В УГЛИЧЕ
1894--1895 гг.
В начале октября 1893 года Михаил Павлович поехал в Углич "на разведку". Из Мелихова нужно было проехать восемьдесят с лишним верст лошадьми и поездом до Москвы, затем поездом до Ростова Великого свыше двухсот верст и, наконец, до Углича сто верст на лошадях. Всего получалось четыреста верст, а в оба конца - восемьсот. Но молодого податного инспектора это пока не страшило.
Внешне Углич ему понравился. Красивый городок Ярославской губернии, известный еще с XII века, раскинулся по обоим берегам Волги, достигавшей здесь ширины 100 саженей. Основная масса строений находилась на правом берегу. Здесь было множество памятников гражданской и церковной архитектуры XVII--XVIII веков, многие из них сохранились и поныне. Город, насчитывавший 10 000 жителей и около 1400 строений, из которых 400 каменных, был окружен с трех сторон густым хвойным лесом. В заволжской части виднелись только писчебумажная фабрика, "Супоневская" усадьба XVIII века, да 100--150 деревянных домиков.
Жители города промышляли, в основном, шитьем мешков для муки, вязанием грубошерстных чулок, постройкой лодок и мелких судов и выделыванием знаменитой "угличской" колбасы. В городе было 30 с лишним маленьких фабричек и заводиков, обслуживаемых 150-ю рабочими, и одна крупная "Компания угличской писчебумажной фабрики" на левом берегу Волги, в которой было занято 400 рабочих. Торговля была незначительной. Две ярмарки в году да три базара в неделю оживляли застойную жизнь.
Гимназий в городе не было ни одной, да и в округе на двести верст их тоже не было. Духовное училище, женская прогимназия - вот и все неполные средние учебные заведения. Низших училищ и школ всего только десять.
Здравоохранение было представлено тремя больницами на 71 место, которые обслуживались 6 врачами да 7 акушерками.
Михаил Павлович понимал, что жизнь в этом захолустье, в отрыве от семьи, будет невеселой, но выбора у него не было.
Он договорился с Корниловым о деталях перевода. Затем он осмотрел достопримечательности города, памятники архитектуры, тронную палату, где была развернута экспозиция недавно организованного на общественных началах музея древностей. Михаил Павлович решил тоже принести что-нибудь в дар музею. Вернувшись в Мелихово, он уговорил Марию Павловну послать в Углич бабушкин окованный железом дубовый сундучок XVII века.
Летом 1965 года была обнаружена в музейной инвентарной книге следующая запись: "Теремок-сундук XVII столетия, дубовый, квадратной формы, обит железными полосами и украшениями резными. Дар Марии Павловны Чеховой, 1893, октябрь, 15 дня" {Сообщено М. Н. и Т. Н. Черемовскими.}.
Теперь в чеховской семье почти ежедневно обсуждался вопрос, кто же будет управлять полевым хозяйством. Михаил Павлович уверял, что будет часто приезжать, но никто, да и он сам, не верил этому и каждый предполагал, что полевое хозяйство придется ликвидировать, либо поручить неопытной в этом деле Марии Павловне.
В конце декабря 1893 года Михаил Павлович закончил, наконец, свой словарь для сельских хозяев и дал ему название "Закром". В книге приведены самые разнообразные сведения: о бодяге, и о болезнях лошадей, о годовой влажности и перелоге, о хозяйственной всхожести семян и многом-многом другом. Теперь автору нужно было начинать хлопоты об издании этой книги. На этих-то хлопотах и закончился для Михаила Павловича 1893 год.
Новый, 1894 год он встретил в Мелихове, в семейной обстановке. После крещения, то есть после 7 января, он поехал в Углич.
В феврале 1894 года в шнуровую книгу Московской казенной палаты была занесена следующая запись:
"Департамент окладных Сборов 31 января 1894 года,", уведомил Г(осподина) управляющего Палатою,-- что Г(осподин) министр финансов 26 того же января изволил переместить... податного инспектора Серпуховского уезда - губернского секретаря Чехова - исправляющим должность податного инспектора Угличского уезда Ярославской губернии" {Центр. гос. архив г. Москвы, ф. 51, оп. 13, ед. хр. 2 288.}.
Это было то самое решение, которого Михаил Павлович ждал уже третий месяц. По существу, он сам себя гнал в ссылку, чему, конечно, сослуживцы его, как московские, так и серпуховские, были чрезвычайно рады: с их пути уходил беспокойный человек, не разделявший интересов своих товарищей-чиновников, иногда высказывавший какие-то особые, странные для них мнения.
На семейном совете было еще раз подтверждено, что Михаил Павлович остается "главноуправляющим", но все понимали, что проехать на лошадях и поездом четыреста верст в один конец и столько же обратно - не шутка.
Антон и Михаил просили Марию Павловну понемногу начинать присматривать за полевым хозяйством. Ей нравилось, что ей поручали чисто мужскую работу. Теперь, в отсутствии Михаила Павловича, она становилась главной не только в садовом, но и в полевом хозяйстве. Она уставала, но внутренне была довольна.
В феврале 1894 года Михаил Павлович поехал официально представляться своему новому начальству - управляющему Ярославской казенной палатой Александру Алексеевичу Саблину. В дальнейшем этот день он считал началом своей службы в Угличе.
Не доживший еще до пятидесяти, но выглядевший уже стариком, Саблин в воспоминаниях Михаила Павловича оставил самый светлый след. Высокообразованный, культурный человек, он не был похож на чиновников того времени. Дослужившись до чина коллежского советника, он сохранил подлинный облик человека, не огрубив его казенщиной, бездушием и формализмом. С первого же знакомства начальник и подчиненный почувствовали взаимную симпатию и сохранили ее неизменной до дня кончины старика.
