|
[Летопись жизни и творчества А. П. Чехова]: 1889 // Летопись жизни и творчества А. П. Чехова / Рос. акад. наук. Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького М.: ИМЛИ РАН, 2004. — Т. 2: 1889 — апрель 1891. — С. 5—311.
Около 1 июля. Ч. посылает телеграмму (неизв.) А. С. Суворину с извещением, что выедет из Киева «во вторник» (4 июля). См. 2 июля.
«...Собрались мы как-то во время пребывания за границей посетить Д. В. Григоровича в его маленьком домике в Ветлингау, около Вены; к нам должен был присоединиться и Чехов. <...> Приехали мы в Вену. Там на вокзале встречал нас, точно радушный хозяин Вены, Д. В. Григорович. Он уже нанял нам помещение, экипаж. На свой вопрос: “Где же Чехов?” — он очень огорчился, узнав, что тот еще не приехал. <...> Побывали мы и в Ветлингау, у жены Дмитрия Васильевича, катались на Prater’е, осмотрели всю Вену, а Чехова все нет и нет. Телеграмм было послано множество. <...> Наконец, прожив в Вене, в ожидании его, больше 10 дней, мы решили уехать в Insbruck и там ждать, а здесь поручить Дмитрию Васильевичу встретить его и известить нас о его прибытии». А. И. Суворина. Воспоминания о Чехове. — Атеней, с. 189—190.
«Русский вестник» (№ 7) напечатана статья (использованная Ч. при работе над книгой «Остров Сахалин»), где автор, прослуживший несколько лет на Сахалине, утверждал, что «большинство нашего общества имеет крайне ошибочное представление о каторжном труде преступников», и далее тенденциозно восхвалял сахалинские порядки, с похвалой отзывался о «гуманных задачах» администрации, ее «снисходительности к дурным общественным элементам», «полном отсутствии на практике той карательной системы, которую имеет в виду закон», отмечал «отсутствие кандалов» у ссыльных, расписывал их «беспечный и веселый вид», упрекал тюремное начальство за то, что оно «произвольно смягчает положение сосланных» и т. д. А. С. <А. А. Панов?>. Ссылка и остров Сахалин. — РВ, № 7, с. 59—90.
С резким отзывом об этой публикации выступила вскоре «Русская мысль». Автор отзыва расценивал статью как недостойную попытку «представить жизнь на острове и существование ссыльных какою-то идиллией», «артельной робинзонадой на диком острове», подчеркнул назревшую необходимость сказать о Сахалине правду. «Но призывать еще сугубую кару на голову уже навеки осужденных, наказывать наказанных, отвергать всякую человечность по отношению к тем, кто и без того навсегда отвергнут обществом, — подобная бесцельная жестокость <...> вызывает удивление и не может не остановить на себе внимания читателя». «Обзор периодической печати». — РМ, № 10, отд. Библиография, с. 453—457.
2 июля. С. Суворину: «Вы пишете, что пробудете в Тироле целый месяц. Времени достаточно, чтобы я мог съездить до заграницы в Одессу, куда влечет меня неведомая сила. Значит, я выеду из Киева не во вторник <4 июля>, как телеграфировал, а позже. Из Волочиска буду телеграфировать. Из Одессы тоже буду телеграфировать.
Бедняга Николай умер. Я поглупел и потускнел. Скука адская, поэзии в жизни ни на грош, желания отсутствуют и проч. и проч. Одним словом, черт с ним». Письма, III, 229.
Д. В. Григорович пишет из Вейдлингау (под Веной) А. С. Суворину, находившемуся с женой в Ишле и собиравшемуся ехать в Зальцбург и оттуда в Инсбрук: «Проживите в Инсбруке до 1-го августа нашего стиля <...> я явлюсь тогда к Вам и мы огулом с Чеховым совершим ту чудную прогулку через Тироль до Базеля, о которой я говорил Вам. <...> Обрадовался я весьма приезду Чехова. Адрес мой я ему дал <...> Прежде чем Чехов выедет из Сум — напишите ему немедленно и сообщите мой адрес; мне же телеграфируйте о дне выезда его из Сум. Я <...> буду ждать его на платформе в каком бы часу ни было. Затем прямо повезу его к себе на дачу, дам ему отдохнуть и пошлю Вам телеграмму в Зальцбург или Инсбрук о нашем выезде из Вены; оставьте только Ваш адрес в Инсбруке или Зальцбурге на почте». РГАЛИ, ф. 459, I, 1066, лл. 32—33; Письма русских писателей, с. 36—37.
Ч. шлет путешествующему по Тиролю А. С. Суворину телеграммы (неизв.) в ответ на его приглашения: «Ваши телеграммы я получал, а мои телеграммы не доходили до Вас...». Письма, III, 261.
3 июля. Днем (по расписанию жел. дор. — в 4 ч. 25 м.) выезжает из Сум в Одессу вместе с И. П. Чеховым. Из Одессы намеревается ехать в Вену.
П. Чехов сообщал вечером того же дня Г. М. Чехову: «Проводили Антошу за границу. Ваня поехал сопровождать его до Одессы и сейчас оба они в Киеве». ГЛМ, ОФ 3640/21; ЛН, т. 68, с. 868.
П. М. Свободин пишет Ч.: «Радуюсь тому, что Вы понемножку начинаете влезать в норму, как Вы пишете. <...> Вы начинаете Ваше письмо ко мне упреком за то, что я не внес в свои воспоминания Ильченку. Нет, я не забыл его (c’était un кобель) <...> Вы говорите: “поставьте на место Ильченко человека и вы поймете” и т. д. <...> Он <...> влачит жалкое существование в конуре постоялого двора в Межиричах. <...> Когда мы останавливались chez M-r Iltchenko на обратном пути, он не без слез в голосе тотчас же при нашем появлении спросил о псе, и <...> он, злой Ильченко, ввел и нас в преступление: мы должны были лгать, что не видели пса, мало этого, мы должны были научить лгать и Романа, и все лгали, все, и comptesse <Л. Ф. Михайлова>, и жабка <Н. М. Линтварева>...». «Сколько с меня следует мзды-то за полтавское путешествие? Я так скоро уехал, что ни рассчитать, ни заплатить мы не успели. Вы уж, конечно, расплатились за всех. Напишите мне, сколько я должен». Сообщает, что накануне встретил на вокзале в Петербурге К. С. Баранцевича. «...Поговорили мы с ним о Вас, всех Ваших и о Линтваревых, просил он меня написать Вам спасибо за память, так как я сказал ему, что мы его вспоминали с Вами на Луке, и просил он Вам кланяться». РГБ.
Пьеса «Медведь» исполнена на сцене тифлисского театра гастрольной труппой Товарищества московских артистов под управлением Н. Н. Соловцова. Список пьес, июль 1889, с. 34.
Ч. утром (по расписанию жел. дор. — в 11 ч.) прибывает в Одессу, о чем на следующий день известили местные газеты. «Приезд А. П. Чехова. Вчера приехал в Одессу известный молодой писатель А. П. Чехов». «Новороссийский телеграф», 5 июля, № 4468.
А. Сергеенко вспоминал, описывая свою встречу с Ч. в Одессе: «При первом взгляде на Чехова передо мною как бы пронеслась в воздухе раненая чайка. Чехов был мил, приветлив, с теплотою говорил о минувших днях, пользовался всяким случаем, чтобы сказать какую-нибудь шутку. Но это уже был не тот, не московский Чехов, не милый Антоша Чехонте. Что-то отлетело от него. <...> А по молодому и все еще миловидному лицу от времени до времени проносилась какая-то тень. Сначала я думал, что тень эта падала изнутри, от свежей раны, нанесенной смертью брата Николая. Но Чехов говорил о смерти Николая спокойно <...> Кроме меня, кажется, никто не замечал перемены в Чехове. <...> Чехов был для всех милым и желанным Антоном Павловичем. И наружно Чехов относился ко всем мягко и дружественно». П. А. Сергеенко. О Чехове. — Ежемесячные приложения к «Ниве», 1904, № 10, стлб. 212—213; О Чехове, с. 160—161.
