Чехов А.П.: Канитель.

Чехов А. П. Канитель // Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. / АН СССР. Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Наука, 1974—1982.

Т. 3. [Рассказы. Юморески. «Драма на охоте»], 1884—1885. — М.: Наука, 1975

На клиросе стоит дьячок Отлукавин и держит между вытянутыми жирными пальцами огрызенное гусиное перо. Маленький лоб его собрался в морщины, на носу играют пятна всех цветов, начиная от розового и кончая темно-синим. Перед ним на рыжем переплете Цветной триоди лежат две бумажки. На одной из них написано «о здравии», на другой — «за упокой», и под обоими заглавиями по ряду имен... Около клироса стоит маленькая старушонка с озабоченным лицом и с котомкой на спине. Она задумалась.

— Дальше кого? — спрашивает дьячок, лениво почесывая за ухом. — Скорей, убогая, думай, а то мне некогда. Сейчас часы читать стану.

— Сейчас, батюшка... Ну, пиши... О здравии рабов божиих: Андрея и Дарьи со чады... Митрия, опять Андрея, Антипа, Марьи...

Постой, не шибко... Не за зайцем скачешь, успеешь.

— Написал Марию? Ну, таперя Кирилла, Гордея, младенца новопреставленного Герасима, Пантелея... Записал усопшего Пантелея?

— Так как же ты велишь о здравии записывать? — сердится дьячок, зачеркивая Пантелея и перенося его на другую бумажку. — Вот тоже еще... Ты говори толком, а не путай. Кого еще за упокой?

За упокой? Сейчас... постой... Ну, пиши... Ивана, Авдотью, еще Дарью, Егора... Запиши... воина Захара... Как пошел на службу в четвертом годе, так с той поры и не слыхать...

— А кто ж его знает? Может, помер, а может, и жив... Ты пиши...

— Куда же я его запишу? Ежели, скажем, помер, то за упокой, коли жив, то о здравии... Пойми вот вашего брата!

— Гм!.. Ты, родименький, его на обе записочки запиши, а там видно будет. Да ему всё равно, как его ни записывай: непутящий человек... пропащий... Записал? Таперя за упокой Марка, Левонтия, Арину... ну, и Кузьму с Анной... болящую Федосью...

— Тьфу! Ты, кочерыжка, меня запутала! Не померла еще, так и говори, что не померла, а нечего в за упокой лезть! Путаешь тут! Изволь вот теперь Федосью херить и в другое место писать... всю бумагу изгадил! Ну, слушай, я тебе прочту... О здравии Андрея, Дарьи со чады, паки Андрея, Антипия, Марии, Кирилла, новопреставленного младенца Гер... Постой, как же сюда этот Герасим попал? Новопреставленный, и вдруг — о здравии! Нет, запутала ты меня, убогая! Бог с тобой, совсем запутала!

Дьячок крутит головой, зачеркивает Герасима и переносит его в заупокойный отдел.

— Слушай! О здравии Марии, Кирилла, воина Захарии... Кого еще?

Авдотью? Гм... Авдотью... Евдокию... — пересматривает дьячок обе бумажки. — Помню, записывал ее, а теперь шут ее знает... никак не найдешь... Вот она! За упокой записана!

— Авдотью-то за упокой? — удивляется старуха. — Году еще нет, как замуж вышла, а ты на нее уж смерть накликаешь!.. Сам вот, сердешный, путаешь, а на меня злобишься. Ты с молитвой пиши, а коли будешь в сердце злобу иметь, то бесу радость. Это тебя бес хороводит да путает...

Дьячок хмурится и, подумав, медленно зачеркивает на заупокойном листе Авдотью. Перо на букве «д» взвизгивает и дает большую кляксу. Дьячок конфузится и чешет затылок.

Авдотью, стало быть, долой отсюда... — бормочет он смущенно, — а записать ее туда... Так? Постой... Ежели ее туда, то будет о здравии, ежели же сюда, то за упокой... Совсем запутала баба! И этот еще воин Захария встрял сюда... Шут его принес... Ничего не разберу! Надо сызнова...

Дьячок лезет в шкапчик и достает оттуда осьмушку чистой бумаги.

— Выкинь Захарию, коли так... — говорит старуха. — Уж бог с ним, выкинь...

Дьячок макает медленно перо и списывает с обеих бумажек имена на новый листок.

Я их всех гуртом запишу, — говорит он, — а ты неси к отцу дьякону... Пущай дьякон разберет, кто здесь живой, кто мертвый; он в семинарии обучался, а я этих самых делов... хоть убей, ничего не понимаю.

КАНИТЕЛЬ

Впервые — «Осколки», 1885, № 17, 27 апреля (ценз. разр. 26 апреля), стр. 4—5. Подпись: А. Чехонте.

«Пестрые рассказы», СПб., 1886; перепечатывалось во всех последующих изданиях сборника.

Вошло, с отдельными поправками, в издание А. Ф. Маркса.

Печатается по тексту: Чехов, т. II, стр. 50—52.

«Антон Павлович на этом клиросе, — вспоминал Ал. П. Чехов, — не раз писал бабам на бумажках и на просфорах для проскомидии „о здравии“ и „за упокой“, и это записывание имен для поминовения послужило ему впоследствии темою для его рассказа „Канитель“...» («Чехов в воспоминаниях современников», ГИХЛ, 1952, стр. 38).

Н. Толстой относил этот рассказ к числу лучших произведений Чехова, включив его, однако, во второй разряд (см. в этом томе стр. 537).

В 1900 г. в рецензии на II том сочинений Чехова изд. А. Ф. Маркса критик А. Басаргин (А. И. Введенский) выделил несколько рассказов, в которых господствует, по его мнению, «безобидный юмор» и «освежающая стихия здорового и бодрого веселья». Среди них он назвал и «Канитель»: «Вот уж поистине „канитель“; но канитель совсем „безобидная“ и забавная» («Московские ведомости», 1900, № 270, 30 сентября, стр. 3).

Однако цензору С. А. Верещагину рассказ показался не таким уж безобидным. 13 февраля 1904 г. он подал рапорт в Главное управление по делам печати: «Рассказ этот предназначен для публичного чтения на общественных концертах. Разрешить рассматриваемый рассказ к исполнению мне представляется неудобным, так как он осмеивает церковные порядки, относясь к православным обрядам без должного уважения, о чем имею честь представить на благоусмотрение вашего превосходительства. Цензор драматических сочинений Верещагин. 13 февраля 1904 г.». На рапорте резолюция начальника Главного управления по делам печати: «Согласен. 13/II» (, стр. 266—267).

Стр 232. ...на рыжем переплете Цветной триоди...