"Закром". Сначала он отнес рукопись в издательство "Посредник", где работал знакомый чеховской семьи толстовец И. И. Горбунов-Посадов. Но рукопись пролежала в редакции порядочно времени и была возвращена. Тогда Михаил Павлович просил Антона сосватать словарь в журнал "Русская мысль", что Антон Павлович выполнил. "Закром" нашел себе издателей.
Перед отъездом в Углич Михаил Павлович продолжал заниматься в Мелихове самыми насущными и неотложными хозяйственными делами, которые нужно было завершить до отъезда на новую службу. В ту пору возили лед, сено, кирпич, белый камень для ремонта.
"Миша уехал в Ярославль и Углич", - отметил Павел Егорович в дневнике 15 февраля, а на другой день Антон Павлович писал Суворину: "Миша выхлопотал себе перевод в Углич. Не сидится ему. Службу свою ненавидит".
В этой короткой, лаконичной фразе, как в зеркале, отразилось все душевное состояние Михаила Павловича.
22 февраля Михаил Павлович опять был в Мелихове. Процесс отрыва от этого клочка земли и родных шел медленно и болезненно.
В эти дни в Мелихово опять понаехало много гостей: журналист Гольцев, издатель Лавров с женою, писатель Ладыженский, педагог Тихомиров и другие. Было весело, непринужденно, интересно. Но время текло неумолимо, подошел и срок пребывания Михаила Павловича в семье. 28 февраля Павел Егорович записал в дневнике: "Миша уехал в Углич на должность инспектора". Характер этой записи как будто говорит, что все предыдущие поездки Михаила Павловича в Углич были не настоящие, а теперь он поехал всерьез, надолго, "на должность". И, в самом деле, он не появлялся в Мелихове около месяца. Правда, в это время Антон Павлович жил в Ялте, и, следовательно, младший брат не мог его видеть.
Углич в те времена был связан с внешним миром лишь большими проезжими трактами да Волгой. Дорога на Ярославль, в губернию, шла мимо пожарной каланчи, дорога на Москву - по Ново-Московской улице (ныне улица Ленина). Постоялых дворов было два - купца Дикарева на Ново-Московской улице и Погудаловой-Фроловой на Спасской улице (ныне улица Маркса, д. 2) против гостиницы. Фролова держала земскую ямщицу, то есть обязана была предоставлять чиновникам и другим казенным людям транспорт безотказно, по первому требованию. На оплату проезда была установлена такса: для экипажей 5 копеек с версты, для саней - 4 копейки с версты. Весною и осенью, в распутицу, всякое движение прекращалось. Зимой ездили по замерзшей Волге.
Во все приезды в Углич Михаил Павлович останавливался в гостинице Постного на Спасской улице, пока не нашел себе квартиру. А с квартирой ему повезло. Он поселился в доме No 5 по Ново-Московской улице, вблизи от центра. Это был двухэтажный кирпичный дом Е. А. Палкиной-Башиловой, жены нотариуса Башилова. Одну из квартир этого дома снимали купец-мануфактурист Г. М. Калашников и его жена. У них-то Михаил Павлович и снял себе две комнаты. Вход к нему был со двора, налево, на второй этаж. Ворота железные, фигурные, с калиткою. В глубине участка - фруктовый сад и огород. На улице у ворот постоянно дежурил дворник. Место службы Михаила Павловича, казначейство, было недалеко, на Каменной улице у ручья {Сейчас в этом здании помещается детский сад No 90.}.
Присматриваясь к окружавшей обстановке, знакомясь с людьми, Михаил Павлович на первых порах был поражен скудостью интеллектуальной жизни города. Интересы большинства горожан сосредотачивались на рассуждениях о еде, жилище и о том, кто сколько проиграл в карты. Процветало пьянство. Отцами города были, в основном, местные толстосумы. В состав гласных городской думы входили 20 купцов, два купеческих сына, двое мещан и только три чиновника с образованием. Состоятельные слои населения больше всего заботились о благолепии храмов. Оторванный от жизненных артерий, город служил местом ссылки. Почта приходила только два раза в неделю, а в ледоход и распутицу не приходила вовсе. Улицы утопали в грязи, каждый жил только своим маленьким мирком за своим забором. По ночам на базарную площадь забегали волки и глодали сыромятные кожи, сложенные штабелями для продажи. За четыре месяца в городе и уезде было 64 пожара.
Из угличских памятников архитектуры Михаилу Павловичу больше всего нравилась трехшатровая Дивная церковь. Ему нравились также постройки в стиле классики и ампира, такие здания, как дом купца Переяславцева, который, как говорили, "переял славу" у англичан, узнав их секреты бумажного производства, за что и получил такую фамилию. Среди более древних гражданских построек Михаил Павлович отмечал дом Калашниковых, украшенный изразцами.
На кресте одной из церквей Углича подолгу сиживал старый дряхлый ворон. Этого ворона и тогдашний угличский пейзаж Михаил Павлович впоследствии описал в одном из своих рассказов. Вот несколько строк:
"Павел Федорович поднял палец и указал им на верхний ярус Филипповской колокольни.
- Этот ворон, Михаил, - обратился он ко мне, - живет у нас в Угличе уже более двухсот лет. Мне сейчас пятьдесят шестой год, а мне еще отец и дед говорили об этой птице. Да при этом еще по старинному обычаю говорили не "птица", а "мтица"...
Мы прошли через управский мост, обошли два раза уже поредевший садик, разбитый на месте древнего кремля, и мимо церкви Царевича и дворца с его кедровым крыльцом, направились в сторону Золоторучья. По Волге ползло сало, по ту сторону ее уныло глядела Супоневская усадьба, справа, точно мертвецы, смотрели пустыми оконными впадинами заброшенные дома, и было грустно, грустно...