Ч. представляет в управление одесского участкового пристава вид на жительство («Аттестат» Московского университета от 15 ноября 1884 г.), на листах к которому ставится отметка: «1889 года 4 июля. Явлен в управ<ление> пристава бульварного полиц<ейского> уч<астка> г. Одессы <...> № 12 “Северной гостиницы” в Театр<альном> пер. и записан № 16/24». РГАЛИ.
Н. Островского «На всякого мудреца довольно простоты» участвовали А. П. Ленский, И. Н. Греков, О. А. Правдин, И. П. Уманец-Райская.
«В первый же день приезда Антона Павловича в Одессу мы, разумеется, вечером были в театре, а затем всей довольно большой компанией ужинали в “Северной гостинице”, где поселились и артисты Малого театра, и Чехов. За первым же ужином и за остальными застольными собраниями всегда как-то так выходило, что Чехов являлся как бы и поводом, и узлом наших собраний. <...> И после первого же ужина, прийдя домой и перебирая впечатления вечера, я не мог не заметить, что в Чехове как в человеке за 5 лет видимо происходила большая работа и заметны были значительные надстройки. Это был уже не веселый юноша <...>, а законченный, почти откристаллизовавшийся характер с дисциплинированной волей и с постоянно действующим внутренним метрономом. <...> В Чехове ничего не выделялось углом, он ничего не подчеркивал ни в себе, ни в других, а был просто весел и просто приветлив. <...> Эта безыскусственность и простота в обращении Чехова <...> тянули и привлекали всех к Чехову. И это чувствовалось и в тоне голоса, и в том внимании, с которым слушали Чехова. Но и говорил Чехов не много и не мало, а именно столько, сколько было нужно, чтоб поддерживать известную температуру настроения». П. А. Сергеенко. О Чехове. — Там же, стлб. 214—215; с. 162, 163.
А. С. Лазарев (Грузинский) в письме Н. М. Ежову вспоминает какой-то «отзыв Чехова при Пальмине о “Русской мысли”», видимо, неодобрительный, но не приводит его, добавляя: «При свидании расскажу». 189, I, 19, л. 386.
С 4 по 15 июля.
Знакомится с одесским журналистом и критиком С. Ю. Сычевским, автором «Литературных очерков» в «Одесском вестнике».
А. Сергеенко вспоминал: «Во время пребывания Чехова в Одессе в 1889 г. как-то вечером мы зашли с ним к известному в Одессе “Николаю”. Это в своем роде историческое учреждение, вроде ауэрбаховского кабачка, с низким потолком, с студентами, с сизым туманом табачного дыма и проч. <...> Но Чехову все это очень понравилось. <...> Вдруг из отдаленного угла послышался голос <...>, показалась и знакомая малорослая фигура одесского литератора Сычевского. <...> Я протянул руку Сычевскому и познакомил его с Чеховым. Для Чехова имя Сычевского было иксом. Но Сычевский, услыхав фамилию Чехова, удержал его руку в своей <...> — “Как я рад, что могу пожать руку Антоши Чехонте. Если б вы знали, сколько я вам обязан лучшими минутами моей бестолковой жизни — минутами чистого смеха: “Драма”, “Злоумышленник”, а “Смерть чиновника”! <...> Это удивительная вещь, в чисто русском духе!”» П. А. Сергеенко. О Чехове. — Там же (см. 4 июля), стлб. 231—233; с. 178—180.
Совершает морскую прогулку на яхте В. К. Цыбульского.
«В то время в Одессе жил некий В. К. Цыбульский, преоригинальнейший субъект. <...> И вот мне пришла мысль познакомить его с Чеховым и московскими артистами. Цыбульский пригласил всех на яхту и угостил нас прелестной прогулкой. <...> Выйдя в море, мы <...> выдумали своеобразное развлечение: придерживаясь за веревку, тянулись за яхтой, лежа в воде. <...> На Чехова морская прогулка произвела опьяняющее впечатление». А. Сергеенко. О Чехове. — Там же (см. 4 июля), стлб. 220; с. 167—168.
Ч. позднее вспоминал, что им овладел тогда «какой-то непонятный задор» — «тот самый задор, который заставил меня купаться среди Черного моря, с яхты, и который побуждал меня делать немало глупостей... Должно быть, психоз». Письма, IV, 85.
5 июля. А. Сергеенко. «На другой день по приезде Чехова в Одессу мы целый день пробродили с ним по бульварам, были на пристани, купались в море. Говорили, разумеется, о будущих планах, о литературе, о театре. Но разговор наш ни разу до дна не доходил, а все больше скользил по верхушкам». П. А. Сергеенко. О Чехове. — Там оке (см. 4 июля), стлб. 215; с. 163.
Вечером присутствует в театре на спектакле «Последняя воля» Вл. И. Немировича-Данченко, в котором участвовали Г. В. Панова, К. А. Каратыгина, Е. П. Александрова, И. Н. Бурдина, А. П. Ленский, О. А. Правдин, И. Н. Греков, Д. В. Гарин.
«Вечером на другой день по приезде Чехова в Одессу мы были с ним в театре, а после театра опять ужинали в роскошной “Северной гостинице”. Так прошло несколько дней». А. Сергеенко. О Чехове. — Там же (см. 4 июля), стлб. 216; с. 164.
«Любовь и предрассудок» Мельвиля (А. О. Ж. Дюверье), 7 июля — «Таланты и поклонники» А. Н. Островского, 9 июля — «Цепи» А. И. Сумбатова (Южина), 10 июля — «Княжна Маня» С. Райского (К. А. Тарновского), 11 июля в бенефис О. А. Правдина — «Друг Фритц» Э. Эркмана и А. Шатриана, 12 июля — «Горе от ума» А. С. Грибоедова, 13 июля — «Дон Жуан» Ж. Б. Мольера, 14 июля в бенефис А. П. Ленского — «Гамлет» У. Шекспира.
П. Д. Боборыкин пишет Ч. письмо из Лоскутной гостиницы в Москве. Вспоминает, что, купив осенью 1888 г. «два томика» рассказов Ч., «с трудом отрывался от них» во время путешествия по Флоренции и на Ривьере. «Как Ваш старший — по летам — собрат, я сердечно приветствую Вас и благодарю за то, что я пережил, читая Ваши правдивые и яркие рассказы, полные оригинальной новизны». В качестве заведующего репертуаром открывающегося осенью театра Е. Н. Горевой просит дать туда пьесу: «Вы меня истинно утешите, поделившись с нами чем-нибудь, новым и крупным. Узнал от Вашего приятеля, Владимира Ив. Немировича, что у Вас есть и две вещицы, еще не игранные в Москве. Дайте их нам». Ч. ответил в конце июля — начале августа. РГБ.
Пьеса «Медведь» поставлена в Ростове-на-Дону на сцене летнего театра в саду «Эрмитаж» труппой артистов под управлением Е. В. Любова. 23.
После 5 июля. А. Сергеенко украинскую кухмистерскую. Беседует о театре, рассказывает о своей работе над пьесами «Иванов» и «Медведь».
