая станция близко касается его специальности... — Еще в 1885 г. на годичном заседании Политехнического музея Тимирязевым был сделан доклад о разработанном им проекте опытной ботанической станции в Москве. Несмотря на все усилия Тимирязева, проект его остался неосуществленным. Через несколько лет по инициативе проф. Богданова на территории московского Зоосада была открыта «Фито-биологическая станция». Идея Тимирязева была, таким образом, использована, а сам он был устранен от ее воплощения. При этом станция, работы на которой проводились на крайне низком научном уровне и которая служила лишь целям рекламы, оказалась «пародией науки». Это и послужило поводом к появлению брошюры Тимирязева.
Стр 248. ...Симоны-волхвы... — В Новом завете упоминается «некоторый муж, именем Симон, который перед тем волхвовал и изумлял народ Самарийский, выдавая себя за кого-то великого. Ему внимали все, от малого до большого, говоря: сей есть великая сила божия. А внимали ему потому, что он немалое время изумлял их волхвованиями» (Деяния апостолов, 8.9—13).
...сапоги тачает пирожник, а пироги печет сапожник А. Крылова «Щука и Кот»: «Беда, коль пироги начнет печи сапожник, А сапоги тачать пирожник».
...... — Следующая часть «Фокусников» является как бы ответом на предложение, содержавшееся в брошюре Тимирязева, проанализировать состояние дел в московском Зоосаде: «И неужели зоологический сад находится в таком цветущем состоянии, что вынужден тратить свои избытки на совершенно чуждые целям сада, неуместные и неосуществимые задачи? Полагаю, каждый, кто бывал в саду, даст себе ответ. А если у сада недостает средств на настоящее дело, а только на пародии — то почему не избрать для этих пародий зоологических тем? Назовите этот зловонный пруд модным названием пресноводной зоологической станции, а этот игрушечный пароходик — яхтой, снаряженной для глубинных исследований, — это будет так же близко к истине, как и смелое заявление, что на задах вашего машинного сарая вы открыли „ботаническую опытную станцию“» («Пародия науки», стр. 14—15).
...самим г. Богдановым? П. Богданова, Тимирязев не называл имени последнего. В других своих работах Тимирязев, говоря об известных заслугах Богданова в области организации и популяризации науки (организация Московского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии, Политехнического музея в Москве и др.), упоминал также о его попытках «поднять травлю на дарвинизм в России» (см. К. А. Тимирязев 8. М., 1939, стр. 360). Таким образом, Тимирязев в «Пародии науки» и Чехов в «Фокусниках» выступили не просто по поводу частной научной ошибки, а против представителей антидарвинистского направления в русской биологии.
Стр. 249. ...«»... — Здесь и далее используется описание требований к научной лаборатории, которое содержится в брошюре Тимирязева: «Опытная станция есть учреждение, предназначенное для строго научных исследований, по строго научным методам <...> Опытная станция должна обладать , находящимся почти безотлучно при станции и потому имеющим при ней помещение <...> Только при наличности всех этих трех условий: удовлетворительной обстановки, точной подготовки опыта и тщательного ухода, в течение всего периода культуры, получаются те блестящие результаты, которые поражают даже людей непосвященных» («Пародия науки», стр. 9—10; выделены слова, буквально повторенные в тексте «Фокусников»).
Стр 250. Музыка играет, штандарт скачет... — слова Шпекина из «Ревизора» Н. В. Гоголя (д. I, явл. 2).
...«»... — Ввиду состояния крайнего упадка, в котором находился московский Зоосад, в январе 1878 г. при Обществе акклиматизации была создана Комиссия уполномоченных по улучшению Зоологического сада.
...эта комиссия выработала программу... — Далее приводится, с незначительными изменениями, текст программы, приведенный в «Известиях имп. Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. Том XXV. Зоологический сад и акклиматизация. Труды имп. Русского общества акклиматизации животных и растений. Под ред. А. П. Богданова. Том I». М., 1878—1879, стр. 121—126.
Стр 250—251. ...из первого () тома «»... — Здесь допущена неточность: помимо упоминаемого здесь тома, в 1889—1891 гг. было выпущено три тома «Трудов имп. Русского общества акклиматизации животных и растений».
Стр. 253. ...«Мертвые души» Н. В. Гоголя, том I, гл. 6.
...требования рекламы... — Тимирязев в своей брошюре писал: «Я позволил себе жесткое выражение — реклама. Но чем, если не желанием дешевыми средствами заставить о себе лишний раз говорить, объяснить это неумелое, но настойчивое вторжение дирекции сада в совершенно чуждую ей область физиологии растений, когда и своего дела у нее полны руки?» («Пародия науки», стр. 13).
Стр. 254. ...«»... — Дневник Зоологического сада составлялся, как явствует из его печатного текста, директором сада В. В. Поповым и редактировался А. П. Богдановым (см. «Дневник Зоологического сада», стр. 226).