... Проходя уже один мимо Филипповской церкви, я ясно услышал в далекой темноте... сгустившегося вечера старческий, дряхлый вороний крик:
- Крааа!.." {Газета "Новое время" от 25 декабря 1903 г. Рассказ "Ворон", Подп. М. Ч.}
Таков был Углич. Но в ведении Михаила Павловича был и весь Угличский уезд. Податному инспектору не раз приходилось ездить по уезду в тарантасе или в санях, невзирая ни на какую погоду.
Территория Угличского уезда составляла больше 3000 квадратных верст, из которых только четыре были расположены на левом берегу Волги.
Особенность уезда - обилие рек, речек и речушек. При этом условии естественно, что в половодье всякое движение по уезду прекращалось. Многие речки сохранили свои древние названия: Юхоть, Укма, Мокза.
Дремучие некогда леса к концу XIX века были хищнически истреблены кулаками-лесопромышленниками.
Население уезда составляло 94000 человек. Сельских общин числилось 117, крестьянских дворов 7488. Надельной пахотной земли было мало, она предоставлялась только на душу наличного мужского населения. Женщины и дети в счет не шли, кроме определенных случаев. Земля суглинистая, урожай ничтожный. Отсюда исключительная бедность. Кустарные промыслы были развиты слабо. На каждую волость приходилось меньше 40 кустарей. Они изготовляли косули, сохи и бороны, выкармливали телят.
Крайняя нужда приводила к необходимости бросать свой дом, семью и идти в отхожие промыслы. Каждый пятый уходил, причем, в большинстве случаев, в столицы и на круглый год.
Весь уезд обслуживали всего только 3 врача, 5 фельдшеров и 2 повивальные бабки. Однако начальных школ было почти 100.
Первое апреля 1894 года было не совсем обычным днем для жителей Углича. В газете "Ярославские губернские ведомости" они прочли сообщение о том, что министр народного просвещения Делянов утвердил наконец устав Угличского музея древностей, который они организовали и открыли еще два года назад, 3 июля 1892 года.
Начался приток пожертвований. Через два года музей насчитывал уже свыше 700 экспонатов - старинных икон, мебели, посуды, шитья.
Главным из инициаторов создания музея был почетный гражданин города Леонид Федорович Соловьев, по происхождению из купцов, человек образованный, историк, краевед, автор книги "Краткая история города Углича". Всю свою жизнь он посвятил родному городу. В продолжение четырех лет он вел переписку о возвращении в Углич опального колокола, в который 15 мая 1591 года звонили, возвещая об убийстве царевича Димитрия. Вместе с опальными горожанами колокол этот, по указу царя Бориса Годунова, был сослан в Тобольск, где находился триста лет. На нем была вычеканена надпись: "Сей колокол, в который били в набат при убийстве благоверного царевича Димитрия, 1593 прислан из гор. Углича в Сибирь в ссылку во град Тобольск..." Он вернулся в Углич 21 мая 1892 года, а на другой день состоялось решение городской думы об открытии музея.
Вот как Соловьев рисует в своей книге Углич того времени: "Культура и промышленность находится в полном затишье, вследствие конкуренции смежных с Угличем сел. Чтобы воскресить древний Углич, необходимо усовершенствовать пути, устроить мост через Волгу, замостить улицы и увеличить освещение".
Дальше Соловьев сообщает, что каждую весну за городом устраивались гулянья - "Русавы". Летом молодежь участвовала в поуличных гуляньях; никто не мог идти гулять в "чужую" улицу. Во время свадебных обрядов совершались заклинания для предупреждения "молодых" от порчи. В Угличе и уезде занимались шарлатанством колдуны, знахари и гадалки. Они утверждали, что приворотным зельем могли "обратить сердце неверного мужа к жене и заставить любить ее всей страстью, всем существом". Пользовались они большой популярностью, в особенности при розыске краденых вещей.
Так Соловьев описывал Углич. А вот легенды и поверья, бытовавшие в ту пору.
По дороге к селу Дивная Гора, на окраине Углича, близ стоявшей здесь церкви Никола-Петухи, лежал огромный Петухов камень, площадью 11 квадратных метров. По народному преданию, на нем в полночь иногда появлялся петух, предвещая какое-либо несчастье. Говорили, что петух пел накануне убиения царевича Димитрия, перед ссылкой угличан в Сибирь, перед нашествием поляков. На камне был высечен знак в виде петушиной лапы длиною в 40 сантиметров. Ученые считают, что это был либо культовый камень, либо межевой знак живших здесь древних племен. В наши дни камень был раздроблен и пошел на стройку.
На берегу Волги близ селения Иерусалимская слобода лежал Кувалдин камень. Под самым камнем был водоворот, который засасывал неосторожных пловцов. Суеверы говорили, что пловцов увлекали русалки.
Деревенские жители Ярославской губернии были, как и везде в те времена, очень суеверны. Газета "Ярославские губернские ведомости" посвятила этому вопросу большую статью С. Соколова "Поверья и предрассудки крестьянского населения". В статье подробно рассказывалось об особенностях и отношении к людям мнимых леших, водяных, русалок, домовых, кикимор, летающих ужей, о заговорах, порче и дурном глазе, о множестве примет и даже об опахивании деревень во время эпидемий. Опахивание должно было совершаться в полночь. Девушки в длинных белых рубахах по очереди впрягались в соху, и круговая борозда, которую они проводили по земле, по убеждению крестьян, имела магическую силу {"Ярославские губернские ведомости" No 22--27 за 1894 г.}.