Сергеенко вспоминал: «Как-то, прогуливаясь с ним по Одессе, я сказал, что около Александровского сада есть небольшая кухмистерская, содержимая некоей хохлушкой Ольгой Ивановной <...> Перспектива малороссийского борща с помидорами вызывала в нем таганрогские впечатления, о которых он всегда любил поговорить. В кухмистерской обедалыциков уже не было, и Чехов, вообще всегда тяготившийся публикой, был очень доволен этим обстоятельством и нашел небольшую полутемную комнатку кухмистерской отличным помещением. <...> Чехов совсем разошелся и на время превратился в прежнего Антошу Чехонте без всяких тучек на лице. Заговорили опять об искусстве. Речь коснулась театра и чеховских пьес. <...> Помолчавши, он добавил баском:
— Водевили тоже бывают в стихах, — сказал я.
— Нет, не нужно в стихах, — сказал Чехов в виде просьбы. — Я прямо, понимаешь, боюсь стихов, только и могу читать Пушкина.
“Северной гостиницы” на скромные 30-ти копеечные обеды у Ольги Ивановны». А. Сергеенко. О Чехове. — Там же (см. 4 июля), стлб. 216—218; с. 164—166.
6 июля. В отзыве о рассказах Ч., напечатанном в «Одесских новостях» (№ 1328), говорится: «В последнее время, с легкой руки Чехова, в русской беллетристике водворился особый писательский жанр» — «фельетонный эскиз, небольшие этюдики, уличные сценки, наброски карандашом, слегка намеченные силуэты». «В настоящее время журналы и газеты переполнены рассказами à la Чехов <...> к сожалению, подражатели оказались далеко ниже своего оригинала». Из наиболее «удачных вещей» Ч. рецензент называет «Дома», «Тайный советник», «Степь». В статье отмечена также писательская «неровность» Ч.: «рядом с прелестными эскизами, обличающими в нем и тонкую наблюдательность, и умение подойти к предмету с самой интересной стороны, проникнуть в суть его, взять быка прямо за рога, встречаются простые полицейские протоколы, хроника городских и деревенских происшествий, мало остроумные анекдоты, бледные тени» (например, «Недоброе дело», «Ведьма», «В суде»). «Несмотря на целый ряд неудачных рассказов, на неровности и шероховатости писательской кисти, за Чеховым нельзя не признать оригинального и грациозного таланта. Правда, он не дает нам глубоко захватывающих картин, не ставит нам сильных умственных запросов; у него не тип, а типики, но они, эти типики, живут у него и движутся перед нашими глазами. <...> Мы сравнили бы рассказы Чехова по манере, концепции и по силе влияния на воображение читателя <...> с картинами нашего талантливого художника Н. Д. Кузнецова: “После обеда” и “Прогулка”». Подпись: Бета.
6 и 7 (18 и 19) июля. В. Григорович, ожидавший Ч. в Вене, по три раза в день приезжает из Вейдлингау на Северный вокзал встречать его. Днем 7 июля он сообщал А. С. Суворину: «...Чехова нет как нет. Что делать? Ради Бога, будьте терпеливы, уговорите Ан<ну> Ив<ановну> еще подождать, иначе вся поездка Чехова пропала; меня эти два дня ожидания ни свет ни заря на сквозном ветру и холоду — совсем уходили». В тот же день вечером Григорович снова писал Суворину: «...Я в истинном горе; сегодня в пятницу, несмотря на усталость и нервное возбуждение, — я не утерпел и снова отправился в Вену на вечерний (последний) поезд Северной дороги; на нем Чехова опять нет! <...> Он очевидно не выехал во вторник <4-го июля>. Не случилось ли чего?» РГАЛИ, ф. 459, I, 1066, лл. 36—37 и 83—84; Письма русских писателей, с. 37—38 и 38—39.
Рассерженный отсутствием Ч., Григорович жаловался на него Суворину и в письме от 30 июля (11 августа): «Чехов поступил с нами все-таки не по-европейски; следовало обстоятельно написать или телеграфировать о своем намерении, а не заставлять Вас ждать, а меня двое суток терзаться на станции ж. д. Что бы там ни было, но он никогда более не вернет того, что потерял, променяв Ялту на путешествие с Вами: славянин распущенный без твердой внутренней опоры, помогающей управлять собою — вот и все!» РГАЛИ, ф. 459, I, 1066, лл. 30—31; Письма русских писателей, с. 39—40.
«Не дождавшись его, мы поехали своей дорогой... Конечно, все горечи были забыты; мне он по секрету сказал, что, едучи уже к нам на Запад, встретил “кого-то”, и что этот “кто-то” переменил его маршрут, и вместо Запада он очутился, наоборот, на Востоке... Когда же я ему рассказала, как терзались муж и Григорович, он прибавил, что я должна все-таки его простить, так как имею на своей почтовой бумаге чудесный девиз, который ему очень понравился: “Comprendre — pardonner!” <“Понять — значит простить!”>» И. Суворина. Воспоминания о Чехове. — Атеней, с. 190.
8 июля. Знакомится с И. Н. Потапенко, служившим тогда в Одесской земской управе. И. Н. Потапенко преподносит Ч. свою книгу «В деревне. Очерки и рассказы». Одесса, 1887. 281.
Потапенко вспоминал о своем знакомстве с Ч.: «Обо мне он не имел ни малейшего понятия, но ему напел про меня <...> П. А. Сергеенко, и привез его ко мне на дачу. По всей вероятности, он и сам был удивлен незначительностью и ненужностью этой встречи. Я смотрел на него снизу вверх и ждал от него чего-то особенного. <...> Поговорили о чем-то местном и случайном, и он уехал, должно быть пожалев о потраченном времени». Н. Потапенко. Несколько лет с А. Н. Чеховым. — Чехов в восп., 1960, с. 308; Адрес-календарь одесского градоначальства на 1889 год. Одесса, 1888, с. 62.
Первое впечатление Ч. от встречи с Потапенко («бог скуки») оказалось ошибочным. Позднее он признавался: «Одесское впечатление обмануло меня».
Совершает прогулку на Большой Фонтан к морю в компании с артистами Малого театра. Знакомится с К. А. Каратыгиной.
Каратыгина вспоминала об этом дне: «И вот выдался денек полной свободы, и мы компанией отправились на “Большой Фонтан”. Мужчины кончили купанье, вышли на верхнюю площадку и с кем-то оживленно беседуют. Смотрю, молодой человек, стройный, изящный, приятное лицо, с небольшой пушистой бородкой; одет в серую пару, на голове мягкая колибрийка “пирожком”, красивый галстух, а у сорочки на груди и рукавах плоенные брыжжи. В общем впечатление элегантности, но... о ужас!! держит в руках большой бумажный картуз (по-старинному “фунтик”) и грызет семечки... (привычка южан). Спрашиваю: «Кто это?» — «Разве не знаете?! Это Чехов!» — Чехов??! — Грызет семечки? Звезда... Литератор... с фунтиком!.. Чувствую, облака подо мной опускаются... Ленский кричит: «Антон Павлович, идите сюда! позвольте вас представить нашей Клеопатре, которая не верит, что вы Чехов, потому что вы грызете семечки». Чехов живо подошел, раскланялся. «Я самый и есть. Выписан сюда на гастроли. Не угодно ли?» — предлагает мне семечек. <...> Я смущенно помотала головой, а так как почти стемнело и мы собрались ехать, то он предложил мне руку и, продолжая грызть ненавистные семечки, сел со мной на извозчика, всю дорогу убеждал меня погрызть, болтал и смешил. <...> учуял мое несчастное положение, сумел втянуть меня в разговор, и я всю дорогу болтала и хохотала. Вернувшись домой в Одессу в нашу “Северную гостиницу”, мы отправились всей компанией ужинать. Антон Павлович был так мил, так прост, так пленил своим юмором, что я была положительно очарована. С этого дня мы с ним подружились». А. Каратыгина. Воспоминания об Ан. Пав. Чехове. Как я познакомилась с Антоном Павловичем. — ЛН, т. 68, с. 577.