У Михаила Павловича Чехова сразу же установились товарищеские отношения с Соловьевым, который в то время как раз работал над книгой об Угличе. Причастность обоих к литературе, конечно, порождала общие интересы. В числе новых знакомых Михаила Павловича был купец Николай Дмитриевич Евреинов - один из организаторов музея. Он не чуждался передовых идей, тянулся к культуре, среди купцов единственный ходил всегда во фраке. Был меценатом, жертвователем в музей. Он построил на площади в центре города двухэтажный каменный дом со шпилем и зрительным залом на 150 человек {Ныне площадь Коммуны, угол Первомайской улицы.}, где заезжие актеры и местный драматический кружок давали спектакли. Был попечителем городского училища, поднял вопрос в городской думе об открытии Народной бесплатной городской библиотеки, писал корреспонденции в газету.
Михаил Павлович часто бывал в его доме, в особенности в связи с деятельностью драматического кружка. Их отношения всегда отличались взаимным уважением и корректностью.
Сын Н. Д. Евреинова, Константин Николаевич, был хранителем музея, краеведом, а позже археологом и членом Ярославской архивной комиссии. Его корреспонденции печатались в ярославском "Северном крае" и петербургском "Свете".
В организации музея участвовал и Петр Андреевич Критский - учитель, историк, писатель, краевед. Он преподавал в городском училище и в методах преподавания был новатором. "Новое в содержании уроков П. А. Критского, сотрудничество в местных и центральных газетах, участие в организации городской библиотеки, разносторонняя просветительная деятельность навлекли на него подозрение начальства,-- писала угличская газета "Авангард". - Недруги П. А. Критского оказались... сильнее, и в 1899 году он уезжает в Ярославль" {"Авангард" от 11 ноября 1965 г. Статья Н. Черемовского "Учитель и краевед".}. Там он составил сборник "Наш край", который, выйдя в свет в 1907 году, явился лучшей краеведческой книгой, посвященной Ярославской губернии. Едва ли мы ошибемся, если скажем, что П. А. Критский был одним из наиболее культурных людей в Угличе. Там до сих пор помнят об этом человеке.
Между П. А. Критским и Михаилом Павловичем установились самые хорошие отношения.
Л. Ф. Соловьев, Н. Д. Евреинов, К. Н. Евреинов и П. А. Критский дружно взялись за организацию культурно-просветительного кружка, целью которого была народная грамотность, народное просвещение.
Как только Михаил Павлович обосновался в новом для него городе, он тотчас же включился в работу этого кружка и вскоре стал одним из самых активных его членов. Деятельно участвовали в работе кружка также инспектор городского училища Иванеев, врач А. Протопопов с женою, лесничий С. Урусбиев, учитель Д. Розин и другие.
По инициативе Н. Д. Евреинова кружок поставил первой своей конкретной задачей организовать в Угличе бесплатную народную библиотеку. Стали собирать у горожан книги, принимали пожертвования. В этом деле на первых порах им повезло. В Угличе жила богатая старая помещица Леонтьева, у которой была хорошая библиотека. Она была одинока и все свое состояние, в том числе и библиотеку, завещала... своей собачке. Узнав об этом, члены культурно--просветительного кружка, среди которых был и Михаил Павлович, явились к ней и сумели убедить ее пожертвовать свои книги открывающейся народной библиотеке.
Н. Д. Евреинов, избранный председателем культурно-просветительного кружка, обратился к драматическому кружку с просьбой дать несколько спектаклей в пользу библиотеки. Согласие было получено, но дело не двигалось. Городская библиотека была официально открыта лишь 14 мая 1896 года, когда Михаила Павловича в Угличе уже не было.
"Три мушкетера" Дюма. Какой-то благодарный читатель на первой странице запечатлел следующий свой отзыв об этой книге: "Сию книгу читал я, Углицкий мещанин, Иван Дмитриевич Моховой, и нахожу ее из всех читанных мною книг самою наилудшею, в чем и приношу мою признательность Михаилу Ивановичу Жукову, как владельцу оной бесценной книги. Января дня 18". Михаил Павлович списал эту надпись и передал Антону Павловичу, который года два спустя использовал ее в рассказе "Убийство" {А. П. Чехов. Полн. собр. соч., т. 12, стр. 219.}.
В своей книге "Антон Чехов и его сюжеты" Михаил Павлович упоминает угличского городского голову, не сообщая, однако, его фамилии, а ставя лишь инициал Ж. {М. П. Чехов. Антон Чехов и его сюжеты. М., 1923, стр. 124.}. Сейчас этот инициал разгадан. С него начинается фамилия купца первой гильдии Михаила Александровича Жаренова, под покровительством которого возник угличский музей. Свое миллионное состояние он нажил оптовой хлебной торговлей. На Волге и Каме он держал "хлебные пристани", а в Петербурге и Риге - конторы по сбыту хлеба за границу. Много лет Жаренов был гласным городской думы и несколько раз переизбирался городским головою. На его оптовом лабазе, помещавшемся в центре Углича, висела вывеска: "Входить только по делу". В лабазе он сидел в кресле, в бобровой шубе и шапке, опершись на палку.
Михаил Павлович по долгу службы был знаком с ним и отдельные его выражения записывал для Антона Павловича. Так, он сообщил брату фразу из выступления Жаренова в городской думе: "Городским головой был и старостой лет, может, двадцать, и много добра сделал; Ново-Московскую улицу всю покрыл гравилием, выкрасил собор и колонны расписал под малафтит".
Здесь речь шла о колоннах в зимнем Спасо-Преображенском соборе. Эту фразу Антон Павлович использовал также в рассказе "Убийство".
На заседании Думы 22 мая 1892 года по поводу открытия музея Жаренов в своей речи сказал так:
- Колись топеряча мы у себя открыли музею, так нам топеряча надо старину беречь {Автор приносит глубокую благодарность М. Н. и Т. Н. Черемовским за сведения об угличской старине.}.
В 1894 году весна была ранняя, и угличане постарались побыстрее привести город в порядок. На всех улицах выброшенные за зиму дырявые кастрюли, старые калоши и сломанные табуретки, по предписанию полиции, были убраны, и улицы подметены.
"во избежание неудобств от конкуренции".
Весна, как всегда, радовала Михаила Павловича. Он разъезжал по уезду, ходил в казначейство, но при всякой возможности стремился умчаться из Углича в Мелихово, куда его тянуло неудержимо. На этот раз ему удалось съездить к семье на пасху, которая в том году приходилась на 17 апреля. В меру возможного, он помог Марии Павловне в полевых работах и дал советы на будущее. Но было уже совершенно очевидно, что сельское хозяйство в Мелихове пошло на ущерб. Стали меньше пахать, стали меньше засевать.
5 мая Михаил Павлович вновь приезжал к семье. На этот раз он привез две пары породистых голубей на завод. Позже эти голуби вошли в литературу. Вот что писала о них Татьяна Львовна Щепкина-Куперник:
"В Мелихове бродили... голуби кофейного цвета с белым, так называемые египетские, и совершенно такой же расцветки кошка. А. П. уверил меня, что эти голуби произошли от скрещения этой кошки с обыкновенным серым голубем... Не поверить такому авторитету, как А. П., я не решалась и, возвратись в Москву, рассказала... о замечательных чеховских голубях... Долго я стыдилась своего невежества" {Т. Л. Щепкина-Куперник. "О Чехове". В сб. А. П. Чехов в воспоминаниях современников. М., 1947, стр. 197.}.
С семьей Чеховых Татьяна Львовна познакомилась в 1893 году. Она часто приезжала в Мелихово. Это была 20-летняя девушка, очень маленького роста, веселая, жизнерадостная. Поэтесса, драматург, переводчица, она быстро сошлась с хозяевами Мелихова, а с Антоном Павловичем даже покумилась. Они крестили дочку мелиховского соседа князя С. И. Шаховского. С Михаилом Павловичем у нее были неизменно хорошие отношения. Он ценил одаренность девушки, образованность, высокую интеллигентность.
"Царевича Димитрия убиенного". В церквах служились молебствия, шли крестные ходы, весь центральный район города был иллюминирован, обыватели фланировали по бульвару, набережной и прилегающим улицам. В городском саду играл оркестр еврея Смычковича, состоящий из него самого и девяти его сыновей и дочерей, владевших разными инструментами. В кремле играл другой оркестр, под управлением Рафаила Фейгина. Все мужское население было пьяно.
В "клубе" купцов Ивана и Германа Дурдиных, что близ кремля, с утра под дикие звуки оркестриона толпились завсегдатаи - любители пропустить первую рюмочку под черную икорку, а вторую под хрустящие грузди, которыми славилось это заведение. Хорошо выпив и закусив, посетители садились за ломберные столы и резались в карты весь день до темноты и даже за полночь.
Торжество продолжалось и назавтра, праздник следовал за праздником. Все это было внове Михаилу Павловичу, и он с большим интересом рассказывал потом в лицах Антону о своих впечатлениях.
Но вот в Угличе произошли события, которые Михаил Павлович позже описал в своем рассказе "Интрига" {М. П. Чехов. Очерки и рассказы, СПБ, 1905. См. там же М. П. Чехов. Свирель. "Московский рабочий", 1969.}. Название города в рассказе не упоминается, и все действующие лица зашифрованы вымышленными фамилиями, однако теперь все это раскрыто. Вот краткое изложение этих событий.
После того как губернатор Фриде упрекнул городского голову Жаренова в бездействии, стало известно, что губернатор едет в Углич с ревизией. Весна была страшно холодной. Отцы города, уездные власти и чиновники, встречавшие пароход, промерзли до костей. Все они были в шитых золотом мундирах, кафтанах, треуголках или фуражках с кокардами. Некоторые чиновники почему-то сбрили себе усы.
хлебом-солью один. Привезя удивленного губернатора к себе в дом, Евреинов усадил его за стол, накрытый для всех встречавших. Сконфуженно явились они из ресторана по зову Евреинова.
При ревизии у городского головы Жаренова все оказалось в порядке, но позже, когда городским головой выбрали опять Жаренова, губернатор не признал выборы. О дальнейших событиях рассказывают архивные материалы.
"20 сего мая, утвержден в должности Угличского Городского Головы угличский 2-й гильдии купец Игнатий Мозжухин",-- сообщили "Ярославские губернские ведомости" 24 мая 1894 года.
Назначение Мозжухина городским головой вызвало всеобщее удивление действиями губернатора. Все знали, что выборы Жаренова были произведены без каких-либо нарушений. С другой стороны, Мозжухин был купцом второй гильдии, а не первой и иметь его городским головою было зазорно. Вскоре состоялось чрезвычайное заседание городской думы под председательством Мозжухина. Протокола этого заседания в архиве нет. На заседании произошло что-то такое, что вновь вызвало гнев губернатора. Из Ярославля в Углич была отправлена бумага следующего содержания:
"Сим поставляю Городскую Управу в известность, что на основании статьи 83 Городового положения 1892 г. я останавливаю исполнение всех постановлений Чрезвычайного заседания Угличской Городской Думы 28 истекшего мая.
" {Филиал Ярославского гос. архива в Угличе, ф. 2, оп. 1, ед. хр. 346.}.