Устраивает веселые чаепития в номере К. А. Каратыгиной в «Северной гостинице».
«Однажды мы с Чеховым получили приглашение от артистки К. Каратыгиной, которая жила под самой крышей и у которой собиралась молодежь Малого театра. Небольшая комната с низким потолком через несколько минут после нашего прихода наполнилась оживленным говором и шутками. Чехову очень понравилось это чаепитие, и постепенно наши бельэтажные чаепития начали переноситься в скромное помещение “наших меньших братьев”, как в шутку говорил Чехов. Чаепития эти скоро приняли кличку: чая с диалогами Антония и Клеопатры <...> Мы шли в таинственный подземный погребок, открытый Чеховым, где покупали отличное цельное вино, затем набирали в фруктовых лавках всякой всячины и поднимались “к нашим меньшим братьям” <...> Нагрузив себя пакетами и коробками, мы, запыхавшись, подымались на четвертый этаж <...> Эти чаепития под крышей иногда превращали Чехова в прежнего Антошу Чехонте». П. А. Сергеенко. О Чехове. — Там оке (см. 4 июля), стлб. 218—219; с. 166—167.
А. Каратыгина вспоминала: Компаньонками моими по хозяйству были: Г. В. П<анова>, молоденькая, только начавшая свой артистический рост девушка, уехавшая в первый раз от папаши и мамаши и всего конфузившаяся. <...> Вторая компаньонка была Е. П. А<лександрова>, немного уже видевшая свет и раньше знакомая с Чеховым. <...> Иногда к нам присоединялся М. Ф. Багров. <...> Сборный пункт был всегда у меня в № 48, в четвертом этаже “Северной гостиницы”. <...> С этого дня пошло у нас с чаепитием такие веселье и смех, какие мог возбудить только Чехов. <...> Беседы наши длились часов до двух, до трех». «...На другой день Антон Павлович принес мне том своих “Рассказов” <...> и <...> надписал на книге: “Великой Артистке Земли Русской”. <...> И я помню, когда разговор начинался о семье, о родных вообще, как он тепло, с какой любовью говорил всегда о своей матери, о сестре, о братьях. С его милейшим братом Иваном он меня познакомил. А как он рассказывал о том, как его берегли и лелеяли мать и сестра! <...> Помню, как Чехов злился на одну из наших дам, которая задумала женить его на прелестной, молоденькой, скромной артистке из хорошей, честной семьи, Г. П<ановой>: “И что эта Л<енская> сует свой нос куда не следует! Никогда артисты, художники не должны соединяться браком. Каждый художник, писатель, артист любит лишь свое искусство, весь поглощен лишь им, какая же тут может быть любовь супружеская?”» К. А. Каратыгина. Воспоминания об А. П. Чехове. Как я познакомилась с Антоном Павловичем. — ЛН, т. 68, с. 577—580, 582.
«Без тебя я жил так же, как и при тебе. Вставал в 8—9 часов и шел с Правдиным купаться. <...> Потом кофе в буфете, что на берегу около каменной лестницы. В 12 ч. брал я Панову и вместе с ней шел к Замбрини есть мороженое (60 коп.), шлялся за нею к модисткам, в магазины за кружевами и проч. Жара, конечно, несосветимая. В 2 ехал к Сергеенко, потом к Ольге Ивановне <в кухмистерскую> борща и соуса ради. В 5 у Каратыгиной чай, к<ото>рый всегда проходил особенно шумно и весело; в 8, кончив пить чай, шли в театр. Кулисы. Лечение кашляющих актрис и составление планов на завтрашний день. <...> После спектакля рюмка водки внизу в буфете и потом вино в погребке — это в ожидании, когда актрисы сойдутся у Каратыгиной пить чай. Пьем опять чай, пьем долго, часов до двух, и мелем языками всякую чертовщину. В 2 провожаю Панову до ее номера и иду к себе, где застаю Грекова. С ним пью вино и толкую о Донской области (он казак) и о сцене. Этак до рассвета. Затем шарманка заводилась и начиналась вчерашняя музыка. Все время я, подобно Петровскому, тяготел к женскому обществу, обабился окончательно, чуть юбок не носил...».
О пребывании Ч. в Одессе сообщает фельетонист «Новороссийского телеграфа» (№ 4472) и рекомендует его своим читателям: «Купите одну из его книжек и читайте. <...> Антон Чехов, это один из очень крупных талантов, делающих честь русской литературе».
Пьеса «Медведь» поставлена в Екатеринославе на сцене летнего театра в Городском саду труппой Товарищества драматических артистов (режиссер — М. К. Стрельский). 9.
Около 10 июля. А. Каратыгиной — на книге «В сумерках» (изд. 2-е., 1888). Письма, XII, 157.
Ч. намеревается уехать из Одессы, но затем откладывает отъезд. «Совсем было уж уложился, заплатил по счету, но пошел на репетицию проститься — и там меня удержали. Один взял шляпу, другая палку, а все вместе упрашивали меня так единодушно и искренно, что не устояла бы даже скала; пришлось остаться». Письма, III, 230.
«После недельного пребывания в Одессе Чехов заметно стал тяготиться и гостинично-театральной жизнью, и поздними ужинами в залитой электричеством столовой. <...> Ясно было, что Чехов сыт Одессой. <...> Заговорили о Ялте. В Ялте тихо, хорошо. Можно удить рыбу и мечтать. Можно уединяться и работать. Чехов <...> решил ехать туда. <...> Но когда однажды вечером он заявил за кулисами о своем отъезде, там поднялась целая буря протестов. Чехова окружили и малые, и большие артисты и с такой горячностью начали выражать Чехову свои чувства, что он не выдержал, разумеется, и остался». А. Сергеенко. О Чехове. — Там же (см. 4 июля), стлб. 220—221; с. 168—169.
Между 10 и 15 июля. Дарственная надпись Ч.: «Клеопатре Александровне Каратыгиной на память о 48 № Северной гостиницы от одесского гастролера» — на фотографии. Письма, XII, 157; К. А. Каратыгина. Воспоминания об А. П. Чехове... — ЛН, т. 68, с. 580.
Дарственная надпись Ч.: «Глафире Викторовне Пановой. Будущему светилу с громадной славой и с 12 000 жалованья от автора» — на книге «В сумерках» (изд. 2-е, 1888). Письма, XII, 157.
12 июля. «Горе от ума» А. С. Грибоедова (бенефис И. Н. Грекова), в котором участвовали также А. П. Ленский, О. А. Правдин, М. Ф. Багров, И. П. Уманец-Райская, П. П. Павлова, М. Н. Правдина, Е. П. Александрова, К. А. Каратыгина. «“Горе от ума” сошло скверно, “Дон-Жуан” и “Гамлет” хорошо. Сборы плохие». См. 5 июля.
13 июля. Вечером — на спектакле «Дон Жуан» Ж. Б. Мольера, в котором участвовали А. П. Ленский, О. А. Правдин, Г. В. Панова. См. 5 июля.
Пьеса «Медведь» поставлена в Ефремове на сцене театра в Городском саду труппой Общества русских драматических артистов (режиссер — Г. И. Леонов). 9.
14 июля. «Гамлет — принц Датский» У. Шекспира с участием А. П. Ленского, О. А. Правдина, И. Н. Грекова, И. П. Уманец-Райской. См. 5 июля. Письма, III, 231.
Около 15 июля. А. Каратыгиной о намерении поехать на Сахалин, просит не рассказывать об этом в Москве. А. Каратыгиной от второй половины июля — нач. авг. 1889 г. РГБ.
15 июля. В 5 час. дня уезжает из Одессы в Ялту на борту парохода «Вел. кн. Ольга», шедшего из Практической гавани крымско-кавказским пассажирским рейсом Одесса — Батум. Письма, III, 229; «Движение пароходов “Русского общества пароходства и торговли”» — «Одесские новости», № 1336; «Одесский вестник», № 187.
«Прощание <...> вышло трогательное. Насилу отпустили. Поднесли мне два галстуха на память и проводили на пароход. Я привык и ко мне так привыкли, что в самом деле грустно было расставаться». Письма, III, 231.
П. А. Сергеенко вспоминал: «Его провожал целый цветник шляп, зонтиков и развевающихся платков, Чехов тоже махал с палубы шляпой и шутливым баском перебрасывался прощальными приветствиями. Но от его лица не веяло ни осенью разлуки, ни весною свидания». П. А. Сергеенко. О Чехове. — Там же (см. 4 июля), стлб. 221; с. 169.
«Трагик поневоле» упомянута в газетах в числе «новых пьес», которые «в минувшем июне месяце разрешены к представлению». «День», № 399; аналогичное сообщение напечатано в МВед., 17 июля, № 195.
16 июля. Ч. пишет в Сумы брату Ивану Павловичу: «Я еду в Ялту и положительно не знаю, зачем я туда еду. Надо ехать и в Тироль, и в Константинополь, и в Сумы <...> А тут еще лень, нежелание ехать куда бы то ни было, равнодушие и банкротство... Живу машинально, не рассуждая. <...> У меня нет ни желаний, ни намерений, а потому нет и определенных планов».
Вечером (по расписанию движения пароходов — в 7 час. ) прибывает в Ялту. Встречают (по просьбе П. А. Сергеенко) местный журналист Д. М. Городецкий и студент И. Я. Гурлянд. Останавливается в меблированных комнатах на даче наел. Г. Г. Фарбштейна — на Набережной улице рядом с Городским садом.
Приезд Ч. был отмечен в «Списке лицам, прибывшим в г. Ялту», напечатанном в местной газете: «Чехов А. П. Писатель. <Из> Одессы. Д<ача> Фарбштейн». «Ялтинская справочная газета», 20 июля, № 155.
«В местной газетке, которая выпускалась тогда под моим наблюдением, печатались, между прочим, списки приезжих. Попал туда и Чехов. Мы не выдержали искушения и прибавили: «писатель». Чехов пришел в типографию недовольный.
— Зачем вы это сделали? Почему я писатель? Я прежде всего врач, а не писатель». Гор. <Д. М. Городецкий>. А. П. Чехов. Воспоминания. — «Русская правда», 1904, 3 июля, № 91.
Я. Гурлянд вспоминал позднее о встрече Ч. в Ялте: «Я ждал его на пристани. Хотя море, казалось, было тихо и покойно на редкость, но бедного А<нтона> П<авловича> так закачало, что он еще на следующий день все жаловался, что под ним земля колышется.
— Пропала, должно быть, и моя новая пьеса <“Леший”>, и мой новый рассказ <“Скучная история”>, — шутил он. — Чувствую, что они сболтались в голове от этой подлой качки». Арс. Г. <И. Я. Гурлянд>. Из воспоминаний об А. П. Чехове. — «Театр и искусство», 1904, № 28, 11 июля, с. 520.
О пьесе «Иванов» и желательности поставить ее в Одессе с привлечением автора говорится в местной газете. Автор заметки протестует против намерения труппы Малого театра показать в Одессе (слухи не подтвердились) «пользующуюся скандальной известностью фельетон-пьесу г. Суворина “Татьяну Репину”, не имевшую, как известно, успеха в Одессе и вызвавшую почти единодушное порицание в печати», и рекомендует ставить «более подходящие пьесы». «Мы бы посоветовали поставить вторично так прекрасно сыгранную московскими гостями <труппой Н. Н. Соловцова> драму г. Немировича-Данченко “Последняя воля” или “Иванова” — г. Чехова, имевшую большой успех в Одессе <см. 28 апреля> и на столичных сценах <...> Кстати, молодой автор “Иванова” находится теперь, если не ошибаемся, в Одессе, и драма его могла бы быть поставлена под его руководством». «Одесский листок», № 188, отд. Театр и музыка.
О намерении П. П. Соколова писать портрет Ч. упоминается в газ. «День» (№ 400): «известный русский акварелист художник П. П. Соколов», написав в натуральную величину «весьма замечательный» портрет С. Н. Терпигорева (Атавы), намеревается также писать «портреты двух других писателей — Г. И. Успенского и Ант. П. Чехова, а также избранные сцены из литературных произведений всех этих трех писателей».
С 16 июля по 9 августа. Ч. находится в Ялте.
Я. Гурлянд, тогда 20-летний студент Демидовского юридического лицея в Ярославле, познакомившийся с Ч. в Ялте, вспоминал: «Да, это было хорошее время в жизни Чехова. В одном из писем его от <марта> 1892 г. я нахожу такую фразу: “В жизни человека много тяжелого, но только несколько минут удовольствия, а тогда (лето в Ялте) у меня было удовольствие”». <И. Я. Гурлянд>. Из воспоминаний об А. П. Чехове. — «Театр и искусство», 1904, № 28, 11 июля, с. 522.
Многие существенные детали отмечены также в воспоминаниях Д. М. Городецкого: «Я жил тогда оседло в Ялте и получил письмо от П. А. Сергеенко, что Чехов едет отдохнуть пару месяцев на Южном берегу и что о нем, как приезжем, надо позаботиться. <...> В то время популярность Чехова была так велика, что его знакомства искали решительно все: мужчины, дамы, девицы, старики, молодые. Меня осаждали просьбами “познакомить с Чеховым”, “привезти Чехова” и т. д. <...> Надоедали мне, но еще больше, конечно, надоедали самому Чехову. Когда он проходил по набережной, на него указывали пальцами и называли его имя, в городском саду — улыбались при встрече и преследовали по пятам. В номер к нему являлись какие-то личности и предлагали: кто устроить совместно благотворительный спектакль, кто — отправиться вместе ловить в море рыбу, кто — поехать вместе на обед в “очень аристократический дом”. Являлись личности и с рукописями, которых надо было выслушивать, обнадеживать, ободрять. Являлись рукописи и без личностей — являлись таинственно, неизвестными путями и неизвестно от кого попадая на стол, с просьбой высказать откровенно свое “высоко компетентное мнение”. Так что Чехову не приходилось скучать. Напротив, ему невозможно было бы скучать, если бы он этого и захотел. Как относился Чехов ко всем этим назойливым приставаниям? Сердился ли он? Нет, он относился к ним со своим обычным добродушием и юмором. Чехов уже тогда отличался замечательной выдержкой».
«Однажды Чехов пришел ко мне в то время, когда я писал срочный фельетон для какой-то провинциальной газеты.
— Да, творю... постылое дело.
условие: пиши, пиши и пиши.
— Да, но не всякому суждено сделаться писателем в настоящем смысле слова.
“в настоящем смысле слова”? — горячо заговорил Чехов. — Я получил вчера рукопись на прочтение и знаете, что увидел там с первых строк. Автор цитирует место из Щедрина — о высоком призвании писателя и со страстной тоской говорит о том, как и ему хотелось бы отдать свою душу, всю свою жизнь за то, чтобы достигнуть этого высокого счастья — сделаться писателем. Меня это даже тронуло. Боже мой, какая увлекаемость! Какая удивительная увлекаемость! Но вместе с тем это странно. Почему надо непременно сделаться писателем? Обществу всякие службы нужны. Быть хорошим врачом, пастухом, воином, земледельцем не менее почетно, чем быть хорошим писателем.