Видимо, грех, совершенный угличской думой, был настолько велик, что о нем было признано неловким даже публиковать в "Ярославских губернских ведомостях". Официальная газета, выходившая под редакцией вице-губернатора, сочла нужным тщательно замолчать всю эту историю. Спустя месяц, 5 июля 1894 г. опять состоялось заседание городской думы под председательством И. И. Мозжухина. Собрались в желтом "управском" доме, что при входе на территорию кремля, направо. Среди тридцати с лишним вопросов повестки дня был следующий: "О причинах неявки господ гласных в бывшее 28 мая заседание Городской Думы". Речь шла о том самом собрании, которое вынесло решения, возмутившие губернатора настолько, что он их "остановил". Следствие продолжалось, выяснялось, кто и почему на том собрании отсутствовал, кого карать, а кого миловать.
На этом же и на ближайших заседаниях думы рассматривались многочисленные заявления купцов и мещан, просивших о разрешении открыть и держать трактиры с крепкими напитками. Трактир Карамышева на Спасской улице уже не удовлетворял спроса.
22 мая Михаил Павлович опять приехал в Мелихово.
Как и раньше, Антон и Михаил много беседовали. В наши дни, конечно, невозможно точно установить даты и темы этих бесед. То, что сохранила память Михаила Павловича и рассказано им, записано и частично включено в эту книгу. Так, есть записи о серьезном семейном совете, состоявшемся в этот приезд Михаила Павловича в Мелихово. Дело в том, что Марии Павловне оказалось не под силу руководство сельскохозяйственными и в особенности полевыми работами в полном объеме. Пришлось выносить неизбежное решение. В дневнике Павла Егоровича появилась запись за 25 мая: "Все дело дали Роману в распоряжение". Эти слова означали, что Чеховы сами не справились с хозяйством и сдали все работы дворнику.
привязавшийся к Чеховым, как к родным, был неудачником. Он долгие годы не мог найти себе постоянную работу по специальности и перебивался от случая к случаю. Был он и волостным писарем, и сотрудником юмористических журналов, где печатался под псевдонимом Юс Малый. В месяцы длительной его безработицы сердобольная Евгения Яковлевна предоставляла ему полный приют, и он жил у Чеховых, работал в саду и в огороде, выполняя различные поручения.
Он всегда имел счастливый вид, лицо было озарено несходящей улыбкой. Однажды, купаясь в мелиховском поросшем тиной пруду, он, скрестив руки на груди, воскликнул, обращаясь к Михаилу Павловичу:
- Миша, как жизнь хороша!
Вот этому-то Иваненке Михаил Павлович и поручил дело, благодаря которому флейтист вошел в литературу об А. П. Чехове. Иваненко, конечно, согласился и составил рукопись в юмористических тонах, дающую точное представление о хозяйственном состоянии усадьбы Антона Павловича на тот год, об обитателях ее. Рукопись (синяя тетрадка) хранится в Гос. музее-заповеднике А. П. Чехова в Мелихове и публикуется впервые (с сокращениями).
В рукописи упомянуты два тарантаса, беговые дрожки, шарабан, выездные сани, предметы упряжи, плуги, вилы, катки и даже молотилка зубчатая и веялка Бутеноковская.
"По мелиховским дорогам на 1 июня состязались:
Киргиз 8 лет. Перегнал курьерский поезд 100 раз и сбросил владельца столько же раз...
Мальчик 5 лет. Дрессированная лошадь, изящно танцует в запряжке.
Анна Петровна 98 лет. По старости бесплодна, но подает надежды каждый год...
Кубарь 7 лет. Смирен и вынослив".
Дальше идет описание крупного и мелкого рогатого скота, свиней, уток, кур и собак. При этом две таксы, подаренные Антону Павловичу Н. А. Лейкиным, выделены отдельно:
"Хина Марковна, отличается неподвижностью и тучностью (ленива и ехидна).
Бром Исаич. Отличается резвостью и ненавистью к Белолобому. Благороден и искренен".
О прислугах сказано так:
"Марьюшка, вдова неопределенных лет, отличная кухарка.
Катерина. Коровница...
Анюта - горничная - непосредственная натура 16 лет. Любит смеяться и великолепно танцует. (Страдает, по уверению Марьюшки, нутреною болезнью).
Работник Роман. Проявил аккуратность и деятельность, вежлив. Отвечает кратко,-- (так тошно, и никак нет). Служил. Знаков отличия не имеет".
В заключение рукописи сказано о хозяевах:
"Павел Егорович Чехов и его супруга Евгения Яковлевна Чехова. Счастливейшие из смертных в законном супружестве состоят 42 года (Ура!).
Дети их:
Мария Павловна Чехова: добра, умна, изящна, красива, грациозна, вспыльчива и отходчива, строга, но справедлива. Любит конфеты и духи, хорошую книжку, хороших умных людей. Не влюбчива... (Всего 1 700 раз была влюблена). Избегает красивых молодых людей... Всем друзьям рекомендует теорию: "Наплевать". Замечательная хозяйка: огородница, цветочница и т. д. до + ~".
Рукопись завершается упоминанием об отсутствующих детях Александре и Иване. О Михаиле Павловиче сказано: "Податной инспектор, живет в Угличе. Составил сельскохозяйственный календарь..."
Посмеявшись остроумию Иваненки, Михаил Павлович передал эту рукопись Марии Павловне, в архиве которой она хранилась более полувека.
18-го июня 1894 года в Угличе состоялось празднество, носившее просветительный характер. Это было "торжество по случаю исполнившегося десятилетия существования церковно-приходских школ на правилах, изданных 13 июня 1884 г.". Михаил Павлович, конечно, принял участие в праздновании юбилея. Он всегда, в меру возможности, помогал школьному делу. В конце жизни он рассказывал, как покупал для школ учебники, а неимущим ученикам дарил валенки, курточки, пальтишки. При этом он не терпел каких-либо похвал и благодарностей.
"Лебединая песня" А. П. Чехова и "Несчастье особого рода", в переработке с немецкого В. С. Пенькова. Подобные представления заезжих гастролирующих артистов в Угличе в те времена были редкостью; угличане остались довольны. Публика особенно была взволнована пьесой Антона Павловича. Михаила Павловича как брата автора пьесы буквально засыпали расспросами и рукопожатиями. Тут же раздавались голоса о том, что существующий угличский драматический кружок лишь прозябает, но не живет, что надо поставить у руководства человека энергичного, живого.
Все взоры устремились на Михаила Павловича. Ему предложили руководство, и он принял его. Как только разнесся слух, что драмкружком теперь руководит Чехов, сразу же выросла и труппа актеров. Все это были любители. Н. К. Евреинов с распростертыми объятиями принял новую труппу и предоставил ей свой зрительный зал.
И началась работа: читка пьесы, распределение и разучивание ролей, репетиции. На первых порах дело шло медленно.
Михаил Павлович, как столичный человек, молодые годы проведший в среде актеров и в известной степени компетентный в вопросах театрального искусства, взял на себя режиссерские обязанности. Обладая некоторыми актерскими данными, он играл в пьесах характерные роли.
Еще в детстве он был непременным участником домашних представлений Антона. Об этих представлениях он писал в 1912 году в биографическом очерке к шеститомнику писем А. П. Чехова: "Одной из любимых... импровизаций (Антона. - С. Ч.) была сцена, в которой градоначальник приезжал в собор... и становился посреди храма на коврике в сонме иностранных консулов... В гимназическом мундирчике, с дедовской старой шашкой через плечо, он удивительно метко схватывал черты градоначальника и затем производил смотр... казакам" {Письма А. П. Чехова. Изд. 2. Книгоиздательство писателей в Москве. Т. 1. 1913, стр. 15.}. Роли иностранных консулов и казаков исполняли братья Чеховы, в том числе и маленький Миша.
"За двадцать минут до звонка". В этом первом его водевиле, конечно, сказывается влияние Антона Павловича.
"Театральная библиотека", где водевиль и был опубликован в No 41 за октябрь 1894 года, под псевдонимом М. Богемский. Шутка имела успех на любительской сцене. В Угличе она была сыграна, по-видимому, в конце лета {Воспоминания М. П. Чехова в записи автора. Рукопись. Архив автора.}.
Любительская театральная деятельность Михаила Павловича была небольшой. Но все же она давала ему душевные силы для жизни в захолустье. Если же в работе драмкружка случались перебои, он всей душой стремился в Мелихово. В середине лета он писал своей семье: "Вспомнил я про вашу молотилку, господа Чеховы. С нею нужно поступить так: послать колесо (Маша знает какое) в Тулу на завод Красильниковой... с просьбой заменить беззубое колесо полнозубовым... Или: съездить вместе с колесом в Серпухов на завод Бердоносовой и проделать все то же..."
Дальше в этом письме Михаил Павлович описывает красоту угличской природы и приглашает Евгению Яковлевну к себе:
"Волга у нас так наполнилась, что чуть не выходит из берегов. Ах, полупочтенные, какая живописная речка протекает в 2-х верстах от Углича {Речка Корожечна впадает в Волгу с левого берега в двух верстах ниже Углича. Название ее происходит от слова "корежить". Весною она бывает очень бурна.}.
Псле близ г. Сумы, в усадьбе Линтваревых "Лука".}, а когда доплываю до громадной паровой мельницы, вылезаю на берег, и ручной журавль начинает выделывать выкрутасы. Есть и еще удовольствие: поплывешь на лодке по Волге против течения, заплывешь подальше, а потом сложишь весла и спускаешься по течению: берега все изменяются, ползут, ползут; а если при этом небо окрашено в апельсиновый цвет, да еще с берега из сада доносится музыка, так и вовсе хорошо.
А ведь вы, господа, свиньи! До сих пор не написали мне ни одной строчки с 6-го февраля. Ведь могу ж я интересоваться, что у вас делается.
Дичи здесь пропасть. Вчера купил тетерева за 20 коп. и то говорят, что дорого: по новости. Утки дикие чуть через город не летают" {Письмо от 10 июля 1894 г. Гос. музей-заповедник А. П. Чехова в Мелихове.}.
Это письмо подействовало. "Евгения Яковлевна уехала в Углич",-- записал Павел Егорович 15 июля 1894 года.
Пока Евгения Яковлевна гостила в Угличе, в Мелихове плотники закончили постройку флигеля. Этот маленький домик был выстроен Антоном Павловичем потому, что в большом доме всегда было шумно, ему же для творческой работы необходимо было одиночество. В этом флигеле не раз ночевал Михаил Павлович. На ступеньках его наружной лестницы он сфотографирован с Антоном Павловичем. Павел Егорович называл флигель "скитом". Он сохранился до наших дней в подлинном виде.
"Миша, что это значит, что ты не едешь к нам. Два раза посылали на станцию, а тебя нет. Грех забывать родных. С своей компанией наживешься зимой. Мне хочется, чтобы ты застал у нас цветы. Приезжай скорей, пожалуйста. Антоша и Потапенко 2-го числа уехали по Волге в Нижний, а оттуда в Саратов, так они сказали. Семь пятниц на одной неделе".
3 августа 1894 года А. П. Чехов и И. Н. Потапенко сели в Ярославле на пароход, шедший в Нижний Новгород. Это было второе посещение А. П. Чеховым Ярославля. Антон Павлович писал Суворину об этом путешествии: "Наша поездка на Волгу в конце концов оказалась довольно странной. Я и Потапенко поехали в Ярославль, чтобы оттуда плыть до Царицына, потом в Калач, отсюда по Дону в Таганрог. Путь от Ярославля до Нижнего красив, но я раньше уже видел его. К тому же в каюте было очень жарко, а на палубе по физиономии хлестал ветер. Публика неинтеллигентная, раздражающая своим присутствием. В Нижнем нас встретил Сергеенко, друг Льва Толстого. От жары, сухого ветра, ярмарочного шума и от разговоров Сергеенко мне вдруг стало душно и тошно, я взял свой чемодан и позорно бежал... на вокзал. За мной Потапенко. Поехали обратно в Москву, но было стыдно возвращаться не солоно хлебавши, и мы решили ехать куда-нибудь, хоть в Лапландию" {Письмо от 15 августа 1894 г.}.
"Антоша 12-го будет домой, - писала Евгения Яковлевна,-- а потом у нас будет на Успенье.
Сейчас Роман везет колесо в Серпухов для машины. Рожь свезли. Ржи оказалось мало".
На этом письме приписка Павла Егоровича:
"23 копны только. Миша, что к нам не приезжаешь. Мы тебя ждали к 2-му августа. Поздравляем тебя с яблочным праздником. Сейчас еду к обедне яблоки святить. П. Чехов" {Письмо от 6 августа 1894 г. Гос. биб-ка им. В. И. Ленина.}.
В письме родителей к Михаилу Павловичу примечательны слова о ничтожности урожая. Они говорят сами за себя. Роман, которому передали дело, чувствовал себя лицом подчиненным и действовал не инициативно. Становилось все более очевидным, что Чеховы не могут осилить целое именье, что им нужна только усадьба, а пашни, луга, леса - это для них лишь обуза. В дневнике Павла Егоровича все чаще стали появляться такие записи: "Земля осталась незасеянной" (13 августа), "Овес лежит 17 дней под дождем" (25 августа), "Молотят на чужой машине" (26 августа) и так далее.
Не успели старики родители послать Романа на станцию с письмом к младшему сыну, как он сам явился в Мелихово. Это было 6 августа. На этот раз Михаил Павлович приехал в семью после более чем двухмесячного перерыва. Антона Павловича младший Чехов в Мелихове не застал.
Такого еще не бывало, чтобы братья не встречались так долго. Пробыв в Мелихове всего лишь три дня, Михаил Павлович отправился обратно в Углич. По пути он в Москве зашел в редакцию журнала "Русская мысль", где узнал, что словарь "Закром" скоро пойдет в печать. Это обрадовало его. И действительно, вскоре он получил из "Русской мысли" следующее письмо: "Книга "Закром" окончена печатанием. Теперь только необходимо назначить цену; редакция думает, что самая подходящая цена будет один рубль" {Письмо от 23 августа 1894 г. Архив автора.}.
1 августа 1894 года в Угличе состоялось особо торжественное празднование с молебнами, крестными ходами, иллюминацией и гулянием по случаю того, что холера обошла Углич в оба предыдущие лета и, оказывается, благополучно обходит его и в этом году {"Ярославские губернские ведомости" от 12 августа 1894 г.}. Все радовались. Угличскими властями было установлено, чтобы и впредь праздновать каждого 1-го августа избавление от холеры.
Калашников умер по пути из Нижнего Новгорода в Углич. Вымирали семьями. Среди обывателей началась паника. Власти и ярославская газета преуменьшали действительные размеры эпидемии. Обстановка была тревожной до самой зимы, когда морозы победили эпидемию.
Уже в глубокой старости Михаил Павлович вспоминал, как однажды, разъезжая по Угличскому уезду по служебным надобностям, он заехал в какое-то имение. У владельца были миловидные дочери. Сам он ходил с длинными волосами. Он был необыкновенно разговорчив и, когда Михаил Павлович заезжал к нему в следующие разы, допекал его непрекращающимися рассуждениями о белой и черной кости, о том, что чумазый и кухаркин сын не могут дать человечеству ни искусства, ни литературы.
"В усадьбе". В нем можно узнать и помещика, и его двух дочерей, и самого Михаила Павловича, который любил сидеть, поджав под себя одну ногу. Только герой рассказа не податной инспектор, а судебный следователь и "умеренно полный", а не худой, как Михаил Павлович.
Сохранился рассказ о встрече Михаила Павловича еще с одним помещиком. Сын академика живописи Н. А. Киселева в своих воспоминаниях пишет: "Запомнился мне один его (Михаила Павловича. - С. Ч.) рассказ. Как-то в конце делового разговора с помещиком и его женой, к которым он заехал, объезжая участок, помещик поинтересовался, является ли служба податного инспектора государственной или общественной. На это Михаил Павлович ответил, что его служба коронная. Простившись и уходя, он услышал, как за его спиной помещица спросила мужа: "Что-то я не пойму, какая же это служба - макаронная?" {Архив автора.}
31 августа угличский драматический кружок, возглавлявшийся Михаилом Павловичем, показал угличанам плоды своих трудов. Перед лицом всей местной интеллигенции и именитого купечества труппа дала спектакль. Были показаны водевили: "Ворона в павлиньих перьях" М. Куликова (Крестовского) и "Женское любопытство" Л. Яковлева.
"Ярославских губернских ведомостях" 4 сентября появилась информация и о многолюдном гулянии, и о спектакле. Члены кружка были окрылены надеждой.