Когда Чехов так говорил, то за объективным обсуждением теоретического вопроса я почувствовал в его словах то, чего он, может быть, не хотел выдвигать: я почувствовал “увлекаемость” (подлинное выражение) Чехова тоскою чужой души». Д. Гор. <Д. М. Городецкий>. А. П. Чехов. Воспоминания. — «Русская правда», 1904, 3 июля, № 91.
«...Популярность Чехова основывалась главнейшим образом — страшно сказать — на его водевиле “Медведь” <...> “Иванов” и “Медведь” — вот о чем говорили, называя имя Чехова. “Иванов” был предметом любопытства и споров, “Медведь” был предметом восторгов <...> Чехов мало говорил об этой пьеске, но любил ее. <...> Но зато он очень интересовался “Ивановым” и часто возвращался к разговорам на эту тему. Неуспех, постигший в общем итоге пьесу, рядом с признанием ее литературности и с любопытством, возбужденным ее новыми приемами, объяснялся, по мнению Чехова, привычкой к устарелым формам:
волочатся, говорят глупости. И вот надо, чтобы это было видно на сцене. Надо создать такую пьесу, где бы люди приходили, уходили, обедали, разговаривали о погоде, играли в винт..., но не потому, что так нужно автору, а потому, что так происходит в действительной жизни. <...>
— Значит, натурализм в духе Золя? — спрашивали его.
— Не надо ни натурализма, ни реализма. Не надо подгонять ни под какие рамки. Надо, чтоб жизнь была такая, какая она есть, и люди такие, какие они есть, а не ходульные.
— Что же, думаете писать новую пьесу? — спросил я однажды у Чехова.
». Д. Городецкий. Между «Медведем» и «Лешим». Из воспоминаний о Чехове. — «Биржевые ведомости», 1904, 18 июля, № 364.
В разговоре с И. Я. Гурляндом обещает помочь ему в публикации стихов в «Северном вестнике».
Гурлянд вспоминал об этом в письме (б/д) к Чехову, полученном им 28 сентября: «Вы в Ялте как-то обещали или сказали мне (точно не помню) послать мои стихи Плещееву. Тогда дело не склеилось». РГБ.
А. Стрепетову (отдыхавшую в окрестностях Ялты на даче Хорошавина. «Список лицам, прибывшим в г. Ялту и окрестности 1 июня 1889 г.» — «Ялтинская справочная газета», 3 июня, № 115).
«Как-то Чехов поехал навестить Стрепетову, которая проводила лето не то в Симеизе, не то в Кореизе. Надо запомнить, что Стрепетова в минувший сезон играла в “Иванове” Сарру (еврейку, постылую жену) и имела большой успех. Стрепетова всегда была известна как прекрасная собеседница и живой человек.
— Что же, — спросил я Чехова, — хорошо провели время? Но у Чехова было “хмурое” лицо.
настроение испортили. <...>
Через несколько дней после этого Чехов, видимо, под влиянием поездки к Срепетовой, сказал мне:
успех!..» Д. Городецкий. Между «Медведем» и «Лешим». Из воспоминаний о Чехове. — «Биржевые ведомости», 1904, 18 июля, № 364.
А. Левентона) кефир и кумыс и затем открывшему в своем дерекойском доме заведение «Паначия Бахча».
Е. М. Шаврова вспоминала об этой поездке: «Помню, когда мы шли по шоссэ, то недалеко от города увидели чью-то очень красивую дачу, точно кружевную <...> “Когда я вижу такой красивый дом и сад, — сказала я, — то мне всегда кажется, что здесь должны жить непременно очень счастливые люди!” <...> Антон Павлович ничего не возразил на это и только серьезно и внимательно посмотрел на меня. Когда мы уже довольно далеко отошли от красивого дома, то, наклоняясь ко мне, он тихо произнес: “...Мне кажется, Вы очень ошибаетесь, но это потому только, что Вы жизни совсем не знаете... Запомните, сударыня, что там, где богатство и роскошь, вряд ли может быть что-нибудь хорошее. Да-с!” <...> Почти стемнело, когда мы отыскали жилище Нури. <...> Нури ожидал нас у входа. <...> А потом угощал кофе <...> Антон Павлович сидел рядом с Нури на самом почетном месте, пил кофе и говорил с ним <...> Говорил так внимательно, расспрашивал так подробно обо всем, как будто был первым другом Нури, жил его жизнью и превосходно разбирался в его делах». Е. М. Шаврова-Юст. А. П. Чехов. Из книги «В стране минувшего». Воспоминания об Ан. П. Чехове. — РГБ; ср. Таганрогский сб., вып. 3, с. 275—276.
Я. Яхненко, знакомится с местным обществом.
Е. М. Шаврова позднее вспоминала о приезде Чехова в Ялту и своем знакомстве с ним:
«— Приехал! Приехал! — еще издали кричал нам поручик Шмидт, взволнованно махая белой фуражкой. — Еще вчера утречком приехал из Одессы, остановился у Фарбштейна, кофе пил у Берне и обедал в городском саду. <...> Мадам Яхненко устраивает большущий пикник в Массандру, Вас приглашает. <...>
На поляне, под старыми развесистыми деревьями, недалеко от массандровской церкви, был привал. <...> Было много молодежи, барышень, студентов и офицеров. <...> И все мы были горды и счастливы уже одним сознанием, что нас познакомили с самим Чеховым и что мы пожали его руку. <...> Высокий, стройный, худощавый, он чуть горбился. Мягкая серая фетровая шляпа была отсажена назад, лицо белелось в тени и небольшая прядь волос упала на лоб. <...> У него были удивительно добрые, ясные, немного насмешливые глаза и прелестная улыбка. <...> Потом мы устроили живые картины. В них, между прочим, участвовал Антон Павлович. Он изображал монаха-отшельника, молящегося в гроте. Картину эту осветили красными бенгальскими огнями, и вышло очень красиво. Пели хором: “Нелюдимо наше море”, “Дни нашей жизни” и другие песни, декламировали стихи, свои и чужие, пробовали эхо и даже танцевали. <...> На обратном пути я очутилась в коляске мадам Яхненко, а против нас сел Чехов. <...> Внизу, глубоко под нами, была Ялта, шумело море <...>
“Красиво здесь, — сказал Чехов, — я приехал из Малороссии, из деревни. Весной там очень хорошо. А в прошлом году я жил в Феодосии... там такое чудесное море и купанье такое, что не хочется выходить из воды. Здесь хорошо бы купить дачу или участок земли, можно построиться...” Мадам Яхненко отвечала что-то, и они начали говорить о ценах на землю и дачи, о долгосрочной аренде, о воде, табаководстве и о местном населении. <...> Из горного ущелья Уч-Кош вдруг потянуло острым холодком <...> “Смотрите, не простудитесь, барышня, — ласково сказал Антон Павлович, наклоняясь ко мне. — Крымские ночи опасны, можно легко схватить лихорадку”. И он заботливо поплотнее укрыл меня пледом». Е. М. Шаврова-Юст. А. П. Чехов... — РГБ; ср. Таганрогский сб., вып. 3, с. 268—269.
18 июля. Ч. представляет в управление ялтинского участкового пристава вид на жительство («Аттестат» Московского университета от 15 ноября 1884 г.), на листах к которому ставится отметка: «В 1-м участке Ялты явлен 18 июля 1889 г. и записан в книгу у дачевладельца Фарбштейна».
М. Кондратьеву, чтобы авторский гонорар за спектакли высылался в Сумы на имя М. П. Чеховой. Письма, III, 231.
26 июля Кондратьев отослал казначею Общества русских драматических писателей и оперных композиторов А. А. Майкову расчетный лист № 262 от 24 июля на выплату 150 р. М. Кондратьева на письме Ч. — РГАЛИ, ф. 2097, 2, 1021, л. 5.
Ч. пишет сестре Марии Павловне, рассказывая о своем пребывании в Ялте: «Живу я на очень приличной даче, плачу за 1½ комнаты 1 рубль в сутки. Море в двух шагах. <...> К сожалению, у меня много знакомых. Редко остаюсь один. Приходится слушать всякий умный вздор и отвечать длинно. Шляются ко мне студенты и приносят для прочтения увесистые рукописи. Одолели стихи. Все претенциозно, умно, благородно и бездарно. <...> В Ялте можно работать. Если б не добрые люди, заботящиеся о том, чтобы мне не было скучно, то я написал бы много». «Уехал бы за границу, но потерял из виду Суворина. <...> Я скучаю по Луке. <...> По целым часам я просиживаю на берегу, жадно прислушиваюсь к звукам и воображаю себя на Луке».
А. Юргенсон (Arv. Jürgensohn) в письме к Ч. из Берлина просит разрешить перевести «Рассказы», которые ему «необычайно нравятся», и «сделать их доступными немецкой публике». «Это особенное искусство создавать новеллы, и я искренно восторгаюсь, например, прелестным и трогательным “Ванька”». Столь же высоко он оценивает «искусные и правдивые рассказы “Тиф”, “Поцелуй” и многие другие». Сообщает, что «долго жил в России» и поэтому ручается за «точный перевод». Обещает при случае прислать образцы своего труда.
Пьеса «Иванов» поставлена в Орле на сцене летнего театра в саду «Эрмитаж» труппой Товарищества артистов под управлением Н. А. Корсакова. Список пьес, июль 1889, с. 20.
Пьеса «Медведь» поставлена в Тифлисе в переделке Гр. Вольского (Умципаридзе) с использованием мотивов грузинского национального быта.
Утром встречается с Е. М. Шавровой в павильоне французской кондитерской-кафе Ю. И. Верне на Набережной.
«И вот мы сидели вдвоем за столиком и молчали. Я вдруг оробела, не находила слов, обжигала себе губы горячим кофе и крошила на скатерть песочное пирожное, которое нам подали. <...>
— Антон Павлович, — начала я, собравшись с духом и с отчаянной решимостью, — вот что я хочу сказать Вам: я... я тоже написала маленький рассказ <“Софка”>, там в степи, у нас на хуторе... И вот я подумала, что, может быть, Вы будете так добры прочитать его и скажете мне Ваше мнение... <...>
<...> Это очень хорошо, и я непременно прочту Ваш рассказ, обещаю Вам это. Хотя теперь и очень жарко, и я здесь отдыхаю... Но даю Вам слово, что все-таки сейчас же прочту Ваш рассказ, как только получу его, и скажу, годится ли он и стоит ли Вам писать. <...> Мы сделаем так, — продолжал Антон Павлович. — Вы положите Ваш рассказ в конверт и отнесете его в магазин Синани, здесь на набережной. Называется этот магазин “Русская избушка”. Я там часто бываю. Возьму Ваш рассказ и тотчас же прочитаю». М. Шаврова-Юст. А. П. Чехов... — РГБ; ср. Таганрогский сб., вып. 3, с. 269—271.
Между 18 июля и 9 августа. Ч. совершает поездки по окрестностям Ялты и прогулки по городу.
М. Шаврова вспоминала: «Мы почти ежедневно встречались с Антоном Павловичем в городском саду, где он обедал и бывал по вечерам на музыке, и на набережной у моря, у M-me Яхненко. Заходил он и к нам на дачу <Торлецкого>. Часто устраивались поездки по окрестностям Ялты, в Гурзуф, Ореанду или на водопад Учан-Су. Ездили мы и в Алупку, Симеиз, Мисхор и лесничество».
«...О развлечениях Антона Павловича заботились, казалось, все его знакомые и весь город. Он почти никогда не бывал один, что, вероятно, немало тяготило его. <...> Всего чаще Чехов бывал с одним болезненного вида чиновником по фамилии Шапошников, очень бледным человеком с рыжими усами необыкновенно длинными <...> Антон Павлович называл его просто “Усы”, и эти усы следовали за ним неотступно, как тень. <...> Антон Павлович любил давать прозвища <...> Так, одного приезжего, с очень ярко выраженным типом, по фамилии Франк, Антон Павлович называл просто: “Зильбергрошем”, говоря, что целого франка он не стоит. Меня и моих сестер он называл “фарфором” или “фарфоровыми барышнями”. <...> Разумеется, об этом названии мы узнали уже после отъезда Антона Павловича <...> Узнали также, что меня он называл “Синичкой”, хорошенькую Олю “Конфеткой”, а младшую сестру Ашу — просто “Дудочкой”. <...>
своей палочкой. А за ним идут рыжие “Усы”, глухонемой Петров, очень жизнерадостный человек и Дон-Жуан большой руки, имевший свою типографию в Ялте, поэт Шуф, в красной шелковой рубашке, писатель Гурлянд, художник Чернявский в живописной блузе и бархатном берете, поручик Шмидт и другие почитатели и поклонники. Идут целой толпой, точно ученики за учителем. Я так их и называла и всегда говорила: “Антон Павлович, Вы и Ваши апостолы”. В ответ на это он тоже всегда смеялся и говорил: ”Но ведь у меня нет никакого учения. Какие же у меня могут быть апостолы?» (Из числа знакомых Чехова в Ялте в то время находились также С. Н. Филиппов, М. А. Суворин.)
«Он грустил, томился и очень скучал в Ялте... Часто уезжал с “Усами” и другими апостолами на два, на три дня в Бахчисарай, на Яйлу, в Балаклаву или Алушту. Часто отправлялся с ними также и на рыбную ловлю. <...> Рассказывал <...> о том, как вкусна уха, сваренная из только что пойманной, самой свежей рыбы, и как чудесно ее умеет варить дьякон ауткинской церкви отец Василий».
«Помню, как мы ездили большой компанией на маяк Ай-Тодор навестить одного морского офицера, знакомого Антона Павловича, которого он называл “флотом”. <...> Надо было видеть, как он обрадовался Антону Павловичу, как целовал его, как благодарил его и всех нас за то, что мы приехали навестить его. <...> Потом он водил нас по своим владениям, показывал устройство маяка <...> Потом угощал нас чаем и вином и проводил с горы вниз до шоссейной дороги, где нас ожидали экипажи».
«Ездили мы еще в Ливадию, в гости к тамошнему виноделу, синьору Букколини, бывшему баритону итальянской оперы, живописному старику. <...> Букколини водил нас по длинным коридорам погребов и давал объяснения <...> А потом мы все сидели на высоком, резном балкончике в доме Букколини, на солнышке <...> А сам наш любезный хозяин, вспоминая старину, пел нам “Una furtina lagrima” <ария из оперы Г. Доницетти “Любовный напиток” и со мной дуэт из оперы Бойто “Мефистофель” — “Lontano, Lontano” <...> Все, все нравилось писателю, и он, по-видимому, не скучал и был доволен».
В Алупке, в парке Воронцовского дворца, Ч. беседовал с Шавровой о ее рассказе: «Мы шли вниз к морю, когда Антон Павлович сказал мне: “Я прочел Ваш рассказ, и он мне очень понравился. <...> Здесь мне приносят много рассказов для прочтения, но Ваш рассказ самый лучший, хотя Вы и барышня, и жизни совсем не знаете... <...> Повторяю, рассказ хорош и вполне годен для печати, и если Вы желаете, его можно напечатать. <...> Кое-что я почиркал карандашом, — продолжал он, — немного изменил конец, Вы увидите, но все это такие мелочи! <...> Пишите и растите большая! <...> Даже небольшим писателем хорошо быть <...> А главное, главное надо иметь в жизни “зацепочку” <...> то есть что-нибудь дорогое, свое: например, любимое занятие, дело, искусство, идею, — все равно, но что-нибудь непременно надо иметь <...> Вот такой зацепочкой и может стать для Вас Ваше писательство”. <...>
<...> “Теперь Вы будете писать, раз начали”. <...> Мой первый рассказ “Софка” из жизни на кавказских минеральных водах Антон Павлович назвал “Кисловодской идиллией”. <...> Антон Павлович увез его с собой из Ялты, и он действительно очень скоро был напечатан в одной большой газете <“Новое время”>». М. Шаврова-Юст. А. П. Чехов... — РГБ; ср. Таганрогский сб., вып. 3, с. 271—275.
Отредактированная Ч. рукопись сохранилась. Соч., XVIII, 97—105.
Между 19 июля и 9 августа. «Прекрасная Елена», «Птички певчие» («Перикола») Ж. Оффенбаха, «Корневильские колокола» Р. Планкетта, «Бокаччо» Ф. Зуппе, «Цыганкий барон» И. Штрауса, «Красное солнышко» («Маскотта») Э. Одрана, «Сердце и рука» Ш. Лекока, «Гаспарон» К. Миллёкера и др. В числе основных исполнителей — С. А. Бельская, Воронцова, А. В. Шорохова, Н. А. Биязи, В. Е. Владимиров, С. Н. Новиков, О. В. Щетинин. «Крымский вестник», 8 июля, № 146; «Крым», 26 июля, № 87.
20 ноября в письме А. С. Суворину Ч. вспоминал «опереточную труппу в Ялте». «С хористками я был знаком. Помнится мне одна 19-летняя, которая лечилась у меня и великолепно кокетничала ногами. <...> Хористки были со мной откровенны <...> Чувствовали они себя прескверно...» Письма, III, 288.
М. Городецкий вспоминал, что однажды Ч. сообщил ему: «Сегодня ко мне как к врачу обратилась одна театральная хористка <...> и я прописал ей рецепт». «Чехов и мне как-то прописал что-то “Наружное” и, видимо, был очень доволен. Эта черта тогдашнего Чехова — заслонить еще ничем не заявившим себя врачом известного уже всей читающей России писателя — тоже была, пользуясь выражением Чехова, очень трогательна». Гор. (Д. М. Городецкий). А. П. Чехов. Воспоминания. — «Русская правда», 1904, 3 июля, № 91.
О судьбе хористки Орловой, с которой Ч. тогда познакомился, ему писал потом С. Н. Филиппов. См. 8 июля 1890 г. Впечатления о ялтинских спектаклях этой опереточной труппы легли в основу отредактированного Ч. рассказа Е. М. Шавровой «Птички певчие», в котором изображена незавидная участь хористки Поленьки. См. 20 ноября.
20 июля. «Медведь» поставлена на сцене театра Петровского парка в Москве труппой Товарищества русск. драматич. артистов под управлением А. П. Гегер-Глазуновой, режиссер Н. С. Вехтер. Роли исполнили: Попова — Ивановская, Смирнов — Лебедев, Лука — Островский. «Московский листок», № 200; «Новости дня», № 2170.
«Медведь» в Тифлисе в грузинской переделке Гр. Вольского напечатано в местной газете (на грузинск. языке). Роли исполнили: Попова (в грузинском тексте — Ирина Перадзе) — М. Сафарова, Смирнов (Паата Гвритиашвили) — В. Абашидзе. «Иверия», № 152.
Пьеса «Иванов» поставлена в Новоград-Волынске на сцене театра Корытного труппой любителей. Список пьес, июль 1889, с. 19.
А. Сергеенко.
«В Ялту я приехал только через неделю и застал Чехова еще более ушедшим от всех, хотя вокруг него уже успел образоваться налет почитателей и почитательниц. Но Чехов заметно томился жизнью богемы и внутренне все больше и больше съеживался. Им завладел художник и стал, наконец, привинчивать его к столу над начатой им меланхолической “Скучной историей”». П. А. Сергеенко. О Чехове. — Ежемесячные приложения к «Ниве», 1904, № 10, стлб. 221; О Чехове, с. 169.
После 23 июля. М. Городецким и П. А. Сергеенко едет в горноклиматическую лечебную станцию «Исар» доктора К. Л. Карпинского (в 5 верстах от Ялты по водопадной дороге через Аутку) навестить больную туберкулезом жену Городецкого.
Дочь Городецкого Евгения напоминала Ч. об этой поездке в письме 2 марта 1899 г.: «...Когда Вы были в Ялте, я познакомилась с Вами, м<ожет> быть, Вы смутно помните, как дядя Петя, папа, Вы и две маленькие девочки — Женя и Таня — ездили в Исар к больной матери...». РГБ.
25 июля. Пьеса «Медведь» поставлена в Луцке на сцене летнего театра в Городском саду труппой Товарищества артистов (распорядитель — Э. Б. Артуров). 14.
Н. А. Лейкин пишет Ч.: «Что это от Вас ни строчки, добрейший Антон Павлович! <...> Пишу наугад, не зная, застанет ли это мое письмо Вас в Сумах. <...> Я здоров, сделал небольшую поездку по Северу <...> Едете ли Вы в Париж, как задумывали? Я, ежели Бог грехам потерпит, поеду в половине сентября <...> Надо побывать. Очень уж много чудес про выставку и пишут и рассказывают». Ч. ответил 13 августа. РГБ.
Пьеса «Медведь» поставлена в Меленках членами меленковского музыкально-драматического кружка. 15.
Пьеса «Предложение» поставлена в Ташкенте на сцене театра в Городском саду труппой артистов-любителей. 34.
Конец июля. А. Сергеенко.
«Перед моим отъездом на пароходе на Чехова опять нашла волна прежней юношеской веселости. И передо мною в последний раз промелькнул милый Антоша Чехонте. После этого я никогда уже не видел Чехова совершенно безоблачным и беззаботно веселящимся».
«В памяти у меня осталось одно замечание Чехова. Когда я сказал ему, что, вероятно, Ялта даст ему новые краски для его работы, Чехов возразил:
». Сергеенко. О Чехове. — Ежемесячные приложения к «Ниве», 1904, № 10, стлб. 221; О Чехове, с. 169.
Июль. В. К. Миткевич в письме (б/д) из Чугуева обращается к Ч. с просьбой о франц. переводе «Медведя»: «Несколько раз я видел на сцене одно из Ваших превосходнейших произведений, именно водевиль “Медведь”, и он мне так понравился, что я его перевел на французский язык и хочу попробовать поставить его на сцену в Париже, куда я еду в самом начале сентября. Считаю необходимым сообщить, что перевод сделан очень хорошо <...> Не думаю, чтобы Вы имели что-либо против моей просьбы, так как постановка Вашего произведения на парижской сцене может только увеличить Вашу вполне заслуженную репутацию как одного из талантливейших русских беллетристов». Ч. ответил 12 августа. РГБ.
Конец июля — начало августа. Ч. посылает письмо (неизв.) П. Д. Боборыкину — ответ на его письмо от 5 июля (о получении этого письма Ч. известил брата Ивана Павловича 16 июля). См. 24 августа